В научно-популярной литературе, посвященной литературным связям Пушкина и Гоголя в 1831 г., обязательно приводится гоголевское письмо А.С. Данилевскому от 2 ноября 1831 г.: «Все лето прожил я в Павловске в Царском Селе… почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я».
Несмотря на то, что легенда о «дружбе» Гоголя и Пушкина давно разрушена, к ней по-прежнему обращаются современные авторы.
Бесспорно, упрощенная формула «дружбы» хорошо вписывается в контекст популярных изданий, однако следует обратиться непосредственно к письму Гоголя и прокомментировать его. Письмо начинается с отчета Гоголя о выполнении просьбы друга о присылке ему модных французских романсов, а также экземпляра только что вышедшей первой книжки «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Только под конец письма Гоголь приступает к главной для него теме: «Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе. Стало быть, не был свидетелем времен терроризма, бывших в столице». В этой фразе типичное гоголевское преувеличение, потому что «все лето» он жил все-таки в Павловске, а в Царском Селе лишь бывал. Что касается «времен терроризма» (имеются в виду прежде всего так называемые холерные бунты в Петербурге) — это один из немногих примеров, где Гоголь, хотя и вскользь, высказывается на общественно-политическую тему. И далее в чрезвычайно торжественном тоне сообщает то, что, несомненно, должно поразить скромного приятеля — об избранном круге, в котором он находился «все лето»: «Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей». «Сии мужи» — эпитет, приложенный к Пушкину и Жуковскому. Не менее просто обращается Гоголь с едва знакомыми ему фрейлинами А.С. Урусовой и А.О. Россет, упоминаемыми в конце письма, — «Сильфида Урусова и Ласточка Розетти» явно указывает на короткость их отношений, которых в действительности не было.
Что же касается пресловутой фразы «Жуковский, Пушкин и я», то еще в 1922 г. литературовед А.С. Долинин заметил, что по ритму и интонации она близка к известному изречению И.А. Хлестакова: «Английский, немецкий посланник и я».
Действительно, кто такие эти «мы», о которых пишет Гоголь? Это Пушкин, который еще недавно знал Гоголя лишь по отзыву Плетнева. Ни в одном из пушкинских писем из Царского Села, даже тех, где сообщаются чисто литературные новости, строятся различные планы газеты или альманаха и намечаются сотрудники, — нигде нет упоминания о Гоголе.
«Собирались мы» — как соотносится это гоголевское утверждение с утверждением А.О. Смирновой-Россет о лете 1831 г.: «Мы видались ежедневно»? В свое «мы» она включала себя, Жуковского и Пушкина, о которых в своих воспоминаниях пишет: «Тут они взяли привычку приходить ко мне по вечерам перед собранием у императрицы, назначенным к 9 часам».
Не упоминает о Гоголе и Жуковский, который, по словам Плетнева, уже к этому времени был от него «в восторге» (письмо Плетнева Пушкину от 22 февраля 1831 г.). В конце июля или начале августа Жуковский пишет А.И. Тургеневу: «Пушкин мой сосед, и мы видимся с ним часто». Может быть, Жуковский ничего не говорит о Гоголе потому, что к тому времени сам Гоголь уже уехал в Петербург, а скорее всего потому, что Гоголь просто не входил в круг Пушкина и Жуковского.
При этом, встречаясь «почти каждый вечер» с Жуковским и Пушкиным, Гоголь не только не запомнил имени жены поэта, назвав ее в письме от 21 августа Надеждою Николаевною («Да сохранит вас Бог вместе с Надеждою Николаевною от всего недоброго и пошлет здравие на веки»), но не узнал названий наиболее понравившихся ему произведений Пушкина: «Домика в Коломне» и «Сказки о попе и работнике его Балде». Ни слова не сказал Гоголь в письме о «Каменном госте», «Пире во время чумы», «Моцарте и Сальери», последних главах «Онегина», «Повестях Белкина» — всего того, что Жуковский читает в рукописях еще в середине лета.
Таким образом, на царскосельской даче Пушкина Гоголь появлялся, очевидно, очень редко, т. к. во время этих нечастых встреч он сумел познакомиться с очень немногими произведениями Пушкина и Жуковского, далеко не со всеми, упомянутыми в его письме Данилевскому от 2 ноября.
К тому же, собираясь у Пушкина «почти каждый вечер», Гоголь так и не прочел поэту своей первой книги. Еще 26 мая 1831 г. было получено цензурное разрешение на первую книжку «Вечеров на хуторе близ Диканьки», но Гоголь в течение всего лета не познакомил Пушкина со своим первым произведением. Пушкин узнал о нем только по выходе его в печать в сентябре 1831 г.
«Все лето в Царском Селе» и «почти каждый вечер» в действительности оборачивается двумя-тремя посещениями Гоголя Пушкина — посещениями, значение которых тем не менее трудно переоценить.
Источник: http://museumpushkin-lib.ru/publikacii-sotrudnikov/galkina-t-i/gogol/