Многие предания указывают, что Акинфий Демидов перерабатывал у себя, главным образом на Невьянском заводе, серебро и чеканил в подземельях Невьянской башни собственную монету.

Однажды во дворце Акинфий Демидов, допущенный туда благодаря своим связям, играл за одним столом с императрицей Анной Иоанновной в карты. Заводчик был неуклюж, не обладал лоском придворного, и ему жал плечи французский кафтан, но он был страшно богат, а за это многое прощается. Акинфий рассчитывался по проигрышу новенькими монетами. “Моей или твоей работы, Никитич? – спросила партнера с намеком императрица. “Мы все твои, матушка-государыня, – уклончиво, но ловко ответил Демидов, – и я твой, и все мое – твое!” Государыня и придворные рассмеялись.

Но в начале 1745 г. один из участников подпольных испытательных работ, иностранец Филипп Трегер, служивший у Акинфия штейгером, внезапно сбежал и, опасаясь доноса о сокрытии найденных в Колыванских рудниках золота и серебра, Демидов поспешил сам сообщить императрице Елизавете Петровне об открытых им рудных богатствах, прося ее об освидетельствовании его приисков.

Серебро по повелению императрицы было употреблено на сооружение раки для мощей Александра Невского в Большой соборной церкви Александре-Невской лавры.