ДЕМИДОВЫ

ДОРОГОЙ ДЕМИДОВЫХ

Проект “Дорогой Демидовых” создан активом Международного Демидовского Фонда с целью объединить в целое разрозненные Демидовские объекты культурного и историко-культурного наследия.

На медиапортале вы можете открыть возможность самостоятельно изучать наследие Демидовых из любой точки мира и использовать базу объектов для построения своих туристических маршрутов.

https://doroga-demidov.ru/

уникальная династия демидовых

Петру Великому Россия обязана появлением совершенно нового типа аристократии – промышленной. Ее представители не могли похвастаться древностью рода или громкими заслугами на полях сражений, но от этого не становились менее значительными для державы. Они создавали новую Россию, воплощая в жизнь фантастические задумки своего правителя.

Самый яркий пример – это род Демидовых – прославленных меценатов и основоположников металлургической промышленности в России. Демидовы – основатели многих уральских городов, внесшие неоценимый вклад в освоение и развитие уральской земли.

Имя Демидовых веками гремело на всю Россию и Европу. О Демидовых известно многое, но это известное часто преподносилось однобоко, с отрицательным оттенком. Кузнецы, оружейники, именитые люди, дворяне, заводчики, землевладельцы, крепостники, душегубы, фальшивомонетчики, жестокие эксплуататоры, меценаты, удачники, моты, бесцветные личности – вот далеко неполный перечень титулов и эпитетов, применяемых к представителям рода Демидовых в разные времена. Однако эти названия мало что говорят о создателях основ горнометаллургической промышленности России и поистине небывалом размахе их меценатской и благотворительной деятельности на пользу Отечества. 

С фамилией уральских горнозаводчиков связано немало страниц истории отечественной промышленности и предпринимательства. Трудами историографов прошедших поколений Г.И. Спасского, К.Д. Головщикова, В.И. Рожкова, Б.Б. Кафенгауза и современных Н.И. Павленко, А.С. Черкасовой, Т.К. Гуськовой, Е.И. Красновой, А.Г. Мосина, Н.Г. Неклюдова и других их вклад в нее в важнейших чертах выявлен и осмыслен. Будущие изыскания добавят к уже известному новое, может быть, неожиданное. Но едва ли деятельность Демидовых будет радикально переоценена, во всяком случае, сомнительно, что нынешняя высокая оценка ее результатов снизится, — вероятнее обратное.

Их место в истории — особое. И не только в силу масштаба и значимости совершенного ими. Многое в их истории драматично и романтично. Эти качества их семейных хроник определили устойчивый интерес к ним не только историков, но и тружеников цеха изящной словесности. Алексей Толстой, Евгений Федоров, Павел Северный, Вячеслав Пальман, Александр Бармин, Александр Родионов — далеко не полный список литераторов, внесших лепту в превращение событий хроник демидовского рода из собственно истории в ее гармонизированное и мифологизированное отражение, заместившее в массовом сознании реальность.

"Тагильская" ветвь рода Демидовых

Журнал "Всемирная иллюстрация № 236" (1873)

Статья про род Демидовых

Демидов Никита Акинфиевич

В конце лета 1724 г. Акинфий Никитич Демидов выехал из Тулы на Урал, чтобы успеть к началу отгрузки очередной партии металла для нужд казны. Изначально он собирался ехать один — супруга Ефимия была на последнем месяце беременности. Но в последний день перед отъездом она уговорила Акинфия взять ее с собой. Демидов рассчитывал прибыть в Невьянск до рождения ребенка, но ранняя распутица задержала экспедицию в пути. 8 сентября 1724 г. на берегу реки Чусовой на свет появился третий сын Акинфия, которого родители единодушно решили назвать Никитой в честь деда — Никиты Демидовича. Двумя неделями позже на месте рождения ребенка по указу Акинфия соорудили деревянный крест, «чтобы для памяти потомков», который простоял почти 55 лет.

Детство Никиты Акинфиевича проходило в разъездах между Невьянском и Тулой. Вопреки легендам, слухам и историческим анекдотам о том, что братья Акинфиевичи терпеть не могли друг друга, старшие Прокофий и Григорий постоянно заботились о младшем, поддерживали во всех начинаниях, помогали в учебе. Никита рано выучился чтению, письму и счету и очень рано стал интересоваться заводскими делами. Акинфий сделал все, чтобы дать младшему сыну прекрасное образование, но более всего его радовал интерес мальчика к фамильному делу.

С 17 лет Никита стал вплотную знакомиться с производством, постоянно разъезжая с отцом по заводам. Отдельно изучал литейное производство, горное и кузнечное дело, особое внимание уделял изучению устройства домен и молотовых «фабрик». За год до смерти отца юный Никита предложил Акинфию несколько проектов новых заводов, чертежи и расчеты рентабельности для которых он выполнил сам.

В 1745 г. Акинфий Демидов умер, оставив после себя огромную «железную империю», куда входили не только рудники и заводы, но также речные пристани, соляные варницы, несколько домов в Туле, Москве и других городах. Все это богатство должно было быть поделено между наследниками — сыновьями Прокофием, Григорием, Никитой и дочерью Ефимией.

Здесь практически во всех рассказах о Демидовых, сочиненных в советское время, на первое место выходит история с тяжбой по поводу наследства. Согласно самой распространенной версии, Акинфий Никитич завещал все свои заводы одному лишь Никите, а остальным определил по 5000 рублей серебром. И якобы, узнав о последней воле отца, обиженные Прокофий и Григорий челом били императрице, прося «исправить несправедливость» и переделить наследство. Эта версия появилась в 30–40-х гг. ХХ века и настолько укоренилась в отечественной истории, что со временем стала выдаваться за подлинный факт биографии демидовского рода. Кто первым запустил эту легенду в оборот и с какой целью — неизвестно. Но в начале нулевых выяснилось, что история с разделом наследства имеет несколько другое содержание. Это было установлено, когда обнаружилось завещание Акинфия, составленное им в 1743 г., за два года до кончины, и некоторые другие документы.

Согласно тексту этого завещания, старшему сыну Прокофию Акинфиевичу отходили Невьянский, Быньговский, Шуралинский, Верхнетагильский и Шайтанский заводы на Урале, Нижнечугунский и Верхнечугунский передельные заводы в Нижегородской губернии, Корельский завод, пристань Курьинская на Чусовой, каменный дом в Москве и несколько домов в других крупных городах, а также половина соляного производства в Соликамске.

Григорий Акинфиевич становился владельцем дедовского завода в Туле, а также Уткинского, Ашанского, Шаквинского, Ревдинского, Суксунского и Тисовского заводов на Урале, Бымовского, Шаквинского и Ашапского медных заводов близ Перми, трех домов в Москве и Туле, нескольких рентабельных соляных варниц.

Никите Акинфиевичу достались Нижнетагильский, Выйский, Лайский, Висимо-Шайтанский и Черноисточинский заводы, два доходных дома в Москве. И все.

Что касается капиталов, то Акинфий разделил их по числу наследников — на четыре равные части. Получалось, что Прокофию и Григорию по завещанию достались большие доли и инициировать передел имущества им не было никакого резона. Впрочем, челобитная императрице действительно существовала, хотя и иного содержания. В ней братья просили Ее Величество разрешить противоречие между завещанием их отца и «наказом» Петра Великого, данного еще Никите Демидовичу, «не дробить уральские заводы на части». В той же челобитной братья просили на время разбирательства позволить им «всеми ведать заводами коллегиально».

Надо отметить, что братья поставили перед российскими законодателями сложную задачу, на решение которой у Сената ушло целых 13 лет. В конце концов в 1758 г. сенатская комиссия предложила братьям предоставить личные соображения по поводу раздела. Подготовить новый проект поручили Григорию, что он вскоре и сделал. Проект был рассмотрен и принят. И никто не обратил внимания, что подготовленный Григорием и одобренный Прокофием и Никитой проект раздела почти в точности совпадал с содержанием завещания Акинфия Никитича.

В таком случае какой был смысл вообще устраивать тяжбу? Разгадка оказалась весьма простой. Дело в том, что за свои заслуги перед Отечеством Никита Демидович получил от царя Петра ряд серьезных льгот, которые действовали только до тех пор, пока демидовское хозяйство остается единым. Раздел заводов грозил обернуться существенными потерями для всех братьев: отменой права беспошлинной торговли, беспошлинного перевоза продукции, льготного налогообложения, потерей сырьевых и людских ресурсов. Все это могло пагубно сказаться на работе заводов. За 13 лет тяжбы, искусно затягиваемой братьями Акинфиевичами, фискальное законодательство в России изменилось в более благоприятную сторону, а Демидовы, каждый в отдельности, получили от царского двора ряд новых преференций. По окончании периода «коллегиального ведения заводами» и благополучного раздела наследства Никита Акинфиевич принимается приумножать фамильное дело. Он строит Нижнесалдинский (1760), Висимо-Уткинский (1771) и Верхнесалдинский (1775) заводы, на которые перевозит из Нижегородской губернии более 150 крестьянских семей.

Надо сказать, что Никита по достоинству оценил потенциал тагильских заводов. Еще во время совместного управления он стал уделять пристальное внимание развитию заводского поселка. В 1750 г. он распорядился начать строительство деревянной церкви в честь введения во храм Пресвятой Богородицы, заводской школы и лазарета. В 1758-м был заложен каменный господский дом, а в 1760 г. появилось второе каменное здание в Тагиле — расчетный дом.

Особое внимание Никита уделял развитию производства. Он не только привлекал на заводы знающих специалистов, но и сам следил за техническими новинками и применял некоторые из них в заводском деле. В 1765 г. он открывает при заводской школе специальное отделение для подготовки служащих на Нижнетагильском заводе. Вскоре это отделение расширяется, а затем преобразовывается в заводское училище. Сначала в нем обучались подростки только с Нижнетагильского и Выйского заводов, но уже в 1768 г. в училище стали принимать детей и с других демидовских заводов. Первыми нетагильчанами, проходящими обучение в училище, стали трое мальчиков с Суксунского завода. Такая практика продолжалась и в дальнейшем.

Надо отметить, что первоначально расходы на школу и училище были невелики — всего 500 рублей в год. В дальнейшем суммы менялись, то опускаясь до 300 рублей, то поднимаясь до 800 рублей в год. Уже к 1770 г. в училище осваивали профессию 20 мальчиков. Обучение вели учитель Гавриил Евтифеев и мастер Осип Шталмеер — первый иностранный специалист, выписанный Никитой Акинфиевичем из Москвы.

Еще один след, который Никита Акинфиевич оставил на тагильской земле, ныне затерялся среди аллей и дорожек городского парка культуры и отдыха имени А.П. Бондина. В 1756 г. (после смерти первой жены — Натальи Евреиновой) Никита уединился на Тагильском заводе, пытаясь в делах забыть о тяжелой утрате. Тогда-то старшие братья и «присоветовали» ему разбить при своем доме небольшой сад, полагая, что в заботах о нем Никита легче переживет утрату. Прокофий отправил на Нижнетагильский завод более сотни саженцев розовых кустов, а Григорий — саженцы яблонь, груш и «поречи» (красной смородины). Никита внял советам братьев и завел на берегу пруда небольшой сад. Вопреки скепсису заводских приказчиков и насмешкам работных, младший сын Акинфия Никитича оказался старательным и заботливым садоводом, а «цветошные обозы» еще несколько лет кряду доставляли в Тагил семена, саженцы из Москвы, Петербурга и Соли Камской. Третья супруга Никиты — Александра Евтихиевна Сафонова — с восторгом описывала этот «истинно райский уголок в дикой сибирской глуши». «Никитушкин сад», как называла его Александра Евтихиевна, ширился и прирастал новыми грядками и даже оранжереей, которая отапливалась в холодное время года. Впоследствии за садом ухаживал и сын Никиты — Николай.

Господский сад просуществовал до начала первого российского экономического кризиса и был передан в ведение земской управы по личному распоряжению последнего хозяина заводов — Елима Павловича Демидова. После чего «господский сад» стал именоваться «городским садом» (хотя городом Нижний Тагил еще не был), а после двух революций и Гражданской войны превратился в парк. До недавнего времени существовали ворота, которые, как многие считали, вели к пристани, что когда-то была неподалеку от дома управляющего. На самом деле это были ворота в господский сад, через которые приказчики и служащие Главного правления заводов выходили на прогулку в конце рабочего дня.

Никиту Акинфиевича можно считать зачинателем художественных промыслов в нижнетагильской вотчине. При нем на Выйском заводе начались эксперименты с художественным литьем из чугуна и получила развитие лаковая роспись по металлу. Тагильские мастера-литейщики изготавливали ажурные решетки и облицовку для каминов, напольные плиты, декоративные вазы, бюсты и даже статуи, образцами для которых служили модели, выписанные Никитой из Москвы, Петербурга и Парижа. Большинство этих изделий производились на заказ, но были и массовые партии (например, литья для каминов), которые с большим успехом реализовывались на уральских и сибирских ярмарках.

Никита Акинфиевич не только намного увеличил состояние семьи, но по примеру отца стал заниматься благотворительностью. Наиболее крупным предприятием Н.А. Демидова была организация Коммерческого училища в Москве, которое было открыто в 1774 г. Он продолжал помогать Московскому университету, выделяя средства на строительство университетских зданий, а также на стипендии неимущим студентам. Кроме того, Н.А. Демидов собрал обширную библиотеку русских и зарубежных книг, а также коллекцию картин и других редкостей. Все эти сокровища он тоже передал в дар Московскому университету.

Никите Акинфиеву не чуждо было искусство. Он любил общаться с артистами, художниками и слыл известным меценатом. Не скупился на помощь бедствующим. Он покровительствовал Академии художеств. Тем, кто отказывался брать у него деньги просто так, он старался помочь как-то по-другому. Он учредил специальную медаль для награждения наиболее талантливых выпускников, которая вручалась вместе с денежной премией, позволявшей совершить заграничное путешествие.

Никита Акинфиевич умер в 1789 г., похоронен в своем подмосковном имении Петровское-Княжищево.

Управляющий Соловьев

Петр Семенович Соловьев происходил из рода старообрядцев, бежавших на Урал от преследования никонианцев. Начинал работать в руднике, затем был переведен на завод. Трудолюбивого, исполнительного кержака приметил сам хозяин — Никита Акинфиевич, и вскоре Петр Соловьев быстро пошел вверх по карьерной лестнице. С 1789 г. он уже состоял в штате служителей Главной Нижнетагильской заводской конторы, а в 1806 г. был назначен лично Николаем Никитичем главой полицейского отдела при заводской конторе. В 1820-м его перевели на должность второго приказчика конторы, а год спустя Петр Семенович получил назначение на должность приказчика Санкт-Петербургской домовой конторы.

Еще через два года Николай Никитич Демидов жалует Соловьеву должность «камисара по особым делам домовой конторы господ Демидовых в Санкт-Петербурге» и отправляет его в Нижний Тагил с важной миссией: осуществлять надзор за всеми золотыми и платиновыми приисками Нижнетагильского округа, вести строгий учет добытых металлов, а кроме того, выявлять среди жителей заводских поселков тех, кто имеет сведения о залежах золота, платины, серебра и свинца, для того, чтобы затем произвести разведку месторождений.

Вероисповедание подчиненных мало волновало всех Демидовых. В ответ на донос,  где Петра Семёновича Соловьева представляли как раскольника, Николай Никитич писал: «Нам совершенно безразлично двумя перстами крестится Соловьев иль тремя, а важно штоб он онымя перстами наши деньги не загребал себе в карман…».

Особый статус нового «камисара» подчеркивался еще и тем, что он находился в подчинении только двух человек — самого Николая Никитича и его племянника Николая Дмитриевича Дурново. Управляющим Нижнетагильской заводской конторы было дано указание во всем содействовать Соловьеву, выделить ему в подчинение служителей и одного из самых способных учеников Выйского училища. Нижнетагильской конторе поручалось отправлять в Екатеринбург образцы металлов и драгоценных камней из месторождений, которые удастся открыть Соловьеву, для проведения необходимых проб.

В течение года Петр Соловьев упорядочил работу на всех демидовских приисках, ввел строгий учет золота и платины, сменил несколько нерадивых приисковых приказчиков. Столь активная деятельность Соловьева вызвала бурный протест управляющих Нижнетагильской конторы, которые попытались избавиться от него с помощью доносов и жалоб. В конце концов в октябре 1824 г. Демидов отзывает своего «камисара» из Нижнего Тагила, «чтобы не учинили над ним чего худого», и начинает чистку среди приказчиков. Первым был уволен главный управляющий Григорий Иванович Матвеев. Следом за ним в отставку ушли еще ряд приказчиков, так или иначе связанных с добычей золота. В апреле 1825 г. Петр Соловьев снова едет на Урал с прежней миссией. Вместе с ним в Тагил едет и новый главный управляющий Александр Акинфиевич Любимов, который через три года станет главным инициатором увольнения Петра Соловьева с заводов.

Еще до отзыва с Урала осенью 1824 г. Петр Семенович долго и безуспешно убеждал Демидова заменить приписных крестьян, занятых на приисках, на вольнонаемных работников. По мнению Соловьева, «промеж приписных работных и приказщиков часто складывается сговор по утайке добытого золота и последующей его дележке». Но если полгода назад Николай Никитич еще сомневался в положительном результате этой затеи, то теперь он согласился с доводами своего «камисара» и дал разрешение на эксперимент. Соловьев начал реформы с Первого Черемшанского прииска, где добывалось золота меньше, чем на других приисках. Демидовских приписных на прииске заменили вольнонаемные невьянские старатели-староверы. В результате к маю следующего 1826 г. на прииске было намыто почти на 5 пудов золота больше, чем добывалось ранее. Обрадованный Николай Никитич распорядился продолжать «эксперименты», в чем Соловьев весьма преуспел. В течение 1827−1828 гг. на демидовских приисках отмечался рост добычи и сдачи золота и платины.

После смерти Николая Никитича Демидова в апреле 1828 г. закончилась и карьера Петра Соловьева. Едва в права наследования вступил старший сын Николая Никитича Павел, как заводские приказчики засыпали нового хозяина жалобами на действия «золотого камисара». И 28 сентября 1828 г. Петра Семеновича с пышными почестями проводили на заслуженный отдых, назначив пенсию в размере 600 рублей серебром в год.

Несмотря на положение служащего, дающее ряд льгот как самому Соловьеву, так и членам его семьи, Петр Семенович настаивал, чтобы дети его «познавали жизнь с азов, не гнушаясь черной и непочетной работы». Поэтому все сыновья Петра Семеновича – Федор, Иван и Филарет – карьеры свои начинали с подмастерьев. При этом Соловьев-старший строго спрашивал с детей и за учебу, и за работы по дому. Старший сын Петра Семеновича – Федор – был самым способным и к труду, и к наукам. Кроме того, он отличался даром предпринимательства, который пригодился ему, как только Федор стал жить самостоятельно.

Федор Петрович, «являл собою копию отца своего и видом, и повадками», «…с работными строг без разбору, а буде простой какой али поломка, виновных не ищет, а назначает». Были и более серьезные обвинения в адрес Федора Петровича. Например, в том, что он раздает премиальные, выделенные из заводской кассы, только «людям своей веры». Но до тех пор, пока заводами руководил Николай Никитич, Соловьевым все сходило с рук.

Никто не ведал, что Федор Соловьев, в свою бытность при заводах, потихоньку крал у хозяев. Забегая вперед, скажем, что большого срама Федор Петрович избежал лишь в связи с собственной кончиной, оставив после себя не только компрометирующие записи, касающиеся периода службы на тагильских заводах, но и долгов всего более чем на 400 тысяч рублей серебром. Кстати, одним из тех, кому бывший демидовский приказчик задолжал крупную сумму, был и нарвский купец Генрих Шлиман – будущий открыватель Трои…

…Накануне кончины своего последнего покровителя – Павла Николаевича Демидова, – Федор Петрович переехал в Петербург. В 1850-м «у иностранного гостя Джейльса Лорера» он купил свой первый дом на Румянцевской площади Васильевского острова, расположенный между 1-й линией и Песочным переулком. Вскоре, он покупает еще один каменный дом на 6-й линии Васильевского острова. А через два года – еще один каменный дом на Румянцевской площади между Песочным переулком и 2-й линией. В Петербурге Федор Соловьев начинает заниматься благотворительностью. Хотя суммы, которые он жертвовал на различные социальные и муниципальные программы, были небольшие – от 50 до 150 рублей. Однако вскоре о богатом сибирском золотопромышленнике Соловьеве заговорили не только в купеческих кругах, но и в кругах петербургской знати. В 1852 г. Федор Петрович был введен в состав городского Комитета для призрения бедных, а в 1855-м был награжден Золотой медалью на Владимирской ленте. Засветился Соловьев и в кругах близких к императорским: в 1856 г. он изъявил желание пожертвовать «из своих скромных средств» в пользу жителей северных районов Финляндии, пострадавших от неурожая. К этой акции тут же присоединились многие именитые персоны – князья Голицын и Юсупов, граф Шувалов, Аврора Карловна Демидова и даже императрица.

На этом фоне совсем иначе выглядит биография единственного сына Федора Петровича – Степана Федоровича Соловьева, слава о делах которого гуляла по всех территории Российской Империи – от Невы до Амура.

Федор Петрович готовил сына на пост управляющего своими золотыми и платиновыми приисками. В возрасте 18 лет Степан получает от отца доверенность на управление соловьевскими приисками и уезжает в Иркутск. Степан Федорович оказался не только хорошим управляющим, но и удачливым предпринимателем. Уже через два года он открывает собственные прииски. Полученную прибыль он выгодно вкладывает в торговлю, то и дело вступая в различные купеческие товарищества, что очень скоро сказывается на росте доходов.

В начале 40-х, посещая отца в Петербурге, Степан Федорович знакомится с купцом 1-й гильдии, известным библиофилом и страстным коллекционером редких и старопечатных книг Алексеем Ивановичем Кастериным. Ни одно книгохранилище Российской Империи не превосходило его коллекцию многочисленностью собранных редких экземпляров книг. Степан Соловьев завел дружбу с Кастериным и, занимаясь самообразованием, часто пользовался его библиотекой. Но в 1847 г. Алексей Иванович умер, и его наследники вознамерились распродать книги с торгов. Степан Соловьев срочно приехал в Петербург и выкупил все собрание за 10 тысяч рублей серебром. Об этом событии заговорил весь просвещенный Петербург, но история кастеринской библиотеки не закончилась сменой владельца. 17 июля 1848 г. Степан Федорович преподнес библиотеку Кастерина в дар Императорской публичной библиотеке.

Степан Федорович Соловьев считал, что сверхприбыли, которые он получал, обязывают его постоянно заниматься благотворительной деятельностью. Перечень пожертвований, сделанных им до 1857 г., впечатляет. В Иркутске им был основан, и всю жизнь опекаем, Александровский детский приют для сирот. За многократные, значительные пожертвования приюту Степан Федорович был удостоен в 1852 г. высочайшего благоволения Императора Николая I. Еще одну высочайшую благодарность он получил за безвозмездный взнос для проведения Амурской экспедиции на Дальнем Востоке денег и снаряжения на сумму в 9 тысяч рублей серебром. В 1854 г. Соловьев финансирует ученую экспедицию по реке Вилюй в Якутскую область. За что был избран членом-соревнователем Сибирского отделения Императорского Русского географического общества. В 1855 г. он пожертвовал казенным запасным складам Туруханского края 7000 пудов хлеба. В 1854–1856 гг. Степан Федорович передал правительству России два пуда золота на оказание помощи семьям убитых и раненых русских воинов. Благодаря постоянной финансовой поддержке С.Ф. Соловьева Восточно-Сибирский отдел Русского географического общества стал «настоящей иркутской академией». На подаренные им полпуда золота была организована еще одна экспедиция для изучения Амурского края под руководством Ричарда Карловича Маака, работавшая с 1 апреля 1855 по 16 января 1856 г.

В столице, С.Ф. Соловьев увлекся коллекционированием живописи русских и европейских художников. Как свидетельствовал известный исследователь Центральной Азии и Сибири Г.Н. Потанин, собрание картин Соловьева было широко известно в Петербурге, и включало в себя живописные работы Рубенса, Рембранта, Лампи, Щедрина, Венецианова, М.М. Иванова и других художников.

В 1864 г. Степан Федорович избирается гласным Петербургской городской думы. Кроме этого, он состоит одновременно членом городской санитарной комиссии, попечителем санитарной комиссии Васильевского острова, членом «Комиссии о пользах и нуждах общественных», членом попечительного комитета Максимилиановской лечебницы герцога Максимилиана Лейхтенбергского, членом комиссии для сбора пожертвований в пользу погорельцев городов России, членом комиссии о необходимости принятия мер к облегчению кредита недостаточным жителям Петербурга, депутатом от городской думы в Обществе водопроводов, членом совета Православного миссионерского общества.

Чирковицы. Место рождения Николая Никитича Демидова

Александра Евтихиевна Демидова. Портрет художника Александра Рослина. 1772 г.

В селе Чирковицы на старинном Нарвском тракте (дорога А180, Таллинское шоссе) у храма Спаса Нерукотворного Образа стоит необычный памятник. Он посвящен российскому промышленнику Николаю Никитичу Демидову.

Текст на чугунной доске монумента гласит: «Николаю Никитичу Демидову. Родившемуся в Чирковицах 9 ноября 1773 г. скончавшемуся в Флоренции 22 апреля 1828 г. Признательные Дети».

Что же делала в этом селе семья богатого уральского заводчика, владельца нескольких роскошных поместий и столичных особняков, и почему наследник огромного состояния Никиты Акинфиевича Демидова появился на свет здесь?

В XIX веке деревня Чирковицы была довольно большой — в ней проживало порядка 150 человек. Она стояла среди строевого елового леса на Ямбургском тракте. В деревне находилась почтовая станция.

Никита Демидов был женат уже в третий раз, и первые два брака его были бездетными. В надежде получить долгожданного наследника, а также беспокоясь о здоровье молодой жены Александры, он повез ее за границу – на курорт и в Париж. За границей родилась дочь Екатерина, и в 1773 г. со снова беременной женой Демидов возвращался в Петербург. До столицы они совсем немного не доехали – тряская дорога и тяжелый даже для богатого экипажа путь сделали свое дело. Демидовы остановились в селе Чирковицы между Нарвой и Петербургом, в имении П.И. Меллисино. Никита Акинфиевич описал этот дом как чрезвычайно студеный, без печей, и срочно заказал из Петербурга все необходимое для утепления. Сохранилась его записка: “…по получении сего неотменно поскорее прислать сюда на паре наемной с нарочным десять простых войлоков, ширмы для заставливания кровати, фунт рульнаго хорошаго табаку или и французскаго что в доме оставался… три дюжины хорошаго рейнвейну и пива английскаго лучшаго то же три дюжины, палачку сургучу самаго лучшаго да постели две три то есть тюфяков и с подушками да чернаго чаю самаго лучшаго прислать фунта два…”.

9 ноября 1773 г. Александра Евтихиевна Демидова (Сафонова) благополучно родила сына Николая. Ему было суждено стать единственным сыном Никиты Акинфиевича и преумножить состояние отца. Он даже хотел купить село, в котором родился, но чрезмерные аппетиты продавца, решившего, вероятно, сорвать побольше денег с богатого заводчика (150 тыс. рублей – непомерная по тем временам сумма за село), расстроили сделку, и Чирковицы остались за прежними владельцами.

Тайный советник, миллионер, меценат и участник Отечественной войны 1812 г., Николай Никитич Демидов прожил последние годы жизни во Флоренции. Николай Никитич жил в Италии на широкую ногу, не оставил и там тяги к благотворительности, устроил приют и бесплатную школу для бедных. Признательные флорентийцы назвали в честь Демидова площадь, на которой его сыновья установили роскошный мраморный памятник отцу. Еще один монумент был поставлен в Нижнем Тагиле.

Большие средства Демидов тратил на благотворительность и в России: пожертвовал каменное здание в Гатчине для сельского воспитательного дома, в 1812 г. собрал на свои средства полк, который и содержал до конца войны, подарил Московскому университету ценную коллекцию редкостей, состоявшую более чем из 3000 экземпляров редких минералов, раковин, чучел животных, жертвовал на строительство общественных зданий и памятников, помощь инвалидам и пострадавшим от наводнения в Петербурге, на строительство больниц и домов трудолюбия.

В Чирковицах, на месте его рождения, сыновья Демидова, Павел и Анатолий, решили, согласно семейной традиции, поставить памятник. Проект памятника была заказан архитектору Е.И. Диммерту и не случайно: в 1831 г. Егор Иванович принимал участие в перестройке дворового корпуса здания Демидовского дома призрения трудящихся на набережной реки Мойки. Среди всех проектов памятника выбор архитектора пал на мемориальную колонну. Ее композиция состояла из основания с пьедесталом, самого ствола; вершина колонны заканчивалась полусферой и треножником с чашей-светильником — символом вечности. Грани пьедестала были декорированы гирляндами с лентами, на углах – погребальными факелами и венками. Таким образом, в художественном оформлении памятника присутствовала тема скорби и памяти. На лицевой стороне пьедестала помещалась мемориальная надпись. Ствол колонны было решено выполнить в чугуне, весьма удобным и недорогим материалом, широко применявшимся для художественных отливок. Заказ на отливку был размещен на Санкт-Петербургском литейном заводе, накопившим к тому моменту богатый опыт художественного литья. Общий вес грандиозного монумента составлял более 500 пудов (около 8 тонн).

Демидовы договорились об установке монумента в Чирковицах с владельцем села А.И. Блоком. Памятник должен был быть поставлен у храма Спаса Нерукотворного Образа, с западной стороны храма. Несмотря на опасения заказчиков, монумент был доставлен в срок, детали не потерялись по дороге, и вся грандиозная конструкция была собрана и установлена в Чирковицах  в 1838 г. Демидовы оплатили и ремонт местного храма, пришедшего в упадок из-за малочисленности прихода.

Сегодня, проезжая Чирковицы, путешественники могут полюбоваться памятной колонной,  установленной близ старинной церкви.  Она напоминает о том, каким неожиданным поворотам  зачастую подвержена людская судьба, определившая местом рождения одного из наиболее известных представителей великого рода Демидовых небольшое село Санкт-Петербургской губернии.

Наша справка

Никита Демидов был три раза женат и только от брака с третьей супругой на свет появились долгожданные наследники: дочери Екатерина, Мария и сын Николай.

17 мая 1790 г. состоялось бракосочетание Екатерины Никитичны Демидовой и российского генерала от инфантерии, героя Очаковского штурма, Сергея Лаврентьевича Львова. Незадолго до свадьбы Екатерина Никитична, преисполненная благодарности за «устроение судьбы», пишет письмо Светлейшему Князю Григорию Александровичу Потемкину. Партия для Екатерины была выбрана явно не без участия Потемкина, в письме Демидова сообщает, что «выбор ее сердца» совпадает с выбором, который сделал Григорий Потемкин. Сейчас уже сложно сказать был ли брак заключен по любви, или по расчету.

К сожалению, о жизни Екатерины Львовой (урожденной Демидовой), известно немного. Ее супругу покровительствовал Потемкин, Сергей Лаврентьевич не единожды получал подарки от самой императрицы. Однако, современники не лестно отзывались о нем, отмечая, что он вобрал в себя все самые худшие черты царедворца того времени. В браке у четы Львовых был рожден сын Сергей (1796-?), о других детях сведений не имеется.

Екатерина Никитична Львова (Демидова) скончалась в 1832 г., пережив супруга на 20 лет, жизненный путь которого завершился в декабре 1812 г. Последнее пристанище Екатерина Львова обрела «в селе Петровском» в каменной церкви во имя Святителя Петра, построенной в 1785 г. Статским Советником Никитой Акинфиевичем Демидовым. «С правой стороны над оною церковию находится опочивальня, где погребены тела Никиты Акинфиевича Демидова, супруги его Александры Евтиховны Демидовой и дочери их Екатерины Никитишны генеральши Львовой, урожденной Демидовой».

Младшая дочь статского советника Никиты Акинфиевича Демидова – Мария Никитична (1776-1847) – стала супругой Дмитрия Николаевича Дурново (1769-1834). Он происходил из старинного дворянского рода Дурново. С младенчества был зачислен на службу в лейб-гвардии конный полк капралом, а в 1779 г. переведен в лейб-гвардии Семеновский полк каптенармусом. Во время шведской войны, в 1789 г., принимал участие в походе в Финляндию. В 1790 г. был произведен в поручики. С 1799 г. — командор ордена св. Иоанна Иерусалимского.

За заслуги мужа 6 декабря 1831 г. Мария Никитична была пожалована в кавалерственные дамы ордена св. Екатерины (малого креста).

Миниатюра с изображением Марии Никитичны Дурново
Йозеф Крихубер. Портрет Марии Никитичны Дурново. 1835 г.

Демидов Николай Никитич

Памятник Н.Н. Демидову в Нижнем Тагиле
Посмертная маска Н.Н. Демидова (возможно, работа итальянского скульптора А. Тадолини)

Единственный сын Никиты Акинфиевича Демидова родился 9 (20) ноября 1773 г. в деревне Чирковицы (Ямбургский уезд, Санкт-Петербургская губерния), где в его честь позднее была установлена памятная колонна.

В год рождения был записан в лейб-гвардии Преображенский полк капралом. В 1787 г., в возрасте тринадцати с половиной лет, Николай Демидов остался сиротой и единственным владельцем Нижнетагильского горного округа, территория которого, превышая размеры Бельгии или Швейцарии, включала в себе девять заводов и несколько деревень с 7,6 тыс. крепостных душ (не считая вечноотданных и приписных крестьян). За пределами Урала его долю в наследстве составили еще 3,4 тыс. ревизских душ вотчинных крестьян в Тверском и Нижегородском наместничествах и в Московской губернии; «дворы» в Петербурге и Москве; дома в Екатеринбурге, Перми, Казани, Нижнем Новгороде и в иных городах; подмосковные усадьбы и дача на Петергофской дороге.

В 1794 г., достигнув «совершенного совершеннолетия» (21 года), Демидов женился на баронессе Елизавете Александровне Строгановой, представительнице другого знаменитого уральского рода. Счастливая семейная жизнь супругов продолжалась не более трех лет. Вскоре начались трения, а после рождения сына Павла Елизавета Александровна навсегда поселилась в Париже.

Располагая несметными богатствами (и все-таки делая долги, вопреки стараниям опекунов), молодой Демидов не имел нужды и желания служить. Тем не менее, по дворянскому обычаю послужил флигель-адъютантом и генерал-аудитором-лейтенантом в штабе генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина, камер-юнкером цесаревича Александра и камергером Павла I.

В июне 1801 г. Николай Никитич уехал в пятилетнее турне по Германии, Британии, Франции и Италии. Обострение международной обстановки вынудило его вернуться на родину в 1806 г. Тогда же Н.Н. Демидов «сделал вояж столь отдаленный» в Нижнетагильские заводы «единственно для того, чтобы видеть лично как оные, равно ознакомиться с людьми тамошнего края». Два проведенных на Урале месяца были, судя по томам предписаний, плодотворными, но и единственным визитом в Нижнетагильский округ за всю его жизнь.

Осенью 1807 г. Н.Н. Демидов отбыл в Вену, оттуда перебрался в Париж, где постоянно проживала его жена. В Россию он вернулся в месяц вторжения армии Наполеона — в июне 1812 г. В период Отечественной войны сформировал на собственные средства полк, участвовал в сражениях, был награжден. При наступлении мира в 1815 г. «по чрезвычайно расстроенному здоровью» вновь выехал в Европу и более в пределы отечества не возвращался. Путешествия русских дворян не по государевой, а по собственной воле были явлением сравнительно новым. Свободные люди Англии пользовались правом беспрепятственного выезда за границу с эпохи правления Генриха II Плантагенета (т. е. с XII века), в России же подобное право утвердил лишь Петр III «Манифестом о даровании вольности российскому дворянству» (1762 г.). Эпоха длительных (как правило, от двух лет и более) путешествий русских дворян по Европе началась с 1770–1780-х гг. Дарованное Петром III право «отъехать» подтвердили Екатерина II и Александр I. Только Николай I после европейских революций 1820-х — начала 1830-х гг. и выступлений декабристов попытался его несколько ограничить.

Н.Н. Демидов, по характеристике писателя и журналиста П.П. Свиньина, «хотя по болезненному состоянию… вынужденным находился проживать в теплом климате, за границею», но «всегда был жаркий патриот, готовый содействовать в каждом предприятии правительства и частных людей для пользы или просвещения отечества». Несколько лет Н.Н. Демидов почти безотлучно прожил во французской столице, так что соотечественники стали воспринимать его «скорее жителем Парижа». В марте 1813 г. у Демидовых рождается сын Анатолий. Там же, в Париже, в 1818 г. скончалась Елизавета Александровна, но к тому времени их брак был уже формальным. Мемуарист Ф.Ф. Вигель утверждал, что оба супруга имели незаконнорожденных детей, которых воспитывала некая мадам Коммарие («родительница» Огюста Монферрана).

Стремясь найти более широкий сбыт железа, Николай Демидов завязывает торговые отношения с Англией и для этой цели приобретает в Италии корабль. В Таганроге он строит собственную флотилию из пяти судов для плавания по Черному и Средиземному морям и неоднократно использует ее для оказания услуг правительству по перевозке казенных грузов между приморскими крепостями. В Нижнем Тагиле он строит школу, больницу, приют, преобразует горнозаводскую школу в Выйское училище, где готовятся высококвалифицированные кадры для заводов, а в 1806 г. создает художественную школу, наиболее одаренные ученики которой направлялись учиться в Москву, Петербург, во Францию и даже в Италию. На свои средства Николай Демидов строит четыре чугунных моста в Петербурге (Поцелуев, Красный, Семеновский, мост на Обводном канале у Московской заставы) и боевой фрегат на Черном море. Москве он дарит свой «Слободской дворец» (нынешний адрес его: ул. Радио, д.10) и 100 тысяч рублей для устройства в нем дома трудолюбия, а несколько раньше преподносит в дар правительству каменный дом в Гатчине, чтобы разместить в нем благотворительный приют.

В 1819 г. Н.Н. Демидов перебрался в Италию, где после периода жизни в Риме и пребывания в Пизе и Баньи-диЛукка обосновался в 1822 г. во Флоренции. Н.Н. Демидов к тому времени был неизлечимо болен, но продолжал вести активную деловую переписку со своими уральскими заводами. Во Флоренции он построил дом призрения престарелых, выделив капитал на его содержание. Благодарные горожане назвали площадь перед этим домом «площадью Демидова». В 1870 г. там воздвигли памятник Демидову, «неутомимому и щедрому благотворителю».

От отца Николай Никитич унаследовал интерес к собирательству. Но у него проявился уже не интерес, а настоящая страсть к коллекционированию произведений искусства. Он покупает картины, мебель, предметы декоративного искусства, бронзу, делает заказы крупнейшим европейским фирмам. Коллекция его растет и скоро она — одна из богатейших в мире. Судя по реестру, составленному самим Николаем Никитичем в 1826 г., его коллекция включала в себя произведения скульптуры, обширное собрание декоративно-прикладного искусства, мебели, изделий из серебра, мрамора, малахита, бронзы и свыше 500 картин европейских художников с эпохи Возрождения до начала XIX века. Частью национального достояния России впоследствии стала коллекция из 53 античных скульптур, купленных Н.Н. Демидовым при раскопках Римского форума. Эта коллекция была привезена в Россию Анатолием Николаевичем Демидовым и предложена Императору Николаю I для Эрмитажа.

Мало кто знает об участии Николая Никитича Демидова в колонизации юга России. В 1822 г. он купил в Херсонской губернии 18000 десятин земли и перевел туда крестьян из своих северных вотчин. На этих землях по его указанию были заведены виноградники, сады, разводились редкие породы скота. Для этого из Франции выписывали лучшие сорта виноградных лоз и фруктовых деревьев, а из Англии и Швейцарии — лошадей и мериносов.

22 апреля 1828 г. Н.Н. Демидов скончался в палаццо Серристори. Управление всеми делами принял его старший сын Павел Николаевич, прибывший во Флоренцию еще летом 1827 г.

Умирая, Н.Н. Демидов не оставил «никакого завещательного акта», но велел похоронить себя в Нижнетагильском заводе. Погребенный в Италии или (подобно предкам) в Туле, он, вероятно, оказался бы вскоре забыт уральцами. Захоронение в тагильской земле воссоздало бы ситуацию дистанционной опеки, только теперь дистанция пролегла не между странами, а между мирами — здешним и загробным. Покойный заводчик становился для заводского округа и его населения тем же, чем умерший предок был для своих потомков, — духом-покровителем. Не позволяли заводчанам забыть об умершем родителе и сыновья Павел и Анатоль Демидовы, по заказу которых в 1836 г. в Нижнем Тагиле был установлен памятник Н.Н. Демидову, выполненный французским скульптором Ф.-Ж. Бозио. Погребение Н.Н. Демидова положило начало традиции долгих похорон и новому родовому некрополю на Урале. В 1835 г. по воле и на средства П.Н. и А.Н. Демидовых началось возведение Выйско-Никольской церкви. В сентябре 1862 г. останки Н.Н. Демидова были перенесены в специально устроенную в храме усыпальницу.

В октябре 2007 г. в Нижнем Тагиле был установлен бюст Н.Н. Демидова работы скульптора О.В. Подольского. В 2014 г. перед зданием Главного управления Нижнетагильского горнозаводского округа Демидовых появился закладочный камень с табличкой, извещающей о намерении администрации города воссоздать на этом месте памятник работы Бозио.

Завещание Н.Н. Демидова

Николай Никитич Демидов умер 22 апреля 1828 г. во Флоренции. Наследниками остались два его сына: 30-летний Павел и 15-летний Анатолий (Елизавета Александровна умерла еще в 1818 г.).

Прибыв­ший во Флоренцию П.Н. Демидов не обнару­жил «никакого завещательного акта». Но в Пе­тербурге, писал он дяде Д.Н. Дурново, «есть духовное завещание 1824 г., по которому ро­дитель мой благословил мне обще с братом мо­им Анатолием все свое движимое и недвижи­мое благосостояние». По тому же завещанию Н.Н. Демидов назначил старшего сына и шу­рина опекунами над младшим сыном «впредь до совершеннолетия». В письме от 5/17 июня 1828 г. Павел убеждал Дурново «не отказать выполнить желание покойного родителя мое­го, принять на себя звание опекуна». Прав­да, возникла мысль вовсе обойтись без опеки, поскольку до 17-летия Анатолия оставалось всего 2 года. Хотя по закону в этом возрасте на­следник вступал в управление своим имением, однако еще не получал права распоряжаться имуществом, которое давалось лишь по дости­жении им 21-летнего возраста. Поэтому опекунство было учреждено в лице старшего брата, действительного статского советника, егермейстера и камергера Павла Николаевича Демидова, и дяди — обер-гофмейстера, пред­водителя Санкт-Петербургского дворянства Дмитрия Николаевича Дурново.

По реестру и описи имущества, составлен­ных после кончины Николая Никитича, об­щее недвижимое имение, принадлежавшее ему в России, состояло из девяти за­водов Нижнетагильского округа (10681 р.д. по 7-й ревизии) и 13 заводских деревень в Верхотурском уезде Пермской губернии, а также вотчин в Верейском (с. Петровское- Кпязтцево и Алабино-Покровское), Богород­ском (с. Сергиевское-Алмазово) и Звенигородском уездах Московской губернии (670 р.д.), Калязинском уезде (с. Прислон) Тверской губернии (198 р.д.), Касимовском уезде (с. Ерахтур и Мышцы) Рязанской губернии (2399 р.д.), Малоярославецком и Тарус­ском уездах (с. Федоровское) Калужской гу­бернии (337 р.д.), Крапивенском уезде (с. Долгово) Тульской губернии (757 р.д.). Череповецком уезде (с. Усищево) Новгородской губернии (567 р.д.). Иранском уезде (с. Сметанино) Вятской губернии (990 р.д.), Новгородсеверском и Сосницком поветах (с. Шептаки) Черниговской губернии (5532 р.д.), экономии Демидовка (57 р.д.) и Заводовка (429 р.д.) в Одесском уезде Херсонской губер­нии.

Кроме того, в 1828 г. на вывоз были куп­лены у графа Бобринского 1 тыс. душ в Туль­ской губернии, у М.Н. Дурново 298 душ в Вятской губернии, 311 душ у Сафонова и 170 душ переведено в южные вотчины. В Шептаковской экономии действовал «молотобойный завод для медных изделий», два винокуренных завода и 13 мельниц, в Демидовке и Заводовке располагались конный, «овечий» и винокуренный заводы, суконная фабрика с красильней, сукновальней и су­шильней, несколько оранжерей, виноградни­ков и фруктовых садов. Демидову также при­надлежали три дома в Москве (в Пятницкой, Тверской и Басманной частях), два — в Петер­бурге (один на Васильевском острове и другой на Невском проспекте, купленный Н.Н. Деми­довым в 1825 г. у наследниц графа Головина; дом на Большой Морской, полученный в при­даное за Е.А. Строгановой, был продан), два — в Казани и по одному — в Павловске, Риге, Киеве, Одессе, Нижнем Новгороде, Перми и Лаишеве. Общее число завещанных душ по сравнению с полученным Николаем Никити­чем наследством возросло более чем в 2 раза и составляло 24396, а с учетом «прибылых» по­сле ревизии — 26399 р.д. (в т. ч. 13715 р.д. или 56 % вотчинных крестьян) в 10 губерниях России.

Все это имущество до совершеннолетия Анатолия составляло общее его с братом владение и находилось под опекой. На наследников были также переведены долги отцу (всего 907506 руб. и 158109 фр.) многих знатных и высокопоставленных особ (Д.П. Рунича, князей А.А. Шаховского. Д.В. Голицына, В.С. Трубецкого, А.Н. Вол­конского, Н.А. и В.В. Долгоруких, графов Ф. Потоцкого, С.П. Потемкина, Г.А. и А.Г. Строгановых и даже знаменитого архитектора О. Монферрана, задолжавшего 186 руб.), входивших в близкое окружение Н.Н. Демидова.

По завещанию сыновья должны были единовременно выплатить 183500 руб. М.Н. и Д.Н. Дурново и 50 тыс. руб. их сыну Н.Д. Дурново, с 1821 г. управ­лявшего всеми имениями Демидова в Рос­сии. Своему внебрачному сыну И.Н. Рома­новичу Николай Никитич оставлял 250 тыс. руб., а «воспитанникам» Карлу Делож и Валентину Мюллеру 155 тыс. и 100 тыс. руб. соответственно. Всего 19 лицам перечисля­лось 878169 руб., 89 тыс. фр., 10540 фраческоней и 5 тыс. римских пиастров. Помимо этого, 59 лицам (в т. ч. 20 иностранцам) Ни­колай Никитич установил пенсии на общую сумму 39600 руб., 13 тыс. фр. и 448 франче- сконей. Наиболее крупные пенсии получили овдовевшая сестра E.Н. Львова (10200 руб.), свояченица Е.А. Нарышкина (4 тыс. руб.), троюродный брат А.Е. Демидов (1600 руб.) и троюродная племянница А.А. Демидова, которой ежегодно на воспитание сына до 1831 г. выделялось по 500 руб.

Когда Анатолию Николаевичу испол­нился 21 год и опека была отменена, оба Демидова подали на имя императора про­шение о разделе между ними «движимого и недвижимого имущества, в разных губер­ниях состоящего». 11 октября 1834 г. раз­дельный акт был совершен «по содержа­нию» духовного завещания отца. Главное достояние Демидовых — Нижнетагильские заводы — «по силе духовного завещания и государственных узаконений» оставались в нераздельном владении братьев, каждый из которых получал право на половину име­ния. Общее владение сохранялось также на дома в Нижнем Новгороде, Казани, Одессе, Лаптеве («как необходимо нужные к заня­тию конторами для управления делами по заводам»), а также в Москве, Перми, Киеве и Павловске («для извлечения доходов по­средством отдачи в найм»). Из вотчин не­разделенными остались только экономии Демидовка и Заводовка, а «равно на южном берегу Крыма неподалеку от города Сим­ферополя небольшой участок земли, име­нуемый Кастропуло» (не вошедший в опись) и пять «мореходных судов» («один двухмачтовый бриг, изготовленный в Ли­ворно, и четыре, выстроенных при Таган­рогском порту»).

Как и по завещанию 1784 г., из недвижи­мости в раздел пошли лишь вотчины в Ев­ропейской России и петербургские дома. Шептаковская, Долговская и Федоровская вотчины (в которых после переводов на за­воды оставалось 5423 р.д.) переходили «в вечное и потомственное владение» егермей­стера Павла; Ерахтурская, Петровская, Сер­гиевская, Сметанинская, Усищевская и Калязинская (4852 р.д.) — камер-юнкера Анатолия. Старшему брату достался дом на Васильевском острове (оказавшийся позже в общем владении), младшему — дом на Невском проспекте. Анатолию Николаеви­чу переходило также «особо подаренное» отцом его заграничное имение — дача Сан­-Донато близ Флоренции и 300 тыс. франков на ее оборудование. Ему же было отдано имение Лимони близ Ливорно и дом во Флоренции, доставшиеся по наследству от умершего в 1830 г. единокровного брата, отставного штаб-ротмистра Ивана Николаевича Рома­новича.

Движимое имущество (иконы, различные золотые, серебряные, бронзовые и малахи­товые вещи, самородки, этрусские вазы, по­суда, картины, мраморы) было поделены по­ровну, за исключением семейной реликвии Святой иконы Спасителя в золотой ризе с алмазами, которая еще по воле Н.А. Демидо­ва переходила старшему в роду.

Документ был подписан в Петербурге при свидетелях обер-гофмейстере Д.Н. Дурново, свитском генерал-майоре графе С.Г. Строганове (двою­родном брате Демидовых) и генерале от ка­валерии и генерал-адъютанте графе А.Ф. Ор­лове.

Демидова (Строганова) Елизавета Александровна

Портрет Е.А. Строгановой. 1795 г. Художник Жан-Луи Вуаль
Робер Жак Франсуа Фауст Лефевр. Портрет Елизаветы Александровны Строгановой-Демидовой (1800-е гг.). Санкт-Петербург, Эрмитаж
А.-Х.Ритт. Портрет Е.А.Демидовой (1800–1805)
Jean-Baptiste Greuze. Елизавета Александровна Демидова в образе Марии Магдалины (1800-е гг.)

Младшая дочь действительного тайного советника барона Александра Николаевича Строганова (1740-1789) от его брака с Елизаветой Александровной (1745-1831), дочерью генерал-аншефа А.А. Загряжского. По рождению принадлежала к высшей столичной знати. Отец Елизаветы был владельцем Таманского и Кыновского заводов и более полумиллиона десятин земли. Ее мать была придворной дамой и известной красавицей екатерининского двора.

Родилась Елизавета в Петербурге, крещена 2 декабря 1776 г. в Сергиевском соборе при восприемстве сестры Екатерины и брата Григория. Дядя Елизаветы, граф Александр Сергеевич Строганов, не только владел Билимбаевским горным округом на Урале, но и был крупным государственным деятелем, близким Екатерине II и Павлу I. Елизавета также приходилась двоюродной сестрой Н.И. Гончаровой (теще А.С. Пушкина).

В декабре 1793 г., в возрасте 17 лет, Елизавета вышла замуж за 20-летнего Николая Никитича Демидова, богатого промышленника. Женитьба на Елизавете позволила Демидову не только присоединить к его капиталам часть строгановских богатств, но и войти в круг высшей столичной знати. После свадьбы супруги жили в Москве и в Петербурге, но после выхода в отставку Николая Никитича в 1800 г. уехали в Европу, где посетили Германию, Англию, Францию и Италию.

Семейная жизнь пары не была гладкой. Несоответствие характеров и вкусов привело супругов к взаимному отчуждению, едва не закончившемуся полным разрывом. В семье почти друг за другом родилось трое детей, двое из которых умерли в младенчестве. Это горе наложило отпечаток на взаимоотношения супругов, их ссоры стали принимать жестокий и беспощадный характер. Они несколько раз разъезжались по разным имениям, затем мирились ради сына Павла. Кокетство Елизаветы Демидовой и любовь к светским развлечениям трудно уживались с суровым и тяжелым в домашнем быту характером мужа; фактически разойдясь, они редко виделись, но этот внутренний разлад был мало заметен под личиной шумной светской жизни.

Елизавета Демидова предавалась всевозможным увеселением и празднествам, которыми так славился Париж: театр, балы, блестящие салоны. Но больше всего она любила принимать у себя, и в ее доме собиралось многолюдное и крайне разнообразное общество: артисты, музыканты, поэты, литераторы. Не будучи красавицей, она была необыкновенно грациозна и великолепно танцевала. Художница Виже-Лебрен, познакомившаяся с Демидовыми еще во время своего пребывания в России (1795-1801), вспоминала о бале, который был в Париже в конце 1801 – начале 1802 г.: «Помню, что на этом балу госпожа Демидова исполнила танец, который называют русским вальсом, столь восхитительно, что присутствовавшие вставали на банкетки, чтобы посмотреть на нее».

Луиза Конта, актриса и хозяйка парижского салона, писала в альбоме Елизаветы Демидовой: «…Если бы мне в прежнее время надо было взять за образец женщину, полную изящества, благородства и простоты, то я выбрала бы Элизабет. Я постаралась бы придать моему взору меланхолическую мягкость ее глаз, очарование моих движений явило бы чувствительное и великодушное сердце… но у меня нет больше ни повода, ни средств быть столь любезной…».

В свете Елизавета Демидова была окружена толпою поклонников и сама объясняла свою склонность к красивым молодым людям как эстетическое наслаждение, которое испытывала при виде всего изящного. Ветреная и легкомысленная, не чуждая при том известной культурности, интересуясь литературой и искусством, Демидова любила изобразить себя то в виде вакханки, с едва прикрытым телом (миниатюра А.- Х. Ритт), то в позе молящейся праведницы (портрет Греза). Она много играла в карты, и крупная игра на ее вечерах обратила даже внимание полиции на дом Демидовых.

Елизавета Демидова любила Францию и французов, считала себя подругой Жозефины и благоговела перед Наполеоном, которого называла «богом Европы», хотя он ее не замечал.

Убийство герцога Энгиенского в 1804 г. и обострение франко-русских отношений заставило многих русских покинуть Францию.  Заключенный в 1807 г. Тильзитский мир между Францией и Россией вселил надежды на безоблачное мирное будущее, и Демидовы вернулись в Париж. Но политическая атмосфера постепенно накалялась. В канун войны России с наполеоновской Францией Демидовым пришлось уехать из Парижа в Россию. Они поселились в Москве, в своем старинном доме в Немецкой слободе, на Гороховой. В то время, как Николай Демидов, вооружал за свой счет пехотный полк, жена его скучала в Москве и предавалась воспоминаниям о Париже.

В 1812 г. после рождения их сына Анатолия, между Демидовыми произошел полный разрыв. После реставрации Бурбонов Елизавета Демидова вернулась в любимый ею Париж, но уже без мужа. Он с детьми жил в Риме, а потом во Флоренции.

Скончалась она 27 марта 1818 г., внезапно, в тяжких страданиях, после непродолжительной болезни, перешедши, как упорно говорили современники, в католичество. Муж выкупил на склоне Шароннского холма кладбища Пер-Лашез участок земли, и заказал архитекторам М. Жаннэ и М. Шатийону роскошный и величественный склеп, который больше походил на мавзолей. Над склепом был воздвигнут мини-храм из каррарского мрамора в духе Древней Греции. 

В государственном Эрмитаже хранится портрет Елизаветы работы прославленного  парижского мастера Лефевра, созданный в 1800-1805 гг. Такой же портрет, но в  зеркальном изображении есть в Нижнем Тагиле, бывшем владении Демидовых. Жан-Никола Буйи (1763–1842), автор либретто комических опер, оставил запись от 20 июля 1810 г., не будучи лично знаком с Демидовой: «Хотя я знаю Элизабет только по портрету, который недавно нарисовал мой друг Робер Лефевр, я заметил на ее благородном и меланхоличном лице столь трогательное, искреннее выражение, что я решаюсь записать в этом Альбоме мой последний романс, который заставил звучать лиры многих композиторов. Я записываю здесь музыку, которая кажется мне наиболее подходящей для этого случая». Эта запись позволяет таким образом датировать портрет Р. Лефевра 1810 г.

Но есть еще один портрет Е.А. Демидовой — портрет литературный. Ей было суждено «воспламенять воображение поэтов». В ее альбоме — в стихах и прозе сохранен ее облик. Поэтическую дань своего восхищения отдал Е.А. Демидовой и В.Л. Пушкин (дядя Александра Сергеевича). Будучи в 1803 г. в Париже, он встречался с ней, читал посвященные ей французские стихи в салоне баронессы Крюденер — об этом свидетельствует запись в дневнике ее дочери, Жюльетты Крюденер от 7 декабря 1803 г.: «Все разошлись, мы остались одни с Пушкиным, и он снова начал с еще большим пылом читать свои русские песни и стихи, адресованные госпоже Демидовой». В альбоме — два стихотворения В.Л. Пушкина на французском языке, адресованные Е.А. Демидовой. Одно из них сочинено на заданное ею слово «искренно». Это образец салонной литературной игры.

В 2008 г. в Лондоне на аукционе «Кристис» появился рукописный альбом в кожаном футляре, в красном сафьяновом переплете, с золотым тиснением и золотым обрезом. На верхней крышке переплета золотом вытиснено имя — Elisabeth. На форзаце — торговая марка французского магазина. В альбоме 58 листов, два листа утрачены. На листах — стихотворные и прозаические тексты, написанные в 1810 г. на французском языке разными почерками. Коллекционер А.В. Руденцов приобрел альбом специально для Музея А.С. Пушкина. Альбом сегодня хранится в рукописном отделе Государственного музея А.С. Пушкина на Пречистенке, 12.

Демидовы и Строгановы

Строгановы и Демидовы. Эти две семьи, характеризующие, по мнению писателя Алексея Иванова, два склона Урала (восточный и западный – Екатеринбург и Пермь), два уклада жизни и два диаметрально противоположных метода накопления и сохранения собственного богатства, оказали определяющие влияние на все сферы жизни по обе стороны Уральского хребта. 

Демидовы и Строгановы – это прежде всего два знаменитых дворянских рода, для которых конец XVIII века ознаменовался событием, связавшим их родственными узами и прекратившим период противостояния. В сентябре 1795 г. в Санкт-Петербурге владелец Нижнетагильских заводов Николай Никитич Демидов в возрасте 22 лет женился на баронессе Елизавете Александровне Строгановой, которой на тот момент исполнилось 16 лет.

Различие между этими семьями было в деталях, в подходах к тому, что они делали. Демидовы, начав с кузницы, основали чуть менее 50 заводов на Урале: Нижнетагильский, Невьянский, Ревдинский, Шайтанский, Суксунский, Висимский, Кыштымский, Верх-Исетский, Уткинский (Утка Новая). Строгановы, столетиями оставаясь крупнейшими землевладельцами и торговцами, имели «лишь» 20 предприятий: Кувинский, Кыновский, Уткинский (Утка старая), Билимбаевский, Добрянский, Софийский, Павловский, Очерский.

Строгановы на протяжении пяти веков играли важную и весьма заметную роль в русской истории. Вплоть до XVIII века считалось, что их род происходит от татарского мурзы, выходца из Золотой Орды, но позже было доказано, что Строгановы – именитая и очень богатая купеческая семья из Новгорода Великого, имевшая давние торговые связи в Заволочье.

Родоначальником ее считается некий Спиридон, замученный во времена Дмитрия Донского татарами (которые будто бы содрали с него всю кожу, обстрогав тело, отчего потомки его и получили свое знаменитое прозвище). Личность эта, впрочем, скорее всего легендарная. Внук мученика Спиридона, Лука Кузьмич Строганов, знаменит тем, что выкупил в 1446 г. из татарского плена московского князя Василия Темного “по великому к нему усердию знатною суммою денег”. Его сын Федор Лукич Строганов переселился около 1488 г. из Новгорода на Урал, именно в Сольвычегодск.

Три его старших сына умерли бездетными, не оставив никаких заметных следов своей деятельности. Младший же, Аника, родившийся в 1497 г., своими предприимчивыми действиями положил прочное и твердое основание родовым богатствам. С самого переселения на Урал Строгановы стали заниматься вываркой соли. Аника Федорович, по свидетельству летописца, привел варницы в лучшее, “прибыточное” состояние и в непродолжительное время стал получать от них “знатную прибыль”. Он также с чрезвычайной для себя выгодой вел торговлю с зауральским населением, выменивая у него за всякие безделицы дорогие меха. При нем путем покупок первоначальные владения Строгановых в Сольвычегодском крае значительно расширились. Однако самые главные земельные приобретения образовались у них из мест, пожалованных им многочисленными и разновременными грамотами московских государей.

Первые жалованные грамоты на земли и леса по Каме, протяженностью в 146 верст (3,5 млн. десятин), даны были Анике Федоровичу в 1558 и 1564 гг. Иваном Грозным. Получив грамоту, Строганов тотчас возвратился в Сольвычегодск. Младшего сына Семена он оставил на месте, а сам с двумя старшими сыновьями Яковом и Григорием переехал на новые земли, взяв туда для поселения часть крестьян и вольных людей. Здесь он построил городок Камгорт (или Канкор), укрепив его пушками и пищалями от татарских орд. Утвердившись на верхней и средней Каме, Строгановы разного рода льготами стали привлекать в свои земли нетяглых и бесписьменных людей и весьма успешно стали населять прибрежные полосы Камы, Чусовой и других рек. Против беспокойных туземцев и воинственных татар они строили “городки” и “сторожки”, в которых на свои средства держали пушкарей, пищальников и воротников. Переселенцы быстро заселили прежде почти безлюдные места, начали расчищать из-под дремучих лесов земли, распахивать их и работать на вновь открытых Строгановыми соляных варницах. Соль в огромных количествах вывозилась по Каме, Чусовой и Волге в Казань, Нижний и другие более мелкие города. В старости Аника постригся в основанном им Преображенском Пыскорском монастыре, где и умер в 1569 г.

Его сын Григорий Аникиевич, переселившийся в 1559 г. из Сольвычегодска в Пермь Великую, вместе с братьями продолжал теснить местных татар и черемис, выгоняя их с исконных звериных и рыбных ловов. В ответ те в 1572 г. подняли большое восстание, но были побиты и усмирены. В 1573 г. Строгановым пришлось отражать набег орд сибирского хана Кучума. В 1574 г. Иван Грозный вновь пожаловал Строгановым обширные владения за Уралом – около 1,25 млн. десятин – и велел им иметь старание о покорении “Сибирского царства”. Получив это разрешение, Григорий и Яков стали запасать оружие, пушки, панцири, кольчуги и готовиться к серьезному походу, но совершить его не успели. Умерли они в 1577 г. в основанном ими городке Орле.

Их наследники Никита Григорьевич и Максим Яковлевич в 1579 г. послали на Волгу к тамошним казакам с приглашением поступить к ним на службу. В том же году прибыл к Строгановым атаман Ермак Тимофеевич с 500 товарищами. Летом 1581 г., снабженный стругами, пушками, пищалями и порохом, Ермак начал войну против сибирского хана, о подробностях и перипетиях которой рассказывается в его жизнеописании. Таким образом, роль Строгановых в присоединении к России Урала и Сибири была огромна.

Кроме того, воистину неоценимые услуги русскому государству как денежными средствами, так и ратной силой оказали Строгановы в Смутную эпоху. Они много и охотно помогали царю Василию Шуйскому, за что в 1610 г. были пожалованы особым званием “именных людей” и правом называться и писаться с полным отчеством – с “-вичем”. Затем Строгановы передали большие суммы вождям ополчения: князю Трубецкому, князю Пожарскому, Прокопию Ляпунову и первым царям из рода Романовых. Всего за годы междуцарствия и в правление Михаила Федоровича они пожертвовали около 840 тысяч рублей – по тем временам огромные деньги. А в течение всего правления Алексея Михайловича Строгановы внесли в казну около 400 тысяч рублей и столько же дали взаймы. Если вспомнить, что государственная казна бывала тогда годами пуста, а подати почти не собирались, то приходится признать, что помощь Строгановых имела для страны жизненно важное значение. Все это, впрочем, делалось ими не совсем бескорыстно. За свои услуги Строгановы получили от государства множество льгот: они были объявлены подсудными не местным властям, а лишь царскому суду, имели право строить города и крепости, содержать ратных людей, лить пушки, воевать с владетелями Сибири, вести беспошлинную торговлю с инородцами, самим судить своих людей, освобождались от многих податей. В административном и судебном отношениях вотчины Строгановых, занимавшие добрую половину Перми Великой, представляли как бы вассальное государство со своими законами, установлениями, распорядками и управлением.

До второй половины XVII века родовые богатства Строгановых распределялись между нескольким семьями. Но в 1688 г. Григорий Дмитриевич (правнук упоминавшегося выше Семена Аникиевича) объединил в своих руках все части родового имения, включавшие к этому времени около 9,5 млн. десятин земли, 20 городков, свыше 200 деревень и около 15 тысяч крепостных. Эти огромные владения он еще расширил за счет новых пожалований при Петре I (всего в начале XVIII века Строгановым принадлежало около 10,5 млн. десятин, а в одних только великопермских владениях ко дню смерти Григория Дмитриевича в 1715 г. числилось до 50 тысяч крепостных). В годы Северной войны Г.Д. Строганов оказывал Петру щедрую помощь деньгами и кроме того построил и оснастил за свой счет несколько кораблей.

В это переломное время меняются быт и привычки семьи: Строгановы навсегда покидают свои глухие владения – они являются при дворе, в столицах, и на протяжении нескольких поколений исполняют здесь роль блестящих вельмож и меценатов. Жена Григория Дмитриевича, Марья Яковлевна, была первой статс-дамой императрицы. Сам он в 1703 г. переселился в Москву, где дом его славился гостеприимством, хлебосольством и был широко открыт не только для друзей, но и для “людей всякого чина”. Со всеми он, по словам современников, был “добр и ласков, а бедным был старатель”. Прославился Григорий Дмитриевич также собиранием древних рукописей.

Трое сыновей Григория Дмитриевича: Александр, Николай и Сергей были возведены в 1722 г. Петром в баронское достоинство. Они первыми в роде поступили в государственную службу и начали вести светский образ жизни. Александр и Сергей умерли в чине генерал-поручиков, а Николай был тайным советником.

Придворные успехи Строгановых сопровождал постепенный упадок пермского солеварения. Причина этого, впрочем, крылась не в них, а в изменившейся государственной политике. С 1705 г., после введения государственной монополии на соль, Строгановы были обязаны продавать ее только в казну и по установленной низкой цене. Новый порядок значительно урезал их прежние доходы. Открытие в середине XVIII века более дешевого источника соли – Эльтонского озера – привело к тому, что Строгановы были вынуждены постепенно сокращать производство и закрывать варницы. Однако слава их рода на этом не кончилась. Прежде всего ее поддержал внук Григория Дмитриевича – Александр Сергеевич, президент императорской Академии художеств, директор Публичной библиотеки и один из наиболее выдающихся русских меценатов в широком и лучшем значении этого слова. Получив под руководством отца блестящее образование, он для завершения его в 1752 г. отправился за границу. Два года он учился в Женеве, побывал в Италии и Германии. Уже в это время Александр Сергеевич сделал множество ценных покупок, послуживших потом основанием его богатейшей художественной коллекции, завязал знакомства со многими выдающимися учеными и художниками. После двухлетней учебы в Париже он в 1757 г. вернулся в Петербург и некоторое время находился на государственной службе.

В 1761 г., когда Строганов выполнял дипломатическое поручение в Вене, император Франц пожаловал его в графы Священной Римской империи. Все российские императоры и императрицы (сменявшие в то время друг друга на российском престоле) оказывали Александру Сергеевичу большое расположение, ценили остроту его ума, умение вести интересную беседу и тонкое знание этикета. Императрица Елизавета очень отличала Строганова и любила беседовать с ним. Он был большим приятелем Петра III еще в бытность того великим князем и часто ссужал его деньгами, однако в событиях 1762 г. сделал свой выбор в пользу Екатерины II. Эта императрица была особенно благосклонна к Строганову и всегда брала его с собой во все путешествия. Павел I в 1798 г. пожаловал Александра Сергеевича в графы Российской империи и сделал директором Публичной библиотеки.

Красной нитью через всю жизнь Строганова проходит страсть к собиранию выдающихся редкостей в области живописи, ваяния и литературы. В 1772-1779 гг. он жил в Париже, где приобрел много ценных предметов искусств. В 1793 г. он имел в своей коллекции 87 ценнейших полотен наиболее знаменитых художников разных школ. Его собрание эстампов, камней, медалей и монет (их одних у него было более 60 тысяч) не имело себе равных в России. Лучшей в России считалась также его библиотека, особенно богатая рукописями. (Как библиотека, так и галерея были доступны всем желающим.) Дом Строганова в Петербурге был, по словам современников, “средоточением истинного вкуса”. Его завсегдатаями считались многие знаменитые художники и писатели, пользовавшиеся его материальной поддержкой. Богданович едва ли не первому читал ему свою “Душечку”, а Гнедич только при его поддержке смог взяться за свой великий труд – перевод “Илиады” Гомера.

Друзьями Александра Сергеевича были художник Левицкий, поэт Державин, баснописец Крылов, скульптор Мартос и многие другие. Ввиду его страсти к искусству граф Строганов в 1800 г. был назначен президентом Академии художеств (почетным членом ее он был еще с 1768 г. и никогда не жалел для ее поддержки собственных средств). Последние десять лет жизни Александр Сергеевич почти полностью посвятил постройке Казанского собора: он вникал во все детали, сам взбирался на леса и лично давал указания. Ни один иностранный художник или мастеровой не были допущены к участию в работах – все делалось русскими умельцами, а руководил строительством бывший крепостной Строгановых архитектор Воронихин.

Сын Александра Сергеевича, граф Павел Александрович, получил первоначальное воспитание во Франции, где видел начало Революции. Его наставник Ром был ярым республиканцем. В начале царствования Александра I Павел Александрович вместе с Новосильцевым и Кочубеем был одним из ближайших друзей императора и членом его “негласного комитета”, где продумывались будущие реформы и преобразования России. С 1802 г. Строганов – докладчик по делам и попечитель Петербургского учебного округа. В дальнейшем он участвовал во всех войнах против Наполеона. После смерти в 1811 г. его отца дела перешли к Павлу Александровичу уже в очень расстроенном состоянии. Долгу числилось несколько миллионов. Чтобы поправить положение, Строганову пришлось под залог многих земель взять в Государственном банке большой заем. Сильным ударом для Павла Александровича стала смерть его единственного сына Александра, который был убит в 1814 г. в сражении под Красном. Отец пережил его всего на три года и скончался в 1817 г.

После пресечения линии Строгановых, ведущих свое происхождение от барона Сергея Григорьевича, важное значение приобрела другая ветвь этого рода, происходившая от барона Николая Григорьевича. Потомки Николая Григорьевича Строганова были, как и их предшественники, известными в России людьми, видными государственными и общественными деятелями. Один из них, Григорий Александрович Строганов (1770—1857), отец Елизаветы Александровны Демидовой, состоял на дипломатической службе в Швеции и Испании, был послом в Турции. В 1826 г. в день своей коронации император Николай 1 пожаловал ему титул графа.

Граф Александр Григорьевич Строганов (1795—1891), сын Григория Александровича, после окончания корпуса инженеров путей сообщения успешно начал военную карьеру и во время войны с Наполеоном в составе артиллерийской лейб-гвардейской бригады участвовал во многих сражениях, в том числе под Лейпцигом и Дрезденом, и во взятии Парижа. Позже он продолжил государственную службу, занимая штатские должности: был губернатором в ряде областей Малороссии, возглавлял Министерство внутренних дел, был членом Государственного совета. В течение долгого времени он был новороссийским и бессарабским генерал-губернатором. Александр Григорьевич Строганов являлся президентом одесского Общества истории и древностей России, оказывал щедрую помощь одесскому музею. 

Еще один достойный представитель этой семьи, Сергей Григорьевич Строганов (1794—1882), всю жизнь числился на военной службе, проявил немалое мужество в Бородинском сражении, принимал участие в Крымской войне 1854—1855 годов, однако наиболее яркой и плодотворной была его деятельность на сугубо гражданском поприще. Российское просвещение многим обязано Сергею Григорьевичу. Несмотря на то, что он находился в чине генерал-адъютанта и занимал высокие посты, Строганов был равнодушен к своей карьере. Сергей Григорьевич отличался сильным и независимым характером, умел твердо отстаивать свои убеждения, даже если они противоречили мнению высших лиц в государстве. Конечно, солидное состояние позволяло Строганову не зависеть от карьеры. Благодаря своим благородным душевным качествам и глубокой образованности Сергей Григорьевич Строганов был избран воспитателем сыновей императора, великих князей Николая, Александра, Владимира и Алексея Александровичей.

Демидовы в Отечественной войне 1812 года

1-й егерский полк Московского ополчения («Демидовский полк»)

“Всегда завидовал брату, который с батюшкой нашим имел честь послужить Отечеству при Бородино…” (из письма Анатолия Демидова Эжену де Монфору, Крым, 1837 г.).

В 1812 г. генерал-фельдмаршал Михаил Кутузов написал письмо Николаю Никитичу Демидову. В нем главнокомандующий русской армией передал уральскому олигарху «монаршее (то есть императора Александра I) благоволение» на формирование Демидовского полка и командование им во время Бородинского сражения.

С военной службой Николай Никитич был связан с рождения. В первый же год жизни мальчика записали капралом в лейб-гвардии Преображенский полк. В шестнадцать лет он уже служил в армии в качестве флигель-адъютанта генерал-фельдмаршала Григория Потемкина, а в 27 лет стал тайным советником, что соответствовало званию генерал-лейтенанта.

В начале Отечественной войны 1812 г. Николай Никитич в присутствии императора Александра I торжественно обязался собрать на свои средства полк. Свое слово он сдержал. 1-й егерский полк Московского ополчения (в простонародье — Демидовский) был сформирован в июле 1812 г. и в составе 1-й Западной армии принял участие в Бородинском сражении на оконечности левого фланга русской армии. Полк состоял по большей части из крестьян Демидова. В сражении с армией Наполеона они выполняли в основном вспомогательную роль — участвовали в строительстве укреплений на Бородинском поле, выносили раненых с поля боя и сопровождали военнопленных.

Кутузов поделил Московское ополчение на два отряда. Один отряд под командой генерала Федора Ивановича Талызина перед сражением был поставлен скрытно у Старой Смоленской дороги. Второй отряд, которым командовал Николай Никитич Демидов, поставили за левым флангом восточнее левой Багратионовой флеши, южнее деревни Семеновское. Николай Никитич оказался не только толковым шефом полка, но и храбрым воином. Генерал Л.Л. Беннигсен в октябре докладывал Кутузову: «Находящийся при мне в сражении… Московского ополчения шеф 1-го Егерьского полка тайный советник Демидов, с безстрашием подвергал жизнь свою опасности, исполняя в точности поручения мои…».

Из представления к наградам командующего Московскою военною силою графа Маркова (ЦГВИА ф.103, оп.208а, св. О. Д.61, л.57-60): “…Тайный советник ордена святого Иоанна Иерусалимского командор Демидов, в сражениях 26-го августа командуя 1-м егерским полком, 6 и 12 октября и 5 ноября находясь при генерале бароне Беннигсене, оказал примерную храбрость…”.

Однажды, во время наступления, Николай Никитич увидел у казаков авангарда золотой крест Алмазовской церкви, отбитый ими у французов. Демидов выкупил этот крест. Любопытно, что село Алмазово, еще задолго до войны, принадлежало именно Демидовым. Так что, Николай Никитич выкупил у казаков свою же вещь. А в 1819 г., он профинансировал в Алмазово строительство новой каменной церкви в честь победы над Наполеоном.

После Бородинской битвы 1-ый егерский, как и все Московское ополчение, был распределен между 1-ой и 2-ой западными армиями, то есть ополченцы вошли в состав регулярных войск. 30 марта 1813 г. московские ополченцы были распущены.

Наряду со взрослыми представителями династии в боях принимал участие старший сын Николая Никитича, четырнадцатилетний Павел Демидов (будущий муж Авроры Карловны) в чине поручика. Павел Демидов в бесстрашии не отставал от отца. В послужном списке юнкера есть запись: «Был в сражениях противу французских войск Августа 26-го под селом Бородиным, за отличие награжден чином…». За отличие в Бородинской битве приказом главнокомандующего Кутузова Павел был произведен в прапорщики, вступил в ряды регулярной армии и прослужил там около пятнадцати лет. А сам Николай Демидов, кроме благодарности Кутузова, был награжден орденами св. Анны I степени и св. Владимира III степени.

P.S. Николай Никитич Демидов в 1822 г. внес 100 тысяч рублей ассигнациями на создание «инвалидного капитала» при Высочайшем комитете оказания помощи инвалидам Отечественной войны 1812 г., учрежденном 18 августа 1814 г. при Третьем Отделении собственной Его величества канцелярии.

В связи с празднованием 200-летия Отечественной войны 1812 г. на сайте Министерства обороны РФ размещены биографии и портреты более ста участников той войны и в их числе – Николая Никитича Демидова.

В краткой биографии указано: «В начале Отечественной войны 1812 года в присутствии императора Александра I торжественно обязался собрать на свои средства полк. 1-й егерский полк Московского ополчения, шефом которого был назначен Н.Н. Демидов, был сформирован в июле 1812 года и в составе 1-й Западной армии принял участие в Бородинском сражении».

Екатеринбургские историки А.С. Черкасова и А.Г. Мосин также указывают: «Николай Никитич Демидов еще в юности служил в армии в качестве адъютанта Г.А. Потемкина, финансировал строительство военных кораблей на Черном море, а в 1812 г. не только сформировал и экипировал целый полк, но и принял личное участие в Бородинской битве и других сражениях, за что был награжден орденами святой Анны I степени и святого Владимира III степени». Демидовский полк участвовал в Бородинском сражении в составе корпуса Н.А. Тучкова на Старой Смоленской дороге. Ополченцы выносили раненых с поля сражения, конвоировали пленных, участвовали в строительстве укреплений. После Бородинской битвы полк, как и все Московское ополчение, был распределен между 1-ой и 2-ой Западными армиями. 30 марта 1813 г. по высочайшему повелению московские ополченцы были распущены.

В РГВИА хранятся документы, имеющие отношение к этой теме:

– рескрипт Александра I генералу от инфантерии Ф.В. Растопчину об утверждении в должности командиров полков Московского ополчения от 8 августа 1812 г., в котором в частности указано: «…тайному же советнику Демидову, обер-прокурору графу Дмитриеву-Мамонову и действительному камергеру князю Гагарину, во уважение того, что они собственным своим иждивением формируют полки, всемилостивейше повелеваю именоваться шефами сих формируемых ими полков»;

– список генералов Московского ополчения от 31 октября 1812 г., представленных М.И. Кутузовым к награждению за участие в Бородинском сражении: «1-го егерского полка шеф, т. с. Демидов с начала ополчения Московской военной силы, употребляя всевозможные способы к усовершенствованию вверенного ему полка, привел полк в две недели к окончанию и выступил к соединению с армиями, а 26-го числа командовал резервом Московской военной силы, из коей большая часть людей откомандировалась или в подкрепление корпуса генерал-лейтенанта Тучкова или же для выносу раненых с места сражения, а потом до самого назначения сего полка в армию показал себя самым деятельным и исправным начальством» и др.

Архивные источники подтверждают факт, что Н.Н. Демидов не только снарядил за свой счет 1-й егерский полк Московского ополчения, но и сам участвовал в военных действиях, в том числе под Бородино, Тарутино, Вязьмой и Красным. 3 декабря 1812 г. князь М.И. Кутузов письменно «по поручению императора» объявил ему «монаршее благоволение». За участие в Бородинском сражении Н.Н. Демидов также был награжден орденом св. Екатерины I-й степени и орденом cв. Владимира III-й степени.

Его сын Павел Николаевич Демидов участвовал в том же сражении в возрасте 14 лет и «за отличие награжден чином» прапорщика.

В составе Демидовского полка в Бородинском сражении участвовали и другие представители династии Демидовых:

Лавр Львович (1778–1857),

Петр Львович (1780–1857)

и Сергей Васильевич (1780–1824).

Театр и Николай Никитич Демидов

Николай Никитич Демидов родился в 1773 г., именно в тот год, когда его отец, крупнейший заводовладелец России Никита Акинфиевич, соорудил в своем подмосковном имении Сергиевское (Алмазово) деревянное здание театра.  Однако, до конца 70-х гг. он появлялся в своем подмосковном имении очень редко, от случая к случаю. Здание театра могло быть выстроено Никитой Акинфиевичем вовсе не из любви к искусству, а потому, что каждый дворянин в конце XVIII столетия имел домашний театр. Среди владельцев усадебных театров было немало людей, глубоко и серьезно относящихся к начатому делу. И все же многие рассматривали идею устройства домашнего театра лишь как норму великосветской жизни. Не был ли таким и театр Никиты Акинфиевича? Во всяком случае, отсутствие каких-либо сведений о непосредственной работе театра склоняет именно к такому выводу.

У Николая Никитича отношения с театром сложились иначе. С 1792 г. молодой Демидов, был одержим идеей создания собственного театра. Сохранилась переписка Николая Никитича с Нижнетагильской заводской конторой, в которой содержатся многочисленные повеления молодого барина отправить в Москву «для заводимого им театра пятнадцать мальчиков и столько же девочек». Судя по всему, местные не спешили выполнять просьбы Демидова, видя в них минутную блажь, и полагая, что девятнадцатилетний заводчик вскоре забудет об этом. Николай Никитич не только не забыл, но выслал в нижнетагильскую контору письмо. Но после столь резкого письма местные приказчики сочли возможным ослушаться заводовладельца, мотивировав свой отказ «разными неудобностями, с тем выбором сопряженных», а также что «в заводах уральских к назначенным наукам способных найти не уповают». Такие объяснения Н.Н. Демидова не удовлетворили: «все оное я считаю за нелепую событность, никакова вероятия не заслуживающего, потому что из осьмидесяти мальчиков и девочек, набранных мною в Нижегородских своих водчинах, малая часть оказалась неспособными. Которые и отпущены обратно в дома свои, а оставшиеся находясь под хорошим присмотром и будучи с ног одеваемы, всегда довольны пищею и платьем, в короткое время так привыкли, что по – прежнему жить в деревнях охоты не имеют», – так отвечал Николай Никитич нижнетагильским приказчикам. Из письма также следует, что труппу свою молодой Демидов пытался сформировать не только за счет уральских заводов.

Крепостные, прошедшие строгий отбор и обнаружившие «означавшие способности» удостаивались чести стать актерами театра. Процесс этот был весьма драматичен, как для детей, порывающих с семьей, так и для родителей, отдающих детей «в неизвестную будущность». Чтобы как-то смягчить отрыв будущих актеров от своих родителей, Н.Н. Демидов предписывает нижнетагильским приказчикам произвести выбор следующим порядком: чтоб у тех заводских жителей, которые имеют двух или трех сыновей и дочерей, взять по – одному сыну или дочери, в предписанные лета и с означенными личными способностями, а у которых по – одному сыну или дочери, совсем брать не надлежит, разве будут весьма отличны и против их ни у жителей, ни у дворовых людей не выберется, то таких взять. Известно, что 14 декабря 1792 г. 20 девочек и 20 мальчиков с нижнетагильского завода были привезены в Москву. Но театр Николая Никитича оказался уже укомплектован, в 1792 г. труппа, продававшаяся с торгов Головиным, была приобретена Демидовым. Видимо, ожидавшему в течение трех месяцев «нужноподобных девочек и мальчиков» с уральских заводов Николаю Никитичу подвернулась готовая труппа, он решил не связываться с неподатливыми приказчиками нижнетагильской конторы. Какова дальнейшая судьба уральских крепостных, присланных для театра, пока не известно. По мнению Николая Никитича: «выбор был сопряжен с пристрастием…едва ли четвертая часть может быть годными». Тем не менее, отправив неспособных обратно на заводы, человек пять – шесть он оставил у себя. Фамилии их не известны, как впрочем, и фамилии других актеров демидовского театра, кроме отца знаменитого трагика Павла Мочалова – Степана Федоровича. Об актерских способностях Мочалова сохранились некоторые сведения из воспоминаний известного театрала Жихарева: «Мочалов – малый видный, играет везде: в трагедиях, комедиях и операх, но нигде, по крайней мере, не портит».

Николая Никитича волновала проблема профессионализма в труппе. Именно поэтому 30 августа 1797 г. он заключил с дирекцией договор об отдаче в театральную школу на пять лет, принадлежавших ему «трех крепостных девок для употребления их по знанию танцах», причем по истечению срока, Демидов имел право или оставить их при дирекции, или же взять обратно к себе.

Собственно о труппе Николая Никитича известно очень мало. Разрозненные факты никак не выстраиваются в целостную картину. Но отдельные штрихи дают представление об отношении его к искусству, о взглядах на театр, о понимании сущности искусства. Демидов не принимал и не признавал дилетантизма. Ориентация на профессионализм музыкантов, художников, певцов, актеров или танцовщиков отличала Демидова как владельца театра. Так в 1794 г. Демидовым заключен контракт с известным балетмейстером Франческа Розетти на обучение двадцати двух человек крепостных. В 1798 г. составлены инструкции капельмейстеру Вернеру, для обучения крепостных мальчиков инструментальной и роговой музыке. Таких контрактов и договоров, заключенных Николаем Никитичем с лучшими профессорами, педагогами в той или иной области, в демидовском архиве содержится немало. Они – красноречивое свидетельство неустанной забота Демидова о мастерстве и профессионализме крепостных творцов.

Тем не менее, то ли Николай Никитич разочаровался в крепостном театре, то ли в силу каких-либо других обстоятельств, но крепостной театр вскоре перестал существовать. Скорее всего, Николай Никитич держал свой театр до 1800 г., затем вышел в отставку и отправился путешествовать по Европе. О пяти годах проведенных им в Англии, Германии, Франции и Италии, почти ничего не известно. Но в Россию он возвращается другим человеком, во всяком случае, его отношение к театру меняется коренным образом. Идея домашнего крепостного театра Николая Никитича больше не привлекает. С особым пристрастием он следит за работой иностранных трупп, из которых больше всего им почитается французская труппа в Петербурге. Можно предположить, что такая переориентация произошла не случайно, а в процессе его знакомства с лучшими театрами Европы.

Переехав в Европу, Демидов создает профессиональный театр, в котором играли исключительно французские актеры из Петербургской императорской труппы. В Риме, в палаццо Русполи, они ставили французские водевили. Римская театральная деятельность закончилась для Демидова трагикомично. В одном из водевилей действовал персонаж по имени Сан-Леон. Папа Лев XII почему-то увидел в этом намек на собственную персону и не на шутку оскорбился. Во избежание серьезных неприятностей Николай Демидов покинул Рим. В 1819 г. Николай Демидов перебирается из папского Рима в Великое герцогство Тосканское. По свидетельству современника, “в безмятежной эрцгерцогской Флоренции, привыкшей принимать посольства, знаменитых путешественников, большой эффект произвела эта безмерно богатая персона, окруженная сотней семей разного класса и звания, любителя любой изысканности и музыкального французского театра, само собой водевилей”. В те годы во Флоренции жило немало богатых русских, но содержать в доме целую театральную труппу оказалось под силу только Демидову. Два раза в неделю он приглашал на французские спектакли русских аристократов. При этом его самого, тяжело больного, разбитого параличом, “перевозили из комнаты в комнату на креслах с колесами”.

Демидовы и Пушкин

В справочнике “Пушкин и его окружение” встречается имя Павла Николаевича Демидова. Оказывается, великий поэт был с ним знаком и даже бывал у него на званом обеде. Это следует из надписи Пушкина на книге Колриджа “Образцы застольных бесед”: “Купл. 17 июля 1835 года, день Демид. празд…”.

Полагают, что Пушкин общался с Демидовым и в петербургском светском обществе. Еще ранее Александр Сергеевич был знаком с Авророй Карловной Шернваль, ставшей с осени 1836 г. женой П.Н. Демидова. Аврора и ее сестра Эмилия имели славу известных красавиц. Сохранились сведения о встречах Пушкина с сестрами Шернваль 24 июня и в сентябре 1832 г. у В.Ф. Вяземской. В конце того же года поэт посетил сестер в гостинице Демута, где присутствующих зарисовал художник Г.Г. Гагарин.

В 1846 г. Аврора Карловна стала женой Андрея Николаевича Карамзина, а сын знаменитого историка гораздо раньше общался с Пушкиным в доме своих родителей. 16 мая 1828 г. Андрей Карамзин присутствовал у Лавалей на чтении поэтом “Бориса Годунова”. В начале 1836 г. он был посредником между Пушкиным и графом В.А. Соллогубом в связи с предполагавшейся дуэлью между ними.

Среди окружения поэта насчитывалось 23 лауреата Демидовской премии (в том числе 12 из них получили награду при жизни Пушкина). Со многими удостоенными этой награды работами Александр Сергеевич был знаком, пользовался ими или оставил отзывы о них. Особо выделяется в этой плеяде лауреат-рекордсмен, получивший четыре Демидовских премии и один почетный отзыв за пять своих книг. Им был ученый-востоковед, синолог Никита Яковлевич Бичурин, в монашестве отец Иакинф. Труды Бичурина поэт знал еще в Одессе и Михайловском, они имелись, даже с автографами, в его библиотеке. А в начале января 1830 г. Пушкин собирался посетить Китай с отправляющимся туда посольством, с П.Л. Шиллингом и Н.Я. Бичуриным, но не получил царского разрешения. “В “Истории Пугачева” он использовал предоставленную ему автором еще до издания работу “Историческое обозрение ойратов и калмыков” и в примечании к первой главе высоко оценил этот труд Бичурина. В 1834 г. книга была издана и в следующем отмечена Демидовской премией.

Б библиотеке Пушкина сохранилась “История военных действий в азиатской Турции в 1828 и 1829 годах” с дарственной надписью автора – военного писателя и историка, участника русско-турецкой войны Н.И. Ушакова. Есть здесь упоминание и о “военном дебюте любимца муз на Кавказе”, Имеется в виду участие поэта 14 июня 1829 г. в перестрелке с турками на высотах Саган-Лу. Сохранилось черновое письмо Александра Сергеевича с отзывом о книге: “С жадностью ее прочел… Восхищаюсь ясным, красноречивым и живописным изложением… С изумлением увидел я, что вы и мне даровали бессмертие – одною чертою вашего пера”. Книга Ушакова была отмечена Демидовской премией в 1837 г.

Самое последнее в жизни Пушкина письмо было написано тоже будущему лауреату этой премии. За несколько часов до смертельной дуэли Александр Сергеевич отправил его вместе с книгой английского поэта Корнуолла писательнице и переводчице Александре Осиповне Ишимовой для перевода стихов на русский язык. В письме же Пушкина есть такие слова: “Сегодня я нечаянно открыл нашу Историю в рассказах и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!” Речь идет о книге молодой писательницы “История России в рассказах для детей”, которая была отмечена Демидовской премией уже после смерти поэта, в 1835 г.

Демидов Анатолий Николаевич

Принцесса Матильда Бонапарт (Демидова - Сан-Донато)

Жером Бонапарт (1784-1860), назначенный Наполеоном королем Вестфалиии, вторым браком был женат на Екатерине Вюртембергской (1783-1835), дочери короля Фридриха Вюртембергского. Родной сестрой Фридриха была Мария Федоровна, супруга императора Павла I и мать императора Николая I. Соответственно, Екатерина, мать принцессы Матильды, приходилась Николаю кузиной.

Матильда, родившаяся 27.05.1820 г. в Триесте, воспитывалась в Риме и Флоренции.

В юности Матильда была помолвлена со своим двоюродным братом. Но в 1830-е гг. у будущего императора Франции Наполеона III была репутация заговорщика-неудачника. Никто не верил, что у него есть шансы на приход к власти. И родня Матильды позаботилась о расторжении помолвки.

К своим 18 годам Матильда считалась завидной невестой. Современники восхваляли ее красоту и обаяние. А в 1840 г. король французов Луи Филипп I распорядился о торжественном перезахоронении праха Наполеона I в Париже. И родство с великим императором Франции для Бонапартов превратилось из недостатка в почетную привилегию. К изумлению европейской знати, супругом яркой представительницы именитого рода оказался не титулованный вельможа, а фактически простолюдин. Молодого человека звали Анатолий Николаевич Демидов.

После свадебного путешествия по Европе, Анатоль привозит молодую жену в Сан-Донато. Но Матильде не понравились ни усадьба, ни дворец, ни княжеский титул. «Мой друг!», — писала она мужу, в Париж, спустя полгода совместной жизни, — «Заберите меня из этого захолустья! Я лучше буду при вас простой пастушкой, чем без вас княгиней Сан-Донато…».

Первые два года молодожены прожили душа в душу, несмотря на то, что о Матильде ходили различные пикантные слухи. Современники отмечали ее вольное поведение, тягу к запретным ощущениям и сомнительным приключениям. Однажды, Анатолию это высказала его бывшая возлюбленная — герцогиня де Дино. На что Демидов совершенно спокойно ответил: «Мадам, если бы мне не нравилось поведение моей жены, я бы продолжал делать безуспешные предложения вам…». Но стоило Анатолию надолго уехать из Флоренции, как у Матильды завелся любовник. Им стал голландский граф, а по совместительству скульптор, Альфред Эмильен O’Хара фон Неверкерк. Впервые фон Неверкерк увидел Матильду в 1843 г., в усадьбе Сан-Донато, куда приехал специально, чтобы познакомиться с коллекцией живописи, собранной Демидовым. Неверкерк был красавцем и слыл известным на всю Европу ловеласом. «Устоять было невозможно…», — признавалась позднее Матильда в письме к брату Жозефу, — «Эмильен являлся воплощением всего того, чего не хватало мне с Демидовым…». Анатоль, узнав об измене жены, не стал поднимать шум, и ответил той же монетой – возобновил отношения с Валентиной де Дино. Матильда, было, одумалась, но — поздно.

Матильда Бонапарт была женой Анатолия Демидова короткий промежуток времени с 1840 до 1847 гг. Имя Матильды Бонапарт осталось и в истории Нижнего Тагила. Вплоть до середины 20-х гг. ХХ века в топонимике бывших демидовских владений как в черте города, так и в его окрестностях оставались «Матильдово предместье», «Матильдина дорога», «Матильдов прииск». Аврора Карловна до конца дней находились с принцессой в теплых, близких и дружеских отношениях. А Елим Павлович Демидов и вовсе называл Матильду матерью и уже будучи взрослым каждый раз, бывая в Париже, приезжал к ней с огромными букетами цветов.

После развода принцесса Матильда занимала в обществе известное положение, с ней вел переписку Г. Флобер, ее имя постоянно упоминается в “Дневнике” братьев Гонкур, она вместе с И.С. Тургеневым уговорила Флобера стать хранителем в парижской публичной библиотеке Мазарини. Матильда и сама время от времени пробовала себя то в прозе, то в поэзии, то в рисовании. Правда, на литературном поприще у принцессы как-то не ладилось. Зато в живописи успехи были. Некоторые ее работы сохранились до наших дней.

Матильда имела загородную резиденцию Сен-Гресьен, где принимала людей своего окружения. Флобер писал ей: “Ну, а я скажу так: пока существует на свете хоть один такой уголок, как ваш, не все еще потеряно”.

Салон принцессы посетил и русский литератор граф В.А. Соллогуб. В своих мемуарах он утверждал: “Принцесса Матильда – женщина замечательного ума; она своей обстоятельностью, приветливостью и самым тонким пониманием искусства, живописи, ваяния, литературы приобрела и сохранила после падения империи множество преданнейших друзей. Все, что носило известное имя в последние тридцать лет, усердно посещало ее салон”. Она изо всех сил старалась окружить себя художниками и писателями, не очень их понимала, но немного верила им на слово, что их следует почитать. “Принцесса – настоящая современная женщина, артистическая натура”, – пишут братья Гонкур. К концу обеда, за десертом, принцесса всегда переводила разговор на любовь, на рассуждения о ней, на любовную казуистику. Это же заметил и Соллогуб: “Но как в бриллиантах самой чистой воды есть непременное пятнышко, так и у принцессы был недостаток, ставимый ей в укор, разумеется, заочно, самыми ее верными друзьями, а именно – ее необыкновенное мягкосердечие в отношении некоторых красивых мужчин”. Гонкуры в “Дневнике” не раз сообщают о характере принцессы, о противоречивых чертах его, “превративших ее в любопытный тип принцессы XIX века”. 

На протяжении многих лет принцесса поддерживала отношения с российским императорским двором. Гордость и свободолюбие Матильды вошло в легенды. Она пользовалась огромным авторитетом и оказалась единственной из родственников Наполеона I, кому после превращения Франции в республику было дозволено проживать в стране.

В 1870 г. умер Анатолий Николаевич Демидов. А год спустя, от Матильды сбежал граф фон Неверкерк. Поначалу принцесса отнеслась к измене любимого мужчины спокойно, но, узнав, что Эмильен живет с молоденькой и красивой простолюдинкой, оскорбилась и отомстила. Неверкерк, ставший при Наполеоне III главным смотрителем Лувра и директором французских музеев, был с треском изгнан со всех должностей без выходного пособия. Вскоре за Матильдой стал ухаживать богатый поэт и художник Клод Марсель Попелен (1825 — 1892). В 1873 г. они поженились без лишней помпы. Новый супруг принцессы был не очень известен у публики, но зато был очень богат.

Один из постоянных посетителей матильдиного салона, российский художник Эрнест Липгарт писал об этом в своих воспоминаниях: «После того как принцессу бросил неблагодарный граф Неверкерк, Поплен стал ухаживать за принцессой. Делал он это старомодно: долго и с куртуазностью трубадура, даже, подобно своему другу мастеру сонета г-ну де Эредиа, писал сонеты в весьма необычной манере. Очаровательная книжечка, озаглавленная «Октава сонетов», украшенная заставками его работы, была посвящена принцессе Матильде. И тогда знатная дама уступила настойчивым ухаживаниям певца сонетов и вышла за него замуж, но тайно, чтобы не повредить своей репутации. Это был секрет Полишинеля… Поплен был защищен pro domo sua — он был богаче принцессы, так что никто не мог его упрекнуть в корыстных намерениях…».

К слову, Матильда оказалась причастна и к возникновению известного бренда «Картье». В 1853 г. она купила у неизвестного ювелира Луи Франсуа Картье три брошки. Украшениями она, как водится, похвасталась в своем салоне, и через неделю в мастерскую Карьте прибыла сама императрица Евгения, супруга Наполеона III. За три последующих года женщины заказали и купили у Луи Франсуа более 150 украшений…

До глубокой старости она сохранила свежий ум, подвижность девушки и любовь к выражениям, не всегда приличным в большом свете. Она продолжала свои опыты в живописи, интересовалась фотографией, которая, кстати сказать, развивалась во Франции не без ее поддержки. Фотографировалась Матильда часто, при этом относилась к процессу очень ответственно. Немало ее фотоизображений сейчас хранятся в частных коллекциях.

Умерла Матильда в Париже в 1904 г., в возрасте 83 лет.

Метрическая запись о браке в Риме А. Демидова и Матильды Бонапарт.
Матильда Бонапарт. Автопортрет (1859 г.)

Семья Вейер на службе у Демидовых

Анри Вейер (1759–1834) родился в Лотарингии и был сыном богатого торговца кожевенными изделиями. Обосновавшись в Москве, Анри Вейер в 1785 г. женился на Катрин Софи Матис (1767–1832), дочери Базиля Бенуа Матиса, скульптора при дворе Станислава Лещинского, которая приехала в Россию вместе с матерью Мари-Жанной, урожденной Гибаль.

Анри Вейер поселился с женой в доме Никиты Акинфиевича Демидова (1724–1789), с которым поддерживал дружеские отношения. Демидов стал крестным сына Вейера, родившегося 27 сентября 1786 г. В честь Никиты Акинфеевича и его сына Николая Никитича Демидовых мальчику дали двойное имя Никита-Николай (Nicetas-Nicolas).

В 1793 г. Вейеры покинули Россию и вернулись на родину во Францию.

В двадцатилетнем возрасте Никита Вейер приехал в Россию, где женился на Анне Петровне Евреиновой (1779–1849), тетке В.П. Зубкова. У них родился сын Андрей (1810–1836). Никита Андреевич стал доверенным лицом теперь уже Николая Никитича Демидова, жена которого, Елизавета Александровна, урожденная баронесса Строганова, приходилась двоюродной сестрой Наталье Ивановне Загряжской-Гончаровой. Таким образом, Гончаровы хорошо знали Вейера и пользовались его услугами. Тем более Никита Андреевич проживал по соседству с Гончаровыми, в собственном доме у Никитских ворот.

В 1820-е гг. Никита Вейер исполнял обязанности вице-консула Франции в Москве. Любопытно отметить, что он стал одним из персонажей романа А.И. Герцена «Былое и думы». В XXXIII главе романа есть эпизод, повествующий о том, как «приехал в Москву с Кавказа какой-то путешественник, легитимист шевалье Про. Он был в Персии, в Грузии, много видел и имел неосторожность сильно критиковать тогдашние военные действия на Кавказе и особенно администрацию. Боясь, что Про будет то же говорить в Петербурге, генерал-губернатор кавказский благоразумно написал военному министру, что Про – преопасный военный агент со стороны французского правительства. Послали за Вейером, французским консулом, чтоб посоветоваться, как быть.

В 1831 г. А.С. Пушкин принял на себя денежные обязательства по нащокинским векселям, выданным Вейеру. Около 25 февраля 1833 г., обеспокоенный тяжелым материальным положением Нащокина, поэт писал другу: «Что твои дела? За глаза я все боюсь за тебя. Все мне кажется, что ты гибнешь, что Веер тебя топит <…> Дай бог мне зашибить деньгу, тогда авось тебя выручу» (XV, 50). Но, несмотря на давние денежные дела с Вейером, отношения между ним, Пушкиным и Нащокиным не выходили за границы деловых.

Анатолий Николаевич Демидов доверял только лицам, ничем не связанным с заводами, а потому не склонным оказывать какое-либо попустительство его тагильским «подданным». Для этой цели лучше всего подходили управители, приглашенные извне, особенно из-за границы. По его настоянию в Петербургской конторе главную роль стал играть Феликс Вейер, второй сын Анри Вейере, который оказывал услуги Демидовым и в свое время приглашал в Россию для них профессора Ферри. В течение некоторого времени при Феликсе Вейере еще оставались русские приказчики (Никерин и другие), вводившие его в курс заводских дел.

По требованию Анатоля Демидова Вейер стал переводить все делопроизводство на французский язык. Петербургская контора завела даже бланки с французским штампом. Хозяйские инструкции писались по-французски и лишь переводились на русский язык. Скажем, в августе 1839 г., препровождая очередные правила, «по коим впредь следует разрабатывать наши рудники и заводы», хозяева добавили следующее характерное замечание: «Хотя оба списка совершенно одинаковы, однако же в случае сомнения в смысле слова или фразы следует основываться на французском, ибо на сем языке написана инструкция первоначально и она есть вернейшее выражение нашей мысли».

Именно благодаря протекции Вейеров, чуть позже на службу к Демидовым попал и Октав Жонес-Спонвиль, чей сын Анатоль также всю жизнь служил на заводах Демидовых.

Демидовская премия

«Желая содействовать преуспеянию наук словесности и промышленности в своем Отечестве»

В Российской империи до 1917 г. начитывалось 36  постоянных и 16  единовременных премий. Стадию утверждения проходило еще 18 премий, учредители которых или их родственники уже на специальные счета академии внесли собственные средства. Но первооткрывательницей этого благородного пути филантропа была Премия Демидова.

В 1831 г. Павел Николаевич Демидов от своего имени учредил премию и предоставил право присуждения наград Императорской Академии, как «первенствующему ученому сословию в империи». Современные историки называют данную премию беспрецедентной. А по масштабу и знаковости сравнивают с Нобелевской. Премия поощряла развитие именно отечественной науки и литературы. Иностранные работы принимались во внимание лишь тогда, когда «рассуждали о предмете, имеющем прямое отношение к России».

Конкурс на соискание Демидовских премий был объявлен Академией наук в октябре 1831 г. По материалам протоколов Общих собраний Академии наук мож­но установить, что в нем приняли участие 13 ученых, представивших свои научные труды. Итоги конкурса были подведены Демидовской комиссией Академии к марту 1832 г. В результате двум сочинениям были присуждены «большие» премии:

  1. Паукер Манус Георг, метрология: «Метрология России и немецких ее про­винций»;
  2. Гагемейстер Юлий Андреевич, государственное хозяйство: «Разыскания о финансах древней России».

Авторы пяти научных работ удостоились «малой» премии:

  1. Перевощиков Дмитрий Матвеевич, астрономия: «Руководство к астроно­мии»;
  2. Устрялов Николай Герасимович, история: «Сказания современников о Дмитрии Самозванце»;
  3. Севастьянов Яков Александрович, математика: «Приложение начертатель­ной геометрии к воздушной перспективе»;
  4. Р. Гельмерсен, правоведение: «Исследования в области Лифляндского дворянского права»;
  5. Громов Сергей Алексеевич, медицина: «Изложение судебной медицины».

30 марта 1832 г. состоялось экстраординарное заседание Общего собрания Ака­демии наук, на котором в торжественной обстановке были оглашены результаты первого Демидовского конкурса. Перед собравшимися с речью выступил прези­дент Академии наук Сергей Семенович Уваров. Он указал на то, что «по желанию благородного ревнителя наук, открывше­го щедрою рукою новый источник поощрения на пространном поприще народно­го образования, Академия приступает в первый раз к исполнению сего, во многих отношениях важного поручения». Президент посчитал необходимым подчеркнуть, что Академия наук обратила внимание участников конкурса «на важность предме­тов, ими избранных, особенно на их отношение к России, служащее в глазах наших непременным условием всех трудов, на пользу наук предпринимаемых». Большой интерес представляет предложенная С.С. Уваровым формула пре­емственности в науке как одного из важнейших условий ее успешного развития: «где поколения завещают следующим поколениям наблюдения, опыты, открытия свои, прилежанием и временем приобретенные и всегда ожидающие дальнейшего развития».

На заседании был также заслушан отчет об основных результатах конкурса, с которым выступил непременный секретарь Академии Павел Николаевич Фус. Он, в частности, высоко оценил научные труды, удостоенные «большой» премии: «С истинным удовольствием можем объявить, что между присланными к соиска­нию сочинениями находятся два, которые, принадлежа к первому разряду, по всей справедливости могут быть признаны достойными полной награды». При этом не­пременный секретарь посчитал важным отметить то обстоятельство, что «авторы обоих удостоенных наград творений суть русские подданные, родились и воспиты­вались в России и обучались в Дерптском университете».

За 34 года существования конкурса Демидовская комиссия Акаде­мии наук рассмотрела 903 научных работы и Демидовские премии присуждались 275 раз, в том числе 55 «больших» премий и 220 «малых».

Наибольшее число премий было присуждено по следующим научным дисцип­линам:

  • История — 53;
  • Филология — 46;
  • География — 28;
  • Геология и горное дело — 20;
  • Биология — 20;
  • Математика и механика — 20.

Осознавая, что успешное ведение своих дел напрямую зависит от уровня и дальнейшего развития научных исследований Павел Николаевич решил жертвовать «ежегодно по жизнь свою, и еще по кончине своей в течение двадцати пяти лет сумму двадцать тысяч рублей банковыми ассигнациями (5714 р. 28 к. серебром) с тем, дабы из оной назначаемы были ежегодно награды, в пять тысяч рублей каждая, авторам отличнейших сочинений, коими… обогатится Российская Словесность… и 5000 рублей (1428 р. 57 к. сер.) на издания увенчанных Академией рукописных творений». Учреждены были и половинные премии – 2500 рублей, а когда средств для выдачи одобренным сочинениям не хватало, а работы заслуживали награды, предусматривалось, чтобы академия «с удовольствием отмечала» их почетными отзывами.

Павел Николаевич с пунктуальной аккуратностью вносил в академию положенные суммы вперед – к «17 апреля каждого года, в день рождения Великого Князя Александра Николаевича, наследника Всероссийского престола». В тот же день в чрезвычайном публичном заседании Императорской Академии наук провозглашались новые лауреаты.

После проведенных восьми конкурсов 15  марта 1840 г. Павел Николаевич писал в академию: «Я с особенным удовольствием заметил, что усердное мое приношение возымело уже некоторое влияние на ход и направление отечественной литературы, что, впрочем, по всей справедливости должно отнести и к особенному попечению Академии о добросовестном исполнении возложенной на нее Высочайшею волею обязанности присуждать учрежденные мною премии». Но через девять дней он скоропостижно скончался. И тогда в заключительном документе особого заседания академии читаем: «Да будет нам дозволено почтить память просвещенного Учредителя наших премий и воздать ему долг искреннего уважения и благодарного воспоминания нашего…»

Вместе с премией вручалась Золотая медаль, которая представляла собой «величиною поменьше серебряного рубля достоинством 12  и 8  червонных» с изображением на лицевой стороне венка из дубовых и лавровых листьев, а на обратной – совы с распростертыми крыльями, сидящей на пальмовой ветви с соответствующими надписями: «Ежегодные премии Павла Демидова» и «Арбитру Демидовских премий на память от Академии».

По духовному завещанию покойного его наследники «еще 25  лет ежегодно вносили по 25 000  рублей ассигнациями» на счет академии, которая продолжала проводить очередные конкурсы и называть новых лауреатов. Таким образом, Демидовские премии присуждались с 1832  по 1865  гг.

В числе лауреатов Демидовской премии были:

  • хирург Николай Иванович Пирогов – отмечен рекордным числом Демидовских премий – тремя полными и одной половинной (в 1840, 1844, 1851 и 1860 гг.);
  • химик и метролог Дмитрий Иванович Менделеев (полная премия 1862 г. за учебник «Органическая химия»);
  • математик Пафнутий Львович Чебышев (половинная премия 1849 г. за диссертацию «Теория сравнений»);
  • митрополит Иннокентий (Вениаминов) – миссионер и просветитель, большую часть своей жизни прослуживший на Аляске и Алеутских островах (полная премия 1841 г. за издание «Записок об островах Уналашкинского отдела»);
  • химик Карл Карлович Клаус, открывший на отвалах уральской платиновой руды новый химический элемент и назвавший его в честь России (полная премия 1846 г. за открытие рутения);
  • географ и путешественник Иван Федорович Крузенштерн (полная премия 1847 г. за гидрографические записки «Собрание сочинений служащих разбором и изъяснением Атласа Южного моря»);
  • физиолог Иван Михайлович Сеченов (половинная премия 1863 г. за курс лекций “О животном магнетизме”).

Интересный исторический факт: однажды сам учредитель премии Павел Николаевич ходатайствовал перед Петербургской Академией наук о присуждении награды Николаю Гоголю за комедию «Ревизор».

После Демидовских премий были учреждены постоянные премии имени графа С. Уварова, М. Ломоносова, академика К. Бэра, А. Пушкина, графа Д. Толстого, митрополита Макария, профессора А. Котляревского, действительного статского советника М. Михельсона, профессора К. Ушинского, Н. Гоголя, академика Л. Майкова, почетного академика А. Кони, а также единовременные – имени генерала от артиллерии графа А. Аракчеева, гофмейстера, князя Н. Юсупова, члена-корреспондента Императорской Академии наук Н. Костомарова, В. Жуковского, за нахождение экспедиции – Э. Толля.

Ожидали официального учреждения премии своего имени президент Императорской Академии наук великий князь К. Романов (псевдоним К.Р.), академики Д. Ровинский, А. Карпинский, вице-президент Императорской Академии наук П. Никитин; историки: И. Забелин, Б. Чичерин, путешественник Н. Пржевальский.

Наступило время перемен, и на 1  декабря 1917  г. суммарный капитал всех премий, которым располагала Академия, составлял 2  миллиона 269  тысяч 170  рублей 48  копеек. По результатам национализации, в феврале 1918  г. частных коммерческих банков и Государственного банка России вознаграждения по всем премиям не выплачивались, но их продолжали присуждать, а с 1920  г. конкурсы по ним были отменены.

В 1993 г. Демидовская премия была возрождена по инициативе академика Геннадия Месяца, возглавлявшего на тот момент Уральское отделение Российской академии наук. Инициативу активно поддержало правительство Свердловской области (во главе с губернатором Эдуардом Росселем) и уральские предприниматели. Был создан негосударственный Демидовский фонд, определена сумма премии в 10 тысяч долларов США (кроме денег лауреату полагается диплом и золотая медаль в уникальном малахитовом футляре-шкатулке) и сформулированы новые правила присуждения премии. Возрожденные Демидовские премии присуждаются не за конкретную опубликованную книгу и не по личной заявке ученого, как раньше, а за совокупный вклад в науку в одной из областей: науки о Земле, физики и математики, экономики и предпринимательства, гуманитарные науки. Будущие лауреаты определяются путем опроса специалистов каждой области.

За 30 лет своего существования Демидовская премия «прибавила в весе» и в глазах научной общественности, и в денежном выражении: в настоящее время сумма вознаграждения составляет 1 миллион рублей.

Сегодня, благодаря деятельности Научного Демидовского фонда, Демидовская премия стала наиболее престижной неправительственной наградой страны в области науки.

Речь Президента Санкт-Петербургской академии наук С.С. Уварова
на экстраординарном заседании Общего собрания Академии
30 марта 1832 г.

Милостивые государи!

По желанию благородного ревнителя наук, открывшего щедрою рукою новый источник поощрения на пространном поприще народного образования, Академия приступает в первый раз к исполнению сего, во многих отношениях важного пору­чения. Честь и хвала тому, кто употребляет избыток своего достояния на оживление полезных трудов, на усовершенствование отечественной словесности, на доставле­ние пособий тем, которые посвящают себя постоянным усилиям и скромной славе учености!

Вам, мм. гг., представлен будет за сим отчет в определениях Академии, отчет полный и, смею думать, удовлетворительный. Мне предстоит только обозначить в нескольких словах точку, с коей мы смотрели на сие поручение, изложить общие правила, коими мы руководствовались, словом, показать дух, который оживлял со­вещания Академии и ее суждения.

В высочайше утвержденном Положении о премиях г. камергера Демидова озна­чен род сочинений, дающих право на получение наград по определению Академии: все оные относятся или к положительным и естественным наукам, или к истории и высшей словесности. Конечно, требование возможного совершенства в каждой из сих отраслей составляет главное условие подобных разборов; но сие самое требова­ние должно соразмеряться с обстоятельствами, с временем и, наконец, со степенью общих познаний. Россия, которая в течение одного столетия быстро пробежала все эпохи долговременной жизни европейских государств, не могла еще стать на рав­ную с ними ступень в рассуждении высшей учености. Народная литература в об­щем смысле начинается поэзиею и довершается науками. Произведения воображе­ния и искусств являются иногда как феномен над самою колыбелью народов. Они не ведают закона постепенности; творец Илиады блеснул посреди глубокой ночи и озарил весь горизонт Греции; Рафаэль достиг совершенства при первых опытах живописи; но науки созревают медленно; их плоды требуют тщательных усилий, постоянного напряжения; они составляют уже вторую эпоху моральной жизни го­сударства; эпоху аналитическую, в коей силы ума дробятся на части, углубляясь в отдельных предметах; где все стремится к специальности, где луч фантазии гаснет пред светильником рассудка и где, наконец, поколения завещают следующим поко­лениям наблюдения, опыты, открытия свои, прилежанием и временем приобретен­ные и всегда ожидающие дальнейшего развития.

Таким образом, строгое, непреклонное требование совершенства охлаждало бы только в сем случае все порывы умственной деятельности; оно отымало бы охоту за­ниматься трудами отвлеченными, продолжительными, и самый подвиг учредителя сих премий едва ли не обратился бы, наконец, во вред наукам и в ущерб отечествен­ной учености.

Но между сей чрезмерной строгости и той безрассудной снисходительности, всегда готовой гиперболически превозносить малейший труд и восхищаться сла­бейшим опытом усердия, — снисходительности, еще, может быть, опаснее строго­сти, — можно и должно было определить черту и постановить правило, следуя кое­му, награда, присужденная без лицемерия, без пристрастия, заслуживает одобрения публики и соответствует надеждам писателя. Назначая оные, академия не утвержда­ет, чтобы каждое из сих творений было превосходнейшее в своем роде. Сочинение, удостоенное награды в 1832 году, может быть, в 1833-м не имело бы прав на оную. Быстрое движение умов, беспрерывное накопление материалов, изменение общих видов не дозволяет в настоящем положении долго останавливаться на достигнутой точке; в науках, как и в высшей словесности, каждый день должен быть ознамено­ван новым приобретением. Академия, исполняя поручение г. Демидова, уважила не только самые творения, самые плоды трудов; она уважила и те приуготовительные изыскания, к коим сочинители должны были предварительно прибегнуть; она обра­тила внимание на важность предметов, ими избранных, особенно на их отношение к России, служащее в глазах наших непременным условием всех трудов, на пользу наук предпринимаемых. Кто не чувствует, что сие условие должно быть более, чем когда-нибудь, главною целью всех, особенно молодых людей, горящих усердием к успехам любезного отечества? Конечно, умы необыкновенные в космополитиче­ском их направлении могли достигнуть иногда высокой точки образования; но сии примеры редки и, кажется, бесплодны; им подражать нельзя и не следует. Пусть останутся они блистательным отступлением от общего правила; но где бы мы их ни встречали, мы видим, что они почти везде утратили лучшую часть их народности, а без народности нет славы. Напротив того, применив большую часть трудов к оте­честву, может и посредственный ум принести ему дань, достойную уважения. Дол­го, слишком долго искали мы исключительно образования чуждого, образования, оставляющего человека одиноким в кругу ближайших предметов, без пользы для себя, без пользы для других. Надеяться можно, что и сии предрассудки полуобра­зования скоро исчезнут между нами; тогда мы увидим, что стяжание европейского просвещения может сливаться с глубоким чувством отечественного достоинства и что нам стремиться должно к тому, чтобы соединять в одно ум, открытый для всех благородных впечатлений, для всех успехов просвещения общего, и сердце, страст­но любящее свое, гордящееся своей народностью, и коему, как говорит Омер: «и дым отечества приятен и любезен».

Итак, мм. гг., Академия, отдавая справедливость творениям, ей представлен­ным, оценила их и по собственному достоинству, и по выбору предмета, и по поло­жению, в котором находится у нас наука, к коей они принадлежат. Она не посчитала себя вправе оставлять без внимания и такие опыты, которые обещают впредь новые совершеннейшие труды. Она преимущественно искала в них применения к России и практической пользы сограждан. Отдавая Вам, мм. гг., отчет в наших действиях, мы будем ожидать приговора публики, и тогда подвиг г. Демидова принесет желае­мую пользу, когда Ваше суждение подкрепит и утвердит суждение наше.

Книжное собрание А.Г. Строганова

Александр Григорьевич Строганов
Сергей Григорьевич Строганов

Среди книг графа Александра Григорьевича Строганова хранится небольшая брошюра Якова Николаевича Толстого под названием «Исправление некоторых незначительных ошибок герцогини Абрантэ» (Rectification de quelques legeres erreurs de Mme la duchesse d’Abrantes. Paris, 1834) с владельческой записью на французском языке Анатолия Николаевича Демидова.

Анатолий был младшим сыном Елизаветы Александровны Строгановой, родной сестры Григория Александровича Строганова, т. е. был двоюродным братом А.Г. Строганова.

Анатолий Николаевич Демидов большую часть времени жил в Европе, лишь изредка приезжал на родину. Возможно, к одному из таких посещений столицы относится упомянутый экземпляр с владельческой записью «Mr. Anatole de Demidoff a S. Petrsbourg». Анатолий Николаевич Демидов поддерживал близкие отношения со своим дядей Григорием Александровичем Строгановым, о чем свидетельствуют дарственные надписи на книгах из библиотеки последнего. Кроме того, Анатолий Николаевич поддерживал связь и со своим двоюродным братом графом Сергеем Григорьевичем Строгановым, который в 1837 г. принял активное участие в знаменитой экспедиции по югу Российской империи и Крыму как знаток горного дела.

Позднее Сергей Григорьевич, будучи попечителем Московского учебного округа, взял на себя все хлопоты по организации издания материалов экспедиции на русском языке, которое вышло в 1853 г.

В библиотеке Александра Григорьевича имеется несколько изданий, посвященных этой экспедиции. Наиболее раннее издание было напечатано в 1838 г. на французском языке под названием «Наброски к путешествию по Южной России и Крыму» («Esquisses d’un voyage dans la Russie meridionale et la Crimee». Paris, 1838). На его шмуцтитуле имеется дарственная надпись графу Александру Григорьевичу от Анатолия Николаевича Демидова «.. .et cousin Alexandre de Strogonoff. hommage de l’auteur Demidoff» («и кузену Александру Строгонову с уважением от автора Демидов»). К сожалению, после переплета часть записи была утрачена. В книжном собрании А.Г. Строганова отсутствует атлас, выпущенный в качестве приложения с гравированными видами и изображениями предметов. Однако, имеется перевод «Путешествия в Южную Россию и Крым.» на английский язык, вышедший в двух томах в Лондоне в 1853 г. в оригинальном издательском переплете, и русская версия материалов экспедиции, над изданием которой работал граф Сергей Григорьевич Строганов. К сожалению, экземпляр Александра Григорьевича Строганова переплетался заново советский период. В результате от первоначального переплета остался только корешок. Отсутствуют дарственные надписи и на всех других переизданиях «Путешествия в Южную Россию и Крым…».

Все эти издания находятся и в библиотеке отца, графа Григория Александровича Строганова с дарственными надписями Анатолия Николаевича Демидова.

Владения Демидовых на юге России

Николай Никитич Демидов принимал активное участие в освоении Юга России. В 1822 г. он купил в Херсонской губернии, в Тираспольском и Херсонском уездах 18000 десятин земли с незначительным населением и перевел сюда крестьян из Нижнетагильских заводов. В новоприобретенных имениях Демидов заводил виноградники, сады, разводил редкие породы рогатого и мелкого скота. Не жалея денег, он выписывал лучшие сорта виноградных лоз и фруктовых деревьев из Франции и Италии, лошадей из Англии, мериносов из Швейцарии, выписывал холмогорский скот, оренбургских коз и горных кавказских лошадей, кроме того, производил опыты культивирования хлопка и шалфея.

На Юге России Н.Н. Демидов владел имениями: Кастропуло (Крым), экономиями (обособленная хозяйственная единица) Заводовка и Демидовка, где выращивался виноград, оливки, разводился скот.

Шептаковская вотчина (с. Шептаки), купленная Демидовым в 1825 г. в Сосницком и Новгород-Северском поветах Черниговской губернии, в сельскохозяйственных экспериментах не участвовала. В Шептаковской экономии действовал «молотобойный завод для медных изделий», два винокуренных завода и 13 мельниц. Из Шептаки переводились крестьяне на Урал и в Херсонский уезд (экономия Демидовка).

В экономиях Демидовке и Заводовке располагались конный, “овечий” и винокуренный заводы, суконная фабрика с красильней, сукновальней и сушильней, несколько оранжерей, виноградников и фруктовых садов.

Демидовы в Крыму

Николай Никитич Демидов принимал активное участие в освоении Крымского полуострова. В 1828 г. Николай Никитич купил имение Кастропуло менее чем за 40 тысяч рублей у генерала Ф.Д. Ревелиоти, который владел земельной собственностью, сопоставимой с владениями в Крыму князя Потемкина. История доброй половины южнобережных имений начиналась с покупки земель у Ревелиоти.

До XVIII века в той местности находилось греческое селение. Называлось оно Кастропуло, что в переводе с греческого — «крепостенка». Скорее всего, название свое получило из-за найденного в конце XVIII века ученым П.Кеппеном, а позже и археологической группой в 1968 г., византийского укрепления XI века в окрестностях горы Ифигении. Также есть некоторые предположения, что название Кастропуло взято из таврского слова pula — «город». Если верить легендам, записанным в конце XIX века местными жителями, то до того, как было построено укрепление, предположительно VII-X век, неподалеку от горы Ифигения, находился православный монастырь. Те же источники рассказывали, что монастырь был посвящен памяти мучеников, распятых на скале римским правителем III века. Но и по сей день документального подтверждения этому мифу не найдено и информация так и остается лишь легендой.

Кастропуло представляло собой территорию 30 десятин каменистой земли. Н.Н. Демидов хотел использовать ее для разведения рыночных культур, главным образом, винограда с целью получения больших доходов. Для обработки земли под виноградники привлекались как крепостные крестьяне, так и вольнонаемные рабочие. За короткое время в Кастропуло было высажено более 20 тысяч виноградных лоз французского и испанского происхождения, в склонах вырыты винные погреба, налажено массовое производство бочек.

После смерти Н.Н. Демидова Кастропуло являлось совместным имением его сыновей — Павла Николаевича Демидова и Анатолия Николаевича Демидова.

В 1837 г. Анатолий Демидов приезжал в имение с группой ученых, исследовавших явление и закономерности природы. Главой экспедиции был профессор Парижской Горной школы Ф. Ле-Пле. По воспоминаниям членов экспедиции редких древностей в имении не имелось, жилые и хозяйственные постройки были самыми рядовыми. Своеобразие имению придавали виноградники, заведенные здесь в 1828 г. из черенков лучших испанских сортов. Качество вина, на изощренный вкус французов, оказалось “не совсем хорошо”, но автор текста дипломатично высказал предположение, что причина этого в отсутствии “искусных виноделов, которых, вероятно, со временем выпишут из чужих краев”. Погреба же и бочки показались гостям настолько превосходными, что вдохновили на умиляющий своей неспровоцированной восторженностью отзыв о талантливости русского мужика: “Все это, – резюмирует автор, – приносит честь архитектору и смышлености русских крестьян. Им сказали: “Будьте бочарами!”, и они прекрасно исполнили данное им приказание”. Кроме виноградников здесь имелась теплица с “растениями самыми редкими и драгоценными”. Имение запомнилось исключительной живописностью местоположения, прекрасным купанием, но одновременно и отсутствием бухты, и тем, что к нему не было хорошей проезжей дороги. Впрочем, ожидалось, что дорога между Ялтой и Алупкой вскоре будет продолжена и доведена до этих мест.

В 1861 г. Кастропуло отошло сыну П.Н. Демидова Павлу Павловичу Демидову, а в 1873 г. П.П. Демидов, князь Сан-Донато, продал его русскому дипломату барону К.К. Толлю. После этого название поселка Кастропуло было преобразовано в Кастрополь по аналогии с распространенными в южнорусском регионе городскими названиями греческого происхождения.

Как писал один известный краевед в 1873 г.: «Кастропуло, считалось одним из наилучших угодий, расположенных неподалеку береговой линии. Свойства земли здесь были очень благоприятны для выращивания винограда, а само место поражало своей красотой. Без сомнения, когда-то давно здесь существовало весьма немаленькое поселение древних греков. Кроме названия поселка, указывающего на наличие укреплений в этой местности, академиком Кеппином найдены следы крепости на скале, которая подбирается к самой кромки морской воды. Впрочем, доказательством существования гарнизона и селения в Средние века, служит еще достаточное количество фактов. При раскопках найдены осколки глиняных амфор и огромных кувшинов. Видимо, именно в них в те времена люди хранили вино. Жители бывшего татарского поселка — Мухалатка, передали предания, которые когда-то давно были рассказаны им их отцами. Поселок Кастропуло был покинут греками во времена, когда христиане вышли из Крымского ханства и отправились в Мариупольские степи. Поселение было довольно большое до того, как на южное побережье пришли турки и вступили в свои права. Турки очень жестоко обращались с народом другого вероисповедания и воспрещали поклонение не своим богам, тем приходилось скрываться и проводить служения в пещерах и других укромных местах, а потому при первом же удобном случае, люди были рады покинуть родину и освободиться от довлеющего ига. Позже даже сами татары, признали тот факт, что во времена греков, земли эти были более богаты разной растительностью, в достатке были зерновые культуры, которые на сегодняшний день уже не произрастают в этих краях. Также была рассказано о пещере, в которой проходили христианские моления. Она некоторое время служила людям храмом, когда на их веру было наложено табу, татарской составляющей населения. И по сей день, в пещере находят следы, свидетельствующие о реальности сказания. Пещера эта находится в горе, напротив сел Кучук-коя и Мухалатки, которые соседствуют с Кастрополем».

С 1971 г. название Кастрополь изменено на Береговое. В настоящее время это поселок городского типа, здесь функционируют пансионаты «Кастрополь», «Криворожский горняк»; строится санаторный комплекс.

Демидовы в Рязанской области (село Ера́хтур)

Само поселение возникло с конца XV века и к середине XVII века стало дворцовым селом.

В 1707 г. села Ерахтур и Мышца с деревнями и пустошами (всего 2247,5 четвертей земли и 277 крестьянских дворов) были пожалованы царем Петром I в вотчину князю Василию Лукичу Долгорукову (1670-1739) «за его князь Васильеву службу». Однако, участие князя В.Л. Долгорукого в составлении «кондиций» и попытках ограничить самодержавие привело к его опале в 1730 г., после чего его касимовские вотчины были по указу императрицы Анны Иоанновны отписаны в дворцовое ведомство:

К этому времени в селе Ерахтур числилась всего одна ветхая деревянная Никольская церковь, которая вскоре сгорела, и в 1749 г. на средства прихожан была построена новая. Правда, как свидетельствуют документы, крестьяне Ерахтура особой религиозностью не отличались, и в 1765 г. местные священники Алексий Симеонов и Логгин Никифоров жаловались преосвященному Палладию, епископу Рязанскому и Шацкому, «в отъеме у них нагло того села Ерахтура дворцовой волости крестьянами церковной земли и в заселении ими в том селе близ церкви — на погосте дворов». Только вмешательство переяславского воеводы и церковных властей вынудило местных крестьян отступить.

 В 1779 г. Никольская церковь в селе Ерахтуре снова была уничтожена пожаром, и в 1782 г. на ее месте была построена новая деревянная в то же храмонаименование.

С 1815 г. село Ерахтур принадлежало семье Демидовых — Николаю Никитичу Демидову и его наследникам. К этому времени в селе проживало, по данным 7-й ревизии 1815 г., 1360 душ обоего пола. Сами Демидовы никогда в имении не жили, управление производилось через их центральную контору, сосредотачиваясь на месте в лице управляющего Обедова. Злоупотребления управляющего и господских приказчиков привели в 1826 г. к крестьянскому бунту. Крестьяне требовали их перевода в разряд государственных, ожидая от этого облегчения жизни. По приказу рязанского губернатора в Ерахтур был послан батальон стражников для подавления волнений.

После смерти Н.Н. Демидова владельцем села Ерахтур стал его сын, действительный статский советник Анатолий Николаевич Демидов, князь Сан-Донато, а затем племянник последнего действительный статский советник Павел Павлович Демидов.

В 1829 г. по инициативе и на средства Демидовых в селе Ерахтур был построен новый каменный Спасский храм с тремя престолами — главным во имя образа Спаса Нерукотворного, и придельными — в честь святителя Николая Чудотворца и первоверховных апостолов Петра и Павла. При церкви была открыта школа грамоты для крестьянских детей. С этого времени старый деревянный Никольский храм считался упраздненным, но постоянно поддерживался усердием прихожан, а в 1885 г. был возобновлен.

После отмены крепостного права, весной 1862 г., в селе Ерахтуре произошло новое выступление крестьян с отказом от принятия уставных грамот. Крестьяне опасались и того, что в случае подписи они снова станут крепостными. Отмена крепостного права способствовала проникновению в село новых, капиталистических отношений. В Ерахтуре появляется прослойка довольно зажиточных крестьян (кулаков), занимавшихся промыслами и торговлей. С другой стороны, значительная часть крестьян разорялась, и уезжала в поисках работы в города. К 1891 г. в приходе Спасской церкви села Ерахтур, помимо самого села с 422 дворами, числилась деревня Куземкино со 167 дворами, в коих проживало всего 1976 душ мужского и 2214 душ женского пола, в том числе грамотных 1027 мужчин и 75 женщин.

ПЕЧАТИ РОДА ДЕМИДОВЫХ В ЭРМИТАЖЕ

Среди богатой коллекции личных гербовых печатей именитых родов российского дворянства, хранящейся в Отделе нумизматики, несомненный интерес вызывают печати, принадлежавшие представителям рода Демидовых и Демидовых князей Сан-Донато.

Коллекция располагает пятью печатями семьи. Одна, резанная из горного хрусталя, поступила в 1936 г. в составе коллекции бывшего Гербового музея, две бронзовые и две стальные матрицы настольных печатей были приобретены в 1963 г. у известного ленинградского коллекционера А.И. Шустера. Они, как и другие матрицы из коллекции Шустера, не имеют рукоятей, а штыри, соединяющие матрицы с рукоятями спилены.

В коллекции сургучных оттисков с печатей, также поступившей из собрания бывшего Гербового музея и хранящейся в Отделе, есть восемь оттисков с гербом Демидовых, два из которых сняты с печатей, исполненных академиком П.Е. Доброхотовым (1786–1831). Печати эти привлекают внимание, во-первых, своей принадлежностью членам исконно русского рода, начало истории восхождения которого к вершинам аристократии России имеет четко зафиксированную дату. Во-вторых, интересно разнообразие рисунков изображенного на них герба, связанное с пожалованием одному из представителей рода итальянского титула князей Сан-Донато. Наследование этого титула и разрешение им пользоваться в России привело к составлению нового герба. Кроме того, в дальнейшем латинский девиз князей Сан-Донато в переводе на русский «Делами — не словами» был присвоен родовому гербу Демидовых.

Изображение печатей пяти представителей рода Демидовых (Прокофия и Никиты Акинфиевичей, Евдокима, Ивана и Алексея Никитичей) были помещены в Гербовник Анисима Титовича Князева, составленный в 1785 г. и поднесенный им Екатерине II.

На овальной стальной матрице эрмитажного собрания изображен герб Демидовых, заключенный в фигурный гербовый щит, увенчанный шлемом, который покрыт дворянской короной и пышным наметом. По нижнему краю на вьющейся ленте помещен девиз “In Deo spes mea” — «В Боге моя надежда». Вся композиция окружена линейным ободком, идущим по краю.

На трех сургучных оттисках собрания рисунок герба сохранен полностью, и один из них овальной формы, почти аналогичный упомянутой выше печати — является работой академика П.Е. Дорохотова, что дает возможность установить нижнюю временную границу ее изготовления — не позже 1831 г. Можно предположить, что и стальная матрица датируется этим же временем.

Второй оттиск восьмиугольной формы, очевидно, был вставкой в перстень. На третьем оттиске герб наложен на восьмиконечную орденскую звезду и обвит двумя чресплечными орденскими лентами. Одна из них, возможно, ордена Св. Станислава; вся нижняя часть композиции — русские и иностранные орденские кресты, и медали, среди которых присутствуют медали за войну 1812 г. и взятие Парижа.

По набору наград, можно предположить, что печать принадлежала Павлу Николаевичу Демидову — участнику Бородинского сражения, учредителю Демидовских премий.

Брату Павла Николаевича Демидова — Анатолию Николаевичу, принадлежала печать, которая является одной из жемчужин коллекции. Грамотой от 2 сентября 1839 г. (в других источниках 1836 г.) тосканский герцог Леопольд П пожаловал Анатолию Демидову графское, а 11 сентября 1840 г. — княжеское достоинство по его имению Сан-Донато. Приведенные даты пожалований А. Демидова дают возможность установить четкие временные рамки использования этой печати, благодаря изображению на ней графской короны, венчающей гербовую композицию; она была изготовлена после сентября 1839 г. и служила до сентября 1840 г. Печать вырезана из прозрачного кристалла горного хрусталя. Она имеет восьмигранную грушевидную рукоятку, которая, дважды расширяясь, заканчивается овальной матрицей. На матрице по большему диаметру расположена гербовая композиция: в центральной части помещен герб рода Демидовых, в который внесено дополнение — на золотом поясе изображена флорентийская лилия. Головы львов-щитодержателей увенчаны герцогскими коронами. Герб и щитодержатели подложены горностаевой мантией, образующей складки. Поверх мантии — графская корона с фигурой возникающего льва. В нижней части композиции на развевающейся ленте начертан девиз: ”Acta non verba” (Делами — не словами). Исполнение печати отличается высоким профессиональным уровнем, начиная от выбора камня и его обработки до тончайшей резьбы на матрице. Можно предположить, судя по необычной для русских печатей форме тулова печати, что она была изготовлена во Франции или в Италии.

Как известно, Анатолий Николаевич Демидов скончался в 1870 г., не оставив потомства. Наследником княжеского титула Сан-Донато стал его племянник, Павел Павлович. Грамоты 1872 и 1884 гг., данные П.П. Демидову королями Италии, хранятся в Петербурге в РГИА.

Описанная выше хрустальная печать имеет на матрице серебряную крышку с вензелем «М» под княжеской короной, поскольку она хранилась у дочери Павла Павловича, Марии Павловны Демидовой в супружестве княгини Абамелек-Лазаревой. Княгиня и ее муж имели в Петербурге особняк на Миллионной улице, вещи из которого после Октябрьской революции поступили в Гербовый музей, созданный в 1928 г. на базе коллекций, хранившихся в Гербовом Отделении Департамента Герольдии. В связи с закрытием музея в 1936 г. часть его фондов была передана в Государственный Эрмитаж.

Две металлические матрицы настольных печатей, очевидно, тоже принадлежали А.Н. Демидову и использовались после 1848 г. В изображенных на них гербах запечатлены попытки объединить родовой герб Демидовых с эмблемами, символизирующими владение Сан-Донато. На одной из них, прямоугольной со скругленными углами стальной матрице, изображен герб Демидовых с изменением цвета полей и внесением добавлений: так, черное поле в ногах щита заменено на голубое. Пояс не золотой, а красный, на нем — три шестиконечные звезды. Щитодержатели — два льва. Наличие итальянской княжеской короны, венчающей щит, и латинский девиз на ленте под щитом «Acta non verba» свидетельствуют о принадлежности печати Демидову князю Сан-Донато.

Вторая — круглая бронзовая матрица — несет на себе изображение фигурного щита. Поле щита рассечено, слева — герб рода Демидовых с небольшим изменением: золотой пояс с тремя красными безантами. Правая часть герба разбита надвое. В верхней части — герб Флоренции: лилия в серебряном поле, в нижней — красный крест в серебряном поле — герб флорентийской общины. Щит подложен пышной мантией на золотой подкладке с бахромой и кистями, и покрыт шлемом с поднятым забралом, увенчанным княжеской короной. Из-под шлема выступают вверх и спускаются вниз вдоль щита ветви аканфа. Под щитом на мантии — лента с тем же латинским девизом, как у предыдущих печатей.

После Высочайшего утверждения герба Сан-Донато, последовавшего 20 января 1877 г, художником Фадеевым и чиновником по письму Митенским было поручено изготовление копии для П.П. Демидова князя Сан-Донато. Соединенный герб рода Демидовых князей Сан-Донато был помещен в 13-ю часть Общего Гербовника дворянских родов Всероссийской империи, которая была утверждена в 1885 г (не издана).

Изображение этого герба воспроизведено в неоконченном труде П.П. Винклера «Русская геральдика». Такой герб с небольшими изменениями изображен на круглой стальной матрице печати собрания Эрмитажа. Она, так же, как и предыдущие металлические печати, происходит из коллекции А.И. Шустера. У нее также спилен штырь для крепления рукояти. Над шлемом и над мантией короны княжеские, русские, имеющие вверху державу с крестом. В то время как над шлемом должна быть корона дворянская, над всем изображением — корона итальянская с украшением наверху. Отсутствует нашлемная фигура в виде скрещенных молотов с сосновым венком; расширяющийся крест, делящий большой щит на четыре части, не черный, а голубой.

С большой долей вероятности можно отнести эту печать к П.П. Демидову. Вряд ли ею пользовался его старший сын, Елим Павлович, поскольку Высочайшим повелением от 4 декабря 1891 г. ему было разрешено пользоваться титулом князя Сан-Донато, пожалованным итальянским правительством его покойному отцу, лишь в пределах итальянского королевства.

Несколько слов об остальных пяти слепках с печатей с гербом Демидовых. Один слепок снят с печати работы П.Е. Доброхотова и может быть датирован временем не позднее 1831 г. Очевидно, это была вставка в перстень, вырезанная на камне. В центре композиции круглый щит с гербом, покрытый воинским шлемом. Щит наложен на скрещенные мечи в ножнах и шестопер. Возможно, видоизмененным повторением этого изображения является то, которое зафиксировал следующий слепок. Повторена форма печати и композиция: в центре круглый щит с гербом, а над ним повернутый в фас шлем-шишак. За щитом — меч с рукоятью в виде креста и булава. Под щитом висящий на ремнях охотничий рог, очевидно, намек на должность егермейстера Двора. Можно предположить принадлежность обеих печатей Павлу Николаевичу Демидову. Любопытен маленький, плохо сохранившийся овальный оттиск также с круглым гербовым щитом, окруженным лентой с пряжкой подвязкой). Щит, увенчанный итальянской короной, поддерживают два льва. Известно, что в 14-ю часть Общего Гербовника был внесен герб Демидовых с девизом, ранее присвоенным князьям Сан-Донато, но переведенным на русский язык «Делами — не словами».

Вероятно, кому-то из членов семьи Демидовых принадлежала печать с прямоугольной с скругленными углами матрицей, вставленной в оправу. След от оправы сохранился на сургучном оттиске. В центре — герб Демидовых, увенчан ажурной короной, более похожей на диадему или кокошник. Под щитом вьется лента с приведенным выше девизом, написанным вязью. Рисунок последнего слепка поражает полным отступлением от символики родового герба Демидовых. В верхнем поле вместо трех лоз изображены три полевые палатки, в нижнем поле, цвет которого изменен на красный, молоток горняка превратился в секиру. Щит увенчан шлемом с перьями, вместо намета щит обрамляют две цветочные гирлянды. Под щитом две скрещенные пальмовые ветви. Технически печать выполнена превосходно, но вероятнее всего, печать была изготовлена за границей, и мастер не понял значения изображенных на слепке символов.

Коллекцию печатей Демидовых и Демидовых Сан-Донато, хранящуюся в Отделе нумизматики Государственного Эрмитажа дополняет ранее не опубликованная пластина белого металла с любопытным оттиском демидовского герба. Пластина была подарена посетителем музея А.Д. Артамоновым в 1988 г. На княжеской мантии, покрытой герцогской короной, расположен герб Демидовых, также увенчанный такой же короной.  Под гербом девиз «Acta non verba», присвоенный князьям Сан-Донато и закрепленный за родом в 1877 г. Очевидно, пластинка представляет собой пробный оттиск штампа, изготовленного на высоком профессиональном уровне. Была ли это проба будущей печати или это пунсон для нанесения герба на семейное серебро — неизвестно. Интересно соединение родового герба с мантией и герцогскими коронами и девизом князей Сан-Донато.

Демидовы и образование

Можно выделить три основных направления деятельности Демидовых по популяризации российской системы общего образования за рубежом:

1) публикация статей, научных работ посвященных разным аспектам российской системы общего образования;

2) учреждение школ совместного обучения на основе российских образовательных программ в городах Италии (включая Сан-Никколо) и Германии применительно к местным реалиям;

3) направление молодых россиян для обучения за рубежом.

Решение о том, чтобы опубликовать работы, раскрывающие особенности российской системы общего образования, ее достоинства, было принято российским правительством в середине XIX века. Выдающиеся соотечественники за рубежом содействовали появлению таких публикаций, писали статьи сами. Такие работы проводились под руководством С.С. Уварова. Содействовал появлению статей россиян в популярной парижской газете «Дебаты» Анатолий Николаевич Демидов, заслуживший высокую оценку своей деятельности со стороны С.С. Уварова.

Традицию основания школ совместного обучения в зарубежных городах (прежде всего, Италии и Германии) династии Демидовых также основал Николай Никитич Демидов и развил Анатолий Николаевич Демидов. В районе Сан-Никколо Флоренции Н.Н. Демидов учредил школу совместного обучения, программы для которой были разработаны российскими и итальянскими педагогами. А.Н. Демидов дополнил школу мастерскими и шелкопрядной фабрикой, с тем чтобы сочетать со школы обучение теории и практики и выпускники школы были готовыми специалистами для работы на фабрике.

Практика направления молодых людей для обучения за рубежом династии Демидовых была положена Николаем Никитичем Демидовым с 1815 г., который направил группу мальчиков в Италию для обучения в школе и театральному искусству. Эту традицию продолжил и развил Анатолий Николаевич Демидов, направивший Федора Шорина и Григория Швецова в 1834 г. на обучение горному делу в Швецию, однако прежде эти молодые люди поступили и несколько лет обучались в школе в Филипстадте. Братья Павел и Анатолий Николаевичи Демидовы постоянно направляли и оплачивали обучение разным ремеслам молодых россиян за рубежом, нередко начиная с получения начального образования.

За период с 1804 по 1837 гг. Демидовыми было отправлено за границу 48 человек, 20 из них обучались техническим специальностям. В 1840 г. в различных странах Западной Европы обучалось 16 юношей с демидовских заводов. В 1830-1840-е гг. дети служащих Нижнетагильских заводов также получали знания и в российских учебных заведениях: в Строгановской школе земледелия, в медицинском училище и в Академии художеств в Петербурге. Согласно статистике за 1847 г. за границей обучалось 19 человек, в Санкт-Петербурге, Москве, Казани – 14 человек, в Перми и Екатеринбурге – 6 человек. В списке служащих 1847 г. на заводах Нижнетагильского округа состояло 17 должностных лиц, окончивших технические институты Шеффилда, Меца, Руана, Вены, Дрездена, Лондона, Фрейбурга, Парижа, Стокгольма.

Обучение закреплялось длительными командировками на лучшие горные предприятия стран Западной Европы. В училище, открытом при Санкт-Петербургской домовой конторе Н.Н. Демидова по типу домашнего пансиона обучались «российской словесности, чистописанию, арифметике, геометрии и географии, французскому и немецкому языкам до двенадцати мальчиков».

Второе открытие Санкт-Петербургского училища Н.Н. Демидова – «училища-пансиона повышенного типа» произошло в 1822 г. Здесь 8–10 учеников обучались русскому, французскому, немецкому и английскому (с 1823 г.) языкам, грамматике, арифметике, истории, географии, чистописанию и рисованию. Через год обучения ученики должны были сдать экзамен в присутствии Н.Н. Демидова. Ученики жили все вместе под особым надзором учителя, «приличный стол и платье» ученики имели за счет заводовладельца. Кроме мальчиков из семей приказчиков домовых контор и заводских мастеровых и служителей учениками Санкт-Петербургского пансиона были подростки из Ерахтурской вотчины Н.Н. Демидова, из семей вотчинных крестьян М.Н. Дурново.

Выпускники Выйского и Санкт-Петербургского училищ продолжали обучение за границей. Заграничное образование стоило значительных (иногда просто огромных) денег. Из письма заводовладельца Н.Н. Демидова известна сумма, затраченная на обучение и профессиональную подготовку Ф.И. Шевцова, – 25000 рублей, по современному курсу эта сумма составляет более 103 млн. рублей (по другим данным – почти 195 млн. рублей). Фотий Ильич Швецов прошел курс обучения в Парижской высшей горной школе в 1824–1827 гг., после возвращения на Урал он был назначен в 1830 г. управляющим Медным рудником, где полностью преобразовал систему организации горных работ. В 1839–1847 гг. Швецов служил «управляющим по технической части» Нижнетагильских заводов.

Большинство «воспитанников» Н.Н. Демидова, получивших за его счет образование за границей, вполне оправдывали надежды хозяина. Иностранный вояж демидовских «пенсионеров» способствовал будущей успешной карьере управленцев. Так, например, Павел Данилов, Александр Любимов, Федор Соловьев стали управляющими Главной Санкт-Петербургской домовой конторы. Но были и другие демидовские «воспитанники», которые не окупили немалых затрат на их заграничную стажировку. Не оценили потраченный на их обучение «господский кошт» побывавшие в Париже В. Паужнин и В. Цуканов, назначенные после возвращения служителями Одесской конторы. В сентябре 1822 г. управляющий этой конторы Г. Логинов сообщал руководству Санкт-Петербургской конторы, что эти служители, «уклоняясь от исправления дел и возлагаемых на них поручений, обращаются в пьянстве и других пороках». По мнению разгневанного заводовладельца, оба провинившихся заслуживали быть отданными в солдаты.

Владение иностранными языками было необходимо для управляющих и служителей Санкт-Петербургской и Московской домовых контор, занимающихся внешнеторговыми операциями и ведущих часть переписки на английском и французском языках, а также для персонала тех городовых контор («железных продаж»), которые поддерживали контакты с иностранными маклерами. Незнание иностранных языков затрудняло выезд за границу для выполнения поручений часто выезжавшего, а затем поселившегося там заводовладельца, для прохождения заграничной стажировки с целью обучения тем или иным наукам и новым технологиям.

Хорошо владеющие тем или иным иностранным языком «пенсионеры» Н.Н. Демидова преподавали этот язык ученикам Выйского училища: Андриан Густомесов в 1818-1819 гг. был учителем английского языка, а Василий Шмаков, выпускник Выйского училища, в течение шести лет обучавшийся во Франции, преподавал французский язык в 1824–1830 гг. С 1823 г. в Санкт-Петербургском училище двое учеников обучались английскому языку у служителя Санкт-Петербургской конторы Павла Акимовича Колунова, побывавшем в Англии в 1821 г. Именно Павлу Колунову, находившемуся в Гулле «для практики в английском языке и в конторском деле», было поручено в качестве переводчика сопровождать прибывшего в этот город в июне 1821 г. Е.А. Черепанова в его поездках по заводам. Сохранился портрет П.А. Колунова, выполненный в технике ксилографии французским рисовальщиком, литографом и живописцем О. Раффе, участником российско-французской экспедиции А.Н. Демидова в 1837 г. с целью изучения Крыма и Донецкого бассейна в интересах развития горного дела по исследованию сырьевых ресурсов юга Российской империи.

Среди специалистов, получивших образование за границей за счет заводовладельцев Демидовых – крепостные инженеры Ф.И. Швецов, П.П. Мокеев, архитекторы А.П. Чеботарев, К.А. Луценко, директор Нижнетагильских заводов П.Д. Данилов, художник С.Ф. Худояров (Федоров), бронзолитейщик Ф.Ф. Звездин, которые внесли большой вклад в развитие производства и культуры не только Урала, но и России.

Менделеев и Демидовы

Владелец Тагильских заводов в шестом поколении Павел Павлович Демидов, сын Авроры Карловны, в 1860 г. окончил курс Петербургского университета по камеральному факультету со степенью кандидата, и после решил продолжить свое научное образование. Д.И. Менделеев читал ему частные лекции.

Павел Демидов в одном из подвальных помещений своего дома на Большой Морской улице отвел две комнаты, отделав их самым тщательным образом. Первая комната была весовая, где стояли прекрасные химические весы, шкафы для приборов и книг, конторка. Во второй комнате все стены были выложены изразцами, пол сделан из асфальта. Столы и полки для реактивов были покрыты толстым зеркальным стеклом. Лаборант П.П. Алексеев готовил приборы для опытов Менделеева, а также добывал некоторые чистые химические реактивы, позднее к ним присоединились количественные анализы присылаемых из Нижнего Тагила разнообразных руд. Лекции Демидову скоро прекратились, но работы в лаборатории продолжались.

5 апреля 1862 г. Петербургская академия за книгу “Органическая химия” присудила Менделееву полную Демидовскую премию – 5000 рублей ассигнациями. Лауреату было 28 лет. Радде получил премию в 31 год, К.М. Сеченов – в 34 года, П.И. Пирогов – первую в 31 год и четвертую – в 50 лет.

Премия помогла Менделееву осуществить свое намерение жениться. Денег хватило на уплату долгов, на свадьбу и на свадебное путешествие по Европе. Так Демидовы помогли Менделееву решить ряд житейских проблем.

Дмитрий Иванович всегда хотел посетить Нижний Тагил. Больше столетия это местечко с горою Высокой по праву являлось историческим центром уральской железной промышленности. Менделеев, преподавая химию наследнику Демидовых  Павлу Павловичу, постоянно пользовался новейшими сведениями о состоянии тагильских дел.

Но поездка Менделеева на Урал состоялась только летом 1899 г., когда Дмитрий Иванович в составе экспедиции посетил нижнетагильские заводы Демидовых. В год поездки Менделееву было 65 лет, временами он прихварывал, но от экспедиции не отказался. Его сопровождали: Д.А. Земятчевский – профессор минералогии Петербургского университета, С.П. Вуколов – химик, К.Н. Егоров – технолог.

Нижний Тагил показался Менделееву внушительным городом. Широкие улицы, монументальные церкви, памятники на площадях – все говорило об  уральско-демидовском  размахе, о том, что здесь люди обосновались давно и навечно. В старинном доме все дышало фундаментальностью. Постоянно вспоминая  своего ученика – Павла Павловича Демидова, с любопытством Менделеев разглядывал на стенах старинные портреты предков хозяев и не менее старые картины в богатых залах. Терраса под окнами, вид в сад и на окрестности  – все говорило в богатстве и власти. «Показали мне также отделение золота от платины, которую давно добывают на землях Демидова. Сырую платину копят целую неделю, а по воскресеньям из нее при помощи ртути в железных ковшах выделяют золото. Показали мне и музей с образцами тагильских произведений: из рельс навязаны узлы и наплетены чуть не кружева без следов трещин, толстые в несколько дюймов листы железа согнуты не в два, а в четыре и более раза, как мягкая салфетка, и тоже нигде ни следа трещин».

Дмитрий Иванович с удовольствием осматривал большую заводскую лабораторию. Все это впечатляло, наполняло душу Менделеева  гордостью – вот что можно делать на  Урале, если приложить хозяйские руки!

Именно Менделеев отметил, с каким тончайшим умением тагильские металлурги используют самые неожиданные легирующие металлы, например медь, алюминий и свинец, чтобы сделать свою сталь лучшей.

После поездки Менделеев в отчете потребовал для Урала большего развития частной инициативы, обновления техники и технологии, улучшения дорог и расширения железнодорожного дела. Еще один из выводов экспедиции: на Урале имеющихся запасов сырья и топлива достаточно для перспективного развития края. Менделеев считал, что “нужда Урала” не в запасах руд, а прежде всего в разумном использовании имеющихся богатств. 

Демидовские железнодорожные рельсы

Главным для Демидовых событием 1840 г. стала победа в «конкурсе» по поставке рельсов для государственных железных дорог «Петербург – Москва» и «Петербург – Рыбинск». Несмотря на то, что практического опыта по изготовлению рельсов на тагильских заводах не было, Фотию Ильичу Швецову при поддержке главного управляющего Павла Даниловича Данилова удалось убедить Анатолия Демидова в необходимости развития этого производства.

Но, несмотря на то, что государственная комиссия отдала привилегию на изготовление рельсов для железных дорог из Петербурга в Москву и Рыбинск демидовским заводам, выполнение проекта оказалось под угрозой срыва. Причина оказалась проста: расходы по транспортировке рельсов с уральских заводов оказались намного выше расчетных. Кроме того, существовали опасения, что из-за состояния дорог продукция будет поставляться на строительство с опозданием. Этого никак нельзя было допустить: царь и без того недолюбливал Анатолия Демидова, и срыв поставок мог окончательно испортить его репутацию. В конце концов, было принято решение построить прокатные станы с пудлинговыми печами на малых демидовских заводах в Твери, под Петербургом и близ Москвы, и уже оттуда поставлять рельсы на строящиеся железнодорожные ветки. Задача была успешно решена. Более того, через год, правительство обратилось к Анатолию Демидову с предложением «принять на себя приготовление рельсов для нужд е.и.в. железных дорог в объёме не менее ста тысяч пудов в год», и в 1843 г. такой договор был подписан. Правда, на Нижнетагильском заводе производство рельсов началось лишь с 1855 г.

Если прокат рельсов производился по заказам казенных железных дорог, то перед заводским клеймом ставилась аббревиатура той железной дороги, для которой выполнялся заказ: «З.Ур.ж.д.» (Западно-Уральская железная дорога), «Тр.ж.д.» (Троицкая железная дорога) и так далее.

Производство рельсов на Урале вначале было осуществлено на демидовском Нижнесалдинском чугуноплавильном и железоделательном заводе. В 1851-1855 гг. управителем завода Я.С. Колногоровым впервые на Урале было освоено производство железнодорожных рельсов из пудлингового железа. Позднее, в начале 1870-х гг., Константин Павлович Поленов на Нижнесалдинском заводе впервые применил термообработку головки рельсов. По сути, обработка, предложенная К. П. Поленовым, используется и в настоящее время. В 1859 г. в Нижней Салде было произведено 4756000 пудов рельсов, что составляло более 43% всей продукции Демидовских заводов.

В 1880-х гг. на заводе было организовано массовое производство стальных рельсов. Прокат железных (пудлинговых) рельсов был прекращен.

Производство рельс приносило Демидовым хорошую прибыль. Цена на них к концу XIX века была запредельной. Но и производство самих рельс оставалось дорогим удовольствием, поэтому клеймение рельсов являлось своеобразным знаком качества и рекламой одновременно. При рекламировании своей продукции Павел Демидов ухитрился вставить в клеймо даже цену, например: “ДЕМИДОВА Н.Т.З. МЦА СТАЛ ЦЕНА 15000 рублей”. Чтобы вызвать благосклонность железнодорожного начальства при заказе на рельсы поступавшем с казённых железных дорог, перед клеймом производителя ставилась аббревиатура отделения магистрали.

Примеры надписей на клеймах демидовских рельсов: ДЕМИДОВА НТЗ VII 1882 БЕССЕМ и ДЕМИДОВА НТЗ VIII 1883 СТАЛ. Расшифровка надписи: Демидовские Нижнетагильские заводы, месяц и год выпуска, а согласно надписям “бессем” на рельсе 1882 г. и “стал” на рельсе 1883 г., можно считать, что рельс 1883 г. произведен из бессемеровской стали.

В металлургической плавке по правилам конца XIX – начала XX в. содержание углерода в рельсовом металле должно быть не менее 0,4 %, а фосфора не более 0,1 %. Химический анализ мартеновского металла образцов Нижнесалдинских рельсов выпуска 1878 и 1883 гг. свидетельствует, что они удовлетворяют этим условиям. В образцах содержится незначительное количество примесей и, что особенно важно, фосфора и серы. Салдинские стальные железнодорожные рельсы, производимые 100 лет назад, в самом начале ХХ века, очень близки по своему химическому составу к современным рельсам.

Рельсы Нижнесалдинского завода были признаны лучшими в России. Первая железная дорога Москва-Санкт-Петербург-Варшава построена из нижнесалдинских рельсов. В 1903 г. при постройке трамвайного пути в Санкт-Петербурге применялись также нижнесалдинские рельсы.

Массовое производство стальных рельсов из бессемеровского металла на Нижнесалдинском заводе продолжалось до начала XX в.

Демидовские рельсы после их двадцатилетней работы продавались на лом для последующей переделки в листовое железо и были на 20 % дороже, чем новые английские рельсы, а транссибирские рельсы позже были сняты с магистральных участков как старогодные и уложены на рокадных и узкоколейных линиях. Известно, что в середине XX века их укладывали при строительстве железной дороги от Салехарда до Уренгоя.

МАЛАХИТОВАЯ ФАБРИКА ДЕМИДОВЫХ

Подлинной сенсацией стало открытие в демидовской меднорудянской шахте «Надежная» в 1835 г. многотонного гнезда поделочного малахита, в том числе монолита весом около 40 тонн, названного в «Горном журнале» произведением, «которого до сих пор не встречали в коре Земного шара». С этого момента Анатолий Демидов становится «признанным королем малахита», взяв в свои руки как продажу его внутри страны, так и вывоз за границу.

Крупные находки малахита и живой интерес к нему со стороны императорского двора и знати натолкнули Анатолия Николаевича Демидова на мысль о создании собственной фабрики по обработке малахита. В 1846 г. на третьей линии Васильевского острова в Петербурге началось строительство дома под фабрику. Строительство фабрики обошлось в 4700 рублей серебром, и было завершено к 1 ноября 1847 г. 

Кроме выполнения государственных и частных заказов (кстати, для частников прайс-лист был на 20-25% дороже), фабрика изготавливала изделия из малахита и для членов семьи Демидовых. За два года на фабрике было сделано и продано вещей из малахита на сумму свыше 780 тыс. руб. В 270 тыс. руб. оценивались изделия, изготовленные по заказам членов семьи Демидовых.

В Европе начались разговоры о предстоящей I Всемирной выставке в Лондоне в 1851 г. И Демидов понял, что Русский отдел будет бледно выглядеть без его малахита. Он решил всех удивить и привезти на выставку не две-три вещи, а целый малахитовый кабинет из нескольких десятков предметов: двери, столы, кресла, стулья, вазы, пресс-папье, подставки для бронзовых часов и многое другое — все из меднорудянского минерала.

Предметы должны были поразить зрителей невиданными размерами и качеством мозаики. Изготовили 76 экспонатов на сумму 131910 руб. Малахитовый кабинет был признан отечественными журналистами «самым достопамятным и необыкновенным явлением в истории промышленности». В Лондоне для Всемирной выставки был построен огромный павильон из стекла, получивший название «Хрустальный дворец». Выставка вызвала огромный интерес: с мая по октябрь 1851 г. на ней побывало более 6 млн. человек. Ошеломляющее впечатление на посетителей произвел малахитовый кабинет А.Н. Демидова, и особенно его огромные парадные двери.

«Обозрение Лондонской Всемирной выставки» сообщало: «Переход от брошки, которую украшает малахит как драгоценный камень, к колоссальным дверям казался непостижимым: отказывались поверить, что эти двери были сделаны из того же материала, который привыкли считать драгоценностью».

Сейчас они и еще несколько вещей Демидова с этой выставки находятся в Малахитовом зале замка Чапультепек в Мексике. Журнал «Хрустальный дворец», освещавший лондонскую выставку, рассказывая о Русском отделе и малахитовом кабинете, писал, что там посетители чувствуют «дух величия и дикую роскошь». Многие вещи из Лондона А.Н. Демидов увез в Италию на свою виллу в Сан-Донато. В 1870-е гг. его наследник — племянник П.П. Демидов — почти все их продал на нескольких аукционах, и они рассеялись по миру. А петербургский особняк Демидовых с 1863 г. арендовало итальянское посольство. В начале XX века оно выкупило его. И когда после Октябрьской революции дипломатов отозвали из России, они сняли малахитовый декор, демонтировали камин и увезли в Италию. В итоге все это оказалось в Музее фабрики поделочных камней во Флоренции. После Лондонской выставки к малахитовой фабрике А.Н. Демидов охладел, и осенью 1853 г. она закрылась. На Всемирную промышленную выставку в Париже в 1867 г. он прислал только малахитовую глыбу весом около 120 пудов.

К концу 1870-х гг. интерес к малахиту у европейской публики начал затухать. Свидетельство того – неудачное экспонирование на Всемирной выставке в Париже, сопровождавшееся неблагоприятной прессой и закончившееся для Демидовых без привычных наград. В связи с этим была предпринята настоящая рекламная кампания. Поль Лерой подготовил без малого двадцать иллюстрированных заметок, публикация которых в журнале «L’Art» началась в 1879 г. и была ускорена после назначения даты большого аукциона на весну следующего года. К распродаже был издан, помимо привычного текстового, роскошный иллюстрированный каталог. Такая активность в профильной прессе способствовала привлечению к торгам дилеров, представлявших интересы заокеанских покупателей.
 
Так, в 1880-х гг. обладателями малахитовых предметов из коллекции Сан-Донато становятся Вандербильдты, Тайсон Йеркес, Роберт Колеман, Порфирио Диаз. На этом, заключительном этапе, Демидовы используют сформировавшийся образ малахита как символа роскоши, закрепленный присутствием во всех значительных дворцах Старого света и оттого столь желанного в особняках Нового.

Наша справка

Л.А. Будрина, научный сотрудник Екатеринбургского музея изобразительных искусств в статье «Пять малахитовых каминов (произведения Малахитовой фабрики Демидовых и императорской Петергофской гранильной фабрики, 1847–1856) сообщает о своем многолетнем поиске каминов, которые в итоге нашлись: в музее Opificio delle Pietre Dure (Флоренция); в  фондах Большого кремлевского дворца (Москва); в коллекции скульптуры Stiftung Preußische Schlösser und Gärten Berlin-Brandenburg (Потсдам); и в Российском институте истории искусств (Санкт-Петербург);а также в Bradford Museums and Galleries (Великобритания). 

МАВЗОЛЕЙ ДЕМИДОВЫХ НА КЛАДБИЩЕ ПЕР-ЛАШЕЗ

Елизавета Александровна Строганова в 1795 г. вышла замуж за Николая Никитича Демидова. После рождения четверых детей, двое из которых умерли в младенчестве, пара рассталась. Он уехал жить во Флоренцию, а она навсегда поселилась в Париже, где умерла 08.04.1818 г. На следующий день ее похоронили на парижском кладбище Пер-Лашез за маршалом Наполеона Андре Массеном. Памятник был построен на участке площадью 12 м²: античный саркофаг из белого мрамора, добытого в Карраре, украшенный двойной короной, на которой изображены руки графини, покоится на стилобате, поддерживающем 10 дорических колонн из того же материала. На антаблементе портика появилась следующая надпись:

Здесь покоится прах Элизабет де Демидофф, урожденной баронессы Строгоновой, умершей VIII апреля MDCCCXVIII, жены Демидова, тайного советника и нынешнего камергера Его Величества Императора России, командующего Орденом Святого Иоанна Иерусалимского.

Памятник был спроектирован архитектором Жоне Шатийоном, работы выполнял мраморщик Швинд, мастерская которого располагалась в бывшей иезуитской оранжерее.

Примерно в 1852 г. гробница была перенесена на ее нынешнее место в 19-м секторе. Оригинальный памятник был перенесен на огромный постамент, украшенный символами, напоминающими о происхождении семейного состояния: кузнечный молот (который также присутствует на гербе Демидовых), соболь и волк. Леон Данжой отвечал за проектирование этого нового памятника, который фактически стал самым внушительным мавзолеем в Пер-Лашез. Саркофаг и фамильный герб обращены в сторону Парижа. Первоначальная надпись исчезла и была заменена другой, отмеченной на обратной стороне памятника:

Здесь покоится прах Элизабет де Демидофф, урожденной баронессы  де Строганофф, которая умерла 8 апреля 1818 года.

Интересен громадный белокаменный постамент, на котором стоит весь мавзолей. Это не просто подставка под памятник, тут можно увидеть и дверь в усыпальницу, и воздуховоды. В 1870 г. в этой усыпальнице рядом с матерью, был захоронен и прах Анатолия Демидова.

Почему памятник перенесли? Может быть, наблюдались проблемы с первоначальным фундаментом. Возможно, целью было превратить гробницу в гигантский семейный мавзолей, способный вместить несколько поколений Демидовых.

На кладбище Пер-Лашез много памятников, с которыми связаны таинственные истории. Это  касается и фамильного мавзолея Демидовых. С этим мавзолеем связана одна любопытная легенда. Спустя четверть века после смерти Елизаветы Александровны по Парижу, где жил ее сын, поползли слухи, что, якобы, княгиня Демидова, умирая, дала такое завещание: тот, кто сможет провести в ее склепе целый год, получит от ее призрака два миллиона золотых рублей. Как ни странно, желающих получить эти деньги оказалось достаточно много. Однако каждый, кто пытался хоть на одну ночь остаться в склепе, потом рассказывал страшные вещи: все они видели призрак княгини, которая еще и предсказывала им будущее. Надо сказать, что именно в этот период Проспер Мериме, переведя на французский язык «Пиковую даму», знакомил Париж с Пушкиным. Вот поэтому-то призраку княгини и дали имя – Пиковая дама.

Как говорят, Анатолий Демидов тоже решился посетить усыпальницу матери ночью и ему также явился призрак, который сделал пророчество относительно будущего Анатоля. И вроде бы это пророчество даже  сбылось …

ДЕМИДОВЫ И МЕДИЦИНА

Понятия «милосердие» и «забота о здоровье человека» хотя и не синонимы, но стоят рядом. Недаром первые госпитали – «шпиталеты», учрежденные Петром Великим в 1712 г., предназначались не только для больных, но и для «увечных, престарелых, незаконнорожденных». Позднее, как собственно лечебные учреждения: больницы и госпитали, так и разного рода приюты: сиротские, инвалидные или старческие – получили единое и весьма емкое название «богоугодных заведений» или попросту – «богаделен».

Нередко основателями их, наряду с государством, были крупные вельможи, а позже – купцы и промышленники, приверженные христианской филантропической традиции или движимые трезвым хозяйским рачением о подвластных им крепостных или наемных работников. Учредители-филантропы редко ограничивались одномоментным актом финансового пожертвования либо торжественной закладки больницы или приюта. Гораздо чаще их связь с основанными заведениями принимала отношения попечительства, длящиеся на протяжении всей жизни и переходящие к потомкам, что превращало их в родовую традицию, подкрепленную официальным признанием.

В деле милосердия, равно как и в создании горнорудной промышленности, Демидовы следовали родовому девизу: «Acta non verba» – «Делами, не словами»: 15 собственно медицинских учреждений – госпиталей и больниц, а также 12 разного рода приютов было основано в разное время членами этого обширного рода.

Первое и весьма заметное направление составляет охрана младенчества и детства. В 1839 г.  Павел и Анатолий Николаевичи Демидовы адресовали на Высочайшее имя свои «Предложения» о создании детской больницы в Петербурге. В августе того же года их проект был утвержден Николаем I. Одновременно братья Демидовы предложили учрежденному Попечительскому совету больницы, возглавляемому всесильным шефом Третьего Отделения А.Х. Бенкендорфом, земельный участок для ее строительства стоимостью в 50 тысяч рублей и денежные пожертвования на оборудование и содержание: по 100 рублей каждый.

В 1843 г, слагая с себя полномочия, А.Х. Бенкендорф уведомлял А.Н. Демидова о «всемилостивейшем соизволении» императора и «решении Правительствующего Сената», которыми князь Сан-Донато пожизненно утверждался почетным попечителем детской больницы, «…а после … кто-либо из фамилии Демидовых был [бы] всегда избираем в попечители упомянутого заведения». Хотя прямых документальных указаний нет, сопоставление дат невольно наводит на мысль, что непосредственным поводом к созданию детской больницы в Петербурге послужило рождение в 1839 г. единственного сына П.Н. Демидова – Павла.

Основание богоугодных учреждений в память торжественных или, напротив, горестных семейных событий было в духе филантропической традиции прошлого, что подтверждается многочисленными историческими примерами.

В 1874 г. уже взрослый Павел Павлович Демидов, князь Сан-Донато, служивший в то время киевским городским головою, основал в память тяжелой утраты, смерти двухлетнего сына Никиты, детскую больницу в Киеве.

В деле охраны младенчества и детства велика заслуга матери Павла Павловича – Авроры Карловны Демидовой-Карамзиной. В 1741 г. она, уроженка Финляндии, основала в Хельсинки первые детские ясли для детей работниц, а несколько позже детский дом в Петербурге. При этом, как отмечает финский исследователь Й. Пелтонен, Аврора Карловна ориентировалась, как на образец, «на большой детский дом, выстроенный ее покойным супругом». (Скорее всего, финский коллега имел в виду именно детскую больницу, о которой шла речь выше, а не «Дом трудолюбия», также основанный П.Н. и А.Н. Демидовыми).

В 1849 г. «во время бытности» А.К. Демидовой-Карамзиной в принадлежавших ей Нижнетагильских заводах, ею были «…учреждены три приюта для призрения малолетних детей обоего пола на полном содержании Владельцев». Приюты эти были открыты в самом Нижнем Тагиле, в селе Воскресенском и деревне Никольской. Главная цель их учреждения состояла в том, чтобы «…матерям недостаточных семейств, имеющим малолетних детей, дать средства за неимением какой-либо работы, от которой многие были удерживаемы необходимостью присмотра за детьми».

Что же касается собственно медицинских учреждений, то к их работе Аврора Карловна проявляла пристальный и вполне целенаправленный интерес. В Финляндии, где в 1850-1860 гг.  медицинская служба находилась еще на уровне начала века, она задумала открыть школу санитаров и медсестер, а также больницу с новейшей системой ухода. Для этого она начала обширную переписку с различными лечебницами, а также лично ознакомилась в 1862 г. с передовой практикой ухода за больными в парижской общине «Бедных маленьких сестер» и в заведении «Блаженных сестер» в Бордо. Позднее она лично изучила опыт новейших больниц пастора Флиндера в Кайзерсверте (Германия) и доктора Майера в Петербурге.

Вторым направлением медицинской благотворительности, требовавшим особой энергии, быстроты и активности действий, патриотического чувства и жертвенности, было создание медицинских учреждений в кризисных, катастрофических ситуациях, в периоды войн и эпидемий.

В 1831 г. западные районы России были охвачены страшной эпидемии холеры. Павел Николаевич Демидов, занимавший в ту пору пост курского губернатора, предпринял самые активные меры для ее ликвидации, выстроив во вверенной ему губернии четыре больницы на собственные средства. Не менее энергично действовал в это время в Петербурге его младший брат, Анатолий Николаевич, обеспечив карантин для неимущих в Нарве, профинансировав ускоренное создание двух постоянных больниц и временного госпиталя для пораженных холерой, а также выделив средства «на покупку кроватей» для холерных больных в Риге.

Немало написано о подвиге врачей, санитаров и медицинских сестер в годы русско-турецкой войны. На создание памятника «русским медицинским чинам» в Софии, чаще называемого «докторским», ушло четыреста кирпичей, и на каждом из них запечатлены имена медиков, отдавших жизнь за освобождение Болгарии от турецкого ига. Участниками русско-турецкой войны были и нижнетагильские медики. Вблизи Одессы ими был развернут военно-временный лазарет Красного Креста под руководством выдающегося хирурга-новатора, создателя комплекса земской больницы в Нижнем Тагиле, Петра Васильевича Кузнецкого. Организацию Нижнетагильского военно-временного лазарета, по всей видимости, следует связывать с деятельностью тогдашнего владельца заводов П.П. Демидова, князя Сан-Донато, который с началом войны распоряжением императора был направлен из Петербурга в Киев в качестве уполномоченного Красного Креста по обширному Киевскому округу. В обязанности чрезвычайного уполномоченного входили как организация всех видов транспорта для перевозок раненых и увечных из районов военных действий, так и организация, и обеспечение военных лазаретов и госпиталей.

По словам современников, «в трудном деле снабжения воинов всем нужным и во временных бараках, и на санитарных поездах, и при отправлении солдат на родину, Павел Павлович был главным деятелем не по одному имени… Его личные распоряжения по целому киевскому району, его денежные средства, щедро расходуемые на нужды больных, были делом широкого подвига благотворительности истиннаго гражданина».

Свою помощь солдатам, получившим увечья в военных кампаниях, Демидовы подчас не ограничивали лишь периодом военных действий. Так, дед Павла Павловича, Николай Никитич Демидов, участник Отечественной войны 1812 г., шеф созданного и экипированного им егерского полка Второй Московской военной силы, принимавшего участие в боях под Вязьмой, Красным, Дмитриевской и Бородиным, в 1822 г. внес 100 тысяч рублей ассигнациями на создание «инвалидного капитала» при Высочайшем комитете оказания помощи инвалидам Отечественной войны 1812 г., учрежденном 18 августа 1814 г. при Третьем Отделении собственной Его величества канцелярии.

А в 1824 г. к нему обратился тамбовский генерал-губернатор А.Д. Балашов с просьбой принять участие в пожертвованиях на сооружение дома инвалидов Отечественной войны на Куликовом поле. К сожалению, проследить развитие этого сюжета по документам не удалось.

В качестве самостоятельного направления благотворительной деятельности Демидовых можно выделить поощрение научных исследований в области медицины. Не раз упоминавшийся выше П.Н. Демидов вошел в историю русской культуры как учредитель первой и весьма авторитетной отечественной научной премии, получившей его имя. По подсчетам Н.А. Мезенина, автора наиболее полного исследования по истории Демидовских премий, среди двухсот семидесяти пяти ее лауреатов было «около двадцати медиков».

Первым лауреатом в области медицины стал почетный член Петербургской и Виленской медико-хирургических академий, видный педиатр и акушер, а также создатель академического курса судебной медицины, С.А. Громов. Удостоенной половинной премии 1833 г. его «Краткое изложение судебной медицины для академического и практического употребления» не только послужило основой для преподавания этого курса во всех университетах и медико-хирургических академиях России, но и использовалось всеми врачами «коронной службы» как обязательное «практическое руководство».

Среди лауреатов Демидовской премии мы встречаем таких светил русской медицины, как профессор Московского университета А.М. Филомафитский, основоположник экспериментальной физиологии и автор первого отечественного труда по этой дисциплине, известный также как зачинатель, наряду с Н.И. Пироговым, научного изучения наркоза и изобретатель аппарата для переливания крови (половинная премия 1841 г.), основатель отечественной школы венерологии и создатель первой в России венерологической клиники В.Н. Тарновский (почетный отзыв 1865 г.), один из основоположников ветеринарной науки и ветеринарного образования в России, автор фундаментальных работ по болезням сельскохозяйственных животных и по зоотехнике, В.И. Всеволодов (половинная премия 1836 г. и почетный отзыв 1841 г.), военный врач А.А. Чаруковский, чей масштабный труд в пяти частях — «Военно-походная медицина» (1836-1837) – обобщал и систематизировал опыт военно-медицинской службы в русской армии, в частности, опыт Отечественной войны 1812 г. и имел большое значение для развития гигиены, эпидемиологии и терапии (половинная премия 1839 г.).

Наряду с основоположниками новых научных дисциплин и авторами фундаментальных трудов, Демидовской премии был удостоен в 1839 г. видный популяризатор медицинских знаний, многолетний редактор-издатель журнала «Друг здравия» и автор написанных доступным для широких масс языком сочинений по борьбе с детскими заболеваниями и смертностью – К.И. Грум-Гржимайло. Рекордным числом Демидовских премий: тремя полными за 1844, 1851 и 1860 гг. и одной половинной за 1841 г. был отмечен колоссальный вклад в развитие русской хирургии, топографической и патологической анатомии великого русского хирурга Н.И. Пирогова, оцененный рецензентами-академиками как «подвиг истинно труженической учености», выдвинувший русскую хирургию на передовые позиции в мировой науке. Существование Демидовской премии на протяжении трети XIX в. немало способствовало развитию отечественной науки.

Финансирование медицинских исследований, равно как и основание лечебных учреждений, является весомым вкладом Демидовых в развитие как русской медицины, так и филантропической традиции.

Что же касается медицинского обслуживания подвластного им населения уральских заводов, то оно занимает достаточно серьезное место в социальной политике этих крупнейших горнопромышленников. Базировалось оно уже не на чистой благотворительности, а на феодальном принципе патернализма (попечительства), обязывавшем владельца по-хозяйски заботиться о своих крепостных не только ради личной выгоды и престижа, но, прежде всего, в целях «стабильного и эффективного функционирования заводского хозяйства». Идеи попечительской политики не сразу стали занимать умы нарождавшихся уральских предпринимателей. Известно, например, какое резкое неприятие со стороны Никиты Демидова вызвал поначалу приказ Петра I «…построить деткам школу».

С приобретением же дворянского статуса попечительство о подданных стало осознаваться потомками тульского кузнеца как неотъемлемое право и обязанность помещика, служащие одновременно как собственным его престижу и выгоде, так и общественным интересам. Начиная со второй половины XVIII века и особенно в первой половине XIX века, Демидовы, по мнению исследователя этого вопроса «…сумели реализовать в своих владениях… один из наиболее эффективных вариантов патерналистской политики».

Как же конкретно осуществлялась она в области здравоохранения? Прежде всего – созданием сети больниц — госпиталей, как называли их на горнозаводском Урале, аптек и фельдшерских пунктов.

Документы первой трети XIX века свидетельствуют о существовании уже шести госпиталей в Нижнетагильском округе. В пореформенный период, в связи с созданием наряду с горнозаводской, ведомственной медициной, и земской системы здравоохранения, заводоуправлением Нижнетагильских заводов Павла Павловича Демидова, а затем его наследников, содержались только два крупных госпиталя: в Нижнем Тагиле и в Нижней Салде. Госпитали на других пяти заводах были превращены в «фельдшерские пункты с приемными покоями на 2 койки».

Из числа всех заводских медицинских учреждений округа следует выделить главный госпиталь в Нижнем Тагиле. Первый указ о его создании относится к 1758 г, хотя реальной датой начала деятельности госпиталя некоторые исследователи склонны считать 1767 г. В 1826-1828 гг. по распоряжению Николая Никитича Демидова был выстроен новый госпитальный комплекс в стиле классицизма, включающий центральный двухэтажный корпус на 120 кроватей и 4 обширных флигеля, где размещались приют для престарелых, аптека, лаборатория, квартиры врача и лекарских учеников.

Возвращаясь к вопросу о попечительской политике Демидовых, нужно сказать, что она проявилась весьма наглядно не только в строительстве больниц, но и в прекрасном их обеспечении, что было важной статьей заводского бюджета, требовавшей значительных расходов. Начиная с 1764 г. письма Никиты Акинфиевича Демидова пестрят сведениями об отправке на его тагильские заводы разнообразных инструментов, а также медицинских и ветеринарных книг на «российском и латинском диалектах». Интересно, что Никита Акинфиевич, человек европейски просвещенный, активно стремился при этом отвратить заводское население от знахарей, для чего рекомендовал распространять копии присланных им книг среди населения.

В конце XVIII и особенно в XIX веках действовала уже хорошо отлаженная система закупки заводской конторой по заявкам доктора, аптекаря и госпитального комиссара необходимых медикаментов, инструментария, оборудования на Ирбитской и Нижегородской ярмарках, в аптеках и специализированных магазинах Москвы и Петербурга по каталогам. Из «Описи движимого и недвижимого по з-дам гг. Демидовых имущества» за 1844 г. можно узнать, что госпитальная библиотека насчитывала в то время 109 «медико-хирургических, физиологических, анатомических и химических книг и журналов разных русских и иностранных писателей…», а, наряду с обычными инструментами здесь использовались такие новинки медицинской аппаратуры, как «электрическая машина и гальванический столб». В 50-е гг. к услугам тагильских медиков была и «анатомическая коллекция», использовавшаяся для обучения младших лекарских учеников.

Видный петербургский врач Н.А. Белоголовый, известный, в частности, как лечащий врач Н.А. Некрасова, посетив Нижний Тагил в 1866 г., нашел, что здешний госпиталь «снабжен всеми как инструментами, так и книгами весьма роскошно…» и имеет «…весьма порядочную аптеку».

Одним из наиболее ярких проявлений патернализма и, безусловно, одной из самых важных заслуг Демидовых было привлечение на службу в Тагильский округ лучших медиков коронной службы, а также, и прежде всего, создание достаточно обширной сети собственных медицинских кадров. Чтобы сделать пост главного медика казенного округа привлекательнее, правительством в 1806 г. был утвержден оклад в 300 рублей годовых, хотя в некоторых округах он достигал 600-700 рублей. В то же время, конторой Н.Н. Демидова еще в 1798 г. петербургскому штаб-лекарю И. фон Машке, заключившему двухгодичный контракт, был положен годовой оклад в 900 рублей. В 1820-1860 гг. оклад главного медика Тагильского округа составлял 3000 рублей, т.е. в 10 раз превышал оклад его коллег, руководивших казенными госпиталями. Конечно, такой уровень оплаты позволял привлекать к руководству медицинской службой округа действительно крупных специалистов, таких, например, как О.И. Нехведович, защитивший при Виленском университете магистерскую и докторскую диссертации и имевший опыт практической работы в Гороблагодатском казенном округе.

Медицинской службой округа руководил также выдающийся врач и ученый, автор более 50 научных работ, лауреат научных премий им. Рклицкого Российской АН и Фонда им. Монтиона Французской Академии наук, доктор медицины П.В. Рудановский. Он создал при Нижнетагильском госпитале фельдшерское и акушерское училище с трехгодичной программой и Верхотурский уездный санитарный комитет.

Вместе с тем, общую для всей России XVIII-XIX вв. проблему дефицита медицинских кадров Демидовы решали апробированным способом подготовки собственных крепостных специалистов. Впервые, в 1764 г., в Екатеринбургский казенный госпиталь для обучения у штаб-лекаря Шнезе были направлены 4 юных тагильских жителя, которые вернулись через 3 года со званиями «лекарских учеников» и умением оперировать больных.

На рубеже XVIII-XIX веков Екатеринбургский госпиталь продолжал служить базой подготовки кадров для демидовского округа. Позже Демидовы стали направлять своих крепостных в Москву и Петербург, в Голицынскую и Обуховскую больницы и в Странноприимный дом Шереметевых, а после высочайшего манифеста 1802 г., дозволявшего «отправление молодых людей из природных россиян в чужие края для полного во всех частях врачебной науки просвещения…» и за границу: в Мец, Париж, Дрезден и Рейнфорд-на-Майне, где они получали серьезную подготовку в течение девяти лет. Реже со званием «лекарей», чаще со званием «старших лекарских учеников», они возглавляли заводские и рудничные больницы или их подразделения и обучали азам медицины и уходу за больными «младших лекарских учеников».

Наконец, несомненным проявлением патернализма можно считать и личный контроль заводовладельцев за работой медицинской службы. По месяцам и третям года им высылался статистический отчет главного окружного врача с указанием числа больных и характера заболеваний.

Хотя в создании заводских больниц в Нижнетагильском округе Демидовы не являлись новаторами, а действовали в русле медицинского и горного законодательства своего времени и, по преимуществу, дублировали систему медицинской службы в казенных горных округах, размах и образцовая постановка дела несомненно делают им честь и заставляют вспомнить слова профессора В.П. Власова: «Мы призваны… воздать должное тем, кто в меру сил и возможностей, в соответствии с духом времени творил благие дела во имя любви к людям: они оставили нам памятники человеколюбия, доброты и милосердия, наша задача о них помнить и их сохранить».

Павел Павлович Демидов и еврейский вопрос

Сын Авроры Карловны, Павел Павлович Демидов, вошел в историю не только как промышленник, градоначальник и меценат XIX века, но и как человек, призывавший уравнять евреев в правах с остальным населением Российской империи.

Итогом многолетней просветительской работы Демидова стала книга «Еврейский вопрос в России». В этом труде, опубликованном за два года до смерти, Павел Демидов рассмотрел положение еврейского населения в Российской империи и объяснил необходимость отмены «черты оседлости» и предоставления евреям гражданских прав. Труд был издан в 1883 г. и стал редким примером монографии в защиту евреев среди целого ряда вышедших в то же время антисемитских работ.

И действительно, как писала газета “Русский еврей”, этот случай был незаурядным. Русский столбовой дворянин, бывший в течение 13 лет городским головою Киева, где, не в его бытность, но происходили погромы, назначенный в так называемую Паленскую комиссию по еврейскому вопросу (“Высшая комиссия для пересмотра действующих законов о евреях” от 4 февраля 1883 г.), изучавший экономическое положение евреев еще в то время, когда он был в Каменец-Подольске, он нашел в себе мужество пойти против течения.

Человек западной культуры, приверженец социального прогресса, он не мог примириться с несправедливостью. Историю возникновения этой брошюры довольно подробно описал в своих воспоминаниях “За много лет” А.Е. Кауфман. П.П. Демидов всегда стоял на позициях уравнения евреев в правах, но чтобы подкрепить свои выводы современной статистикой, он обратился, за помощью к Кауфману, который и предоставил в его распоряжение некоторые данные.

По традиции семейство Демидовых было всегда дружественно по отношению к еврейству. История возвышения рода Демидовых связана с именем Петра Павловича Шафирова. Первым шагом к славе и богатству Демидовых явился, как это часто бывает, случай. У проезжавшего через Тулу Шафирова испортился пистолет работы мастера Кухенрейтера. Никита Демидов не только исправил поломку, но и изготовил точную копию пистолета, по своим качествам ничуть не уступавшую оригиналу. Восхищенный мастерством Демидова Шафиров, по достоверному свидетельству, дважды устраивал встречи Никиты Демидова с царем. Впоследствии благодарный Демидов никогда не забывал об этом.

Основная идея П.П. Демидова состояла в том, что он понял сущность еврейского вопроса, заключавшегося в ненормальных экономических условиях пребывания евреев в черте оседлости. Он требовал предоставить евреям полные гражданские права и свободу передвижения и местожительства, подчинив их общим установлениям в податном, административном и других отношениях.

Брошюра Демидова представляла собой развитие записки, поданной им в Высшую комиссию в апреле 1883 г. Павел Павлович ссылается на опыт Запада, давно отказавшегося от искусственной изоляции еврейского населения и “посему не имеющего в данный момент еврейского вопроса в российской форме”.

Демидов обнаруживает знания по древней истории евреев, а также истории законодательства о евреях в России. В заключение своей работы князь касается огульного обвинения евреев в эксплуатации русских. Он подчеркивает, что большинство еврейского населения – труженики, ремесленники и люди физического труда, ничего общего с эксплуатацией не имеющие.

Естественно, свои выводы он подкрепляет статистикой. Например, в трех губерниях Юго-Западного края (Подольской, Волынской и Киевской) евреи, ремесленники составляют 41% от общего числа ремесленников. Касается он и погромов, прокатившихся по югу России, отмечая подстрекательство со стороны неизвестных лиц.

Князь Сан-Донато внимательно следил за деятельностью революционеров. Так, например, он присутствовал на одном из процессов, состоявшемся в феврале 1882 г.

Известный антисемитский тезис о спаивании евреями православного населения князь отвергает также при помощи статистики, доказывая, что в черте оседлости употребление алкоголя ниже, чем в великорусских губерниях, не имеющих еврейского населения.

Говоря об ограничениях, Демидов больше всего возмущается тем, что евреев не берут на государственную службу. На три миллиона еврейского населения имеется всего один офицер и десяток чиновников, в основном по министерству юстиции. “После этого невольно является вопрос: неужели еврейское племя, которому никто не отказывает в даровитости, считается непригодным для педагогической, судебной, финансовой, административной или иной деятельности…”.

Основной вывод князя Сан-Донато сводится к одному – необходимости предоставить евреям гражданские права в полном объеме. В записке по еврейскому вопросу, поданной немного ранее, в феврале 1883 г., Павел Павлович пишет: “Предоставление евреям полной гражданской равноправности и свободы переселения в великороссийские губернии не преминуло бы восстановить…равновесие местной экономической жизни. Не может подлежать сомнению, что перенеся свою оседлость в такие местности империи, где особенно ощущается недостаток в посредниках по обмену ценностей – часть еврейского населения в скором времени восполнила бы этот важный пробел. Таким образом, устранение стеснительных условий искусственно прикрепляющих евреев к данной местности, превратило бы их… в живительный фактор нашей экономической жизни. Состоя одним из членов Высочайше утвержденной комиссии по еврейскому вопросу, я счел своим долгом теперь же высказать мой взгляд на еврейский вопрос, с которым в продолжение 13 лет я имел возможность близко ознакомиться в бытность свою киевским городским головою и благодаря специальному изучению этого вопроса по поручению киевского генерал-губернатора”.

К сожалению, ни эта записка, ни брошюра, ни мнение, высказанное частью членов комиссии, – не повлияли на юридическое положение евреев. Впрочем, книга князя Сан-Донато была переведена на основные европейские языки: “The Jewish question in Russia”. London, 1884; “La question juive en Russie”. Bruxelles, 1884; “Juden-Elend im Lande der Romanovs”. Berlin,1891.

Павел Павлович Демидов – городской глава Киева

В Киеве в 1871 г., благодаря новым правилам значительно увеличилось число избирателей в городе, которые делегировали 70 депутатов в городскую думу. Новым городским главой был избран Павел Павлович Демидов, князь Сан-Донато. Как довольно богатый человек, Павел Павлович начал вкладывать солидные деньги в развитие Киева. И одним из главных этапов, к которому городской голова имел прямое отношение, стало возведение нового здания городской думы.

В 1874 г. на Крещатицкой площади начинаются строительные работы, а спустя два года Дума была окончательно готова к эксплуатации. Двухэтажное здание посреди площади, которую начали именовать Думской (современный Майдан Независимости) превратило Крещатик в своеобразный коридор, где постоянно происходило движение важных для города лиц. Именно в те времена улица стала ассоциироваться у горожан с новым центром Киева.

После возведения в Старом Городе Присутственных мест, территория древнего Киева обрела второе дыхание. Если раньше эта местность представляла собой хаотично расположенные усадьбы, утопавшие в грязи и зловонии и соединенные между собой узкими, зачастую непроходимыми тропами, то теперь большие светлые улицы приманивали инвесторов. Началась постепенная застройка квартала.

В Киеве с именем Павла Павловича Демидова и его жены Елены Петровны связаны ремесленная школа на Игоревской улице, женская и мужская гимназии на Подоле, городская лечебница имени цесаревича Александра и ее детское отделение, здания Думы и музыкального училища, Общество дневных детских приютов для детей рабочего класса и многое другое.

Существует историческая байка, что Павел Демидов, когда не хватало денег на какой-то думский проект, будучи неважным администратором или же, попросту, не желая “заморачиваться”, открывал собственный сейф и поддерживал город личными средствами.

В 1871 г. он предложил городу принять от него 70 тысяч рублей для строительства ста дешевых квартир для малообеспеченных служащих и студентов. Деньги Павел Павлович внес целевым назначением в банк. Такое пожертвование вызвало острую дискуссию в думе и прессе. Одни усматривали в его поступке некоторую тайную выгоду, другие возражали против будущей обузы, ведь “дешевые квартиры” городу пришлось бы содержать за свой счет. В итоге Дума дар не приняла, и деньги остались на банковском счете.

В ноябре 1872 г. Павел Павлович перенаправил эти финансы вместе с набежавшими процентами на открытие в Киеве реального училища. 9 тысяч рублей выделило министерство образования. Вступительные экзамены состоялись 16 (28) августа 1873 г. Первоначально школа располагалась на Михайловской улице в просторном доме жены купца Александра Миславского. В ноябре 1873 г. за 125 тысяч рублей был куплен дом Эйсмана. Недостающие деньги взяли в кредит на 27 лет в Земельном банке. Но еще четыре года училище оставалось на прежнем месте, сдавая помещения на Михайловской площади в аренду штабу Киевского военного округа за 9250 рублей в год.

В Киеве супруги Демидовы прожили около четырех лет, пока Павел Павлович занимал должность Киевского городского головы. В это время у них родился первенец — Никита, но в младенчестве заболел и умер. Родители тяжело переживали горе, в память о своем первенце Павел Демидов основал в Киеве детскую больницу и выплачивал стипендии студентам медицинского факультета Киевского университета. Его деятельность на посту городского головы получила признание, и в 1874 г. его избрали на второй срок. К этому времени в семье родились погодки: дочь Аврора и сын Анатолий. Однако, он неожиданно отказался от должности и в конце 1874 г. семья уехала в Петербург, а затем в Сан-Донато.

В январе 1875 г. городская дума, отмечая заслуги Павла Павловича перед городом, присвоила ему звание почетного гражданина Киева.

Роскошная резиденция Демидова (Бульвар Тараса Шевченко, 12), перестроенная из двух более старых корпусов, после его отъезда перешла в руки не менее знаменитого предпринимателя и общественного деятеля – сахарозаводчика Николы Терещенко. А сейчас этот особняк-дворец занимает музей Кобзаря Т.Г. Шевченко.

Шахматы и Елим Демидов

Елим Демидов

В 1909 г. в Петербурге состоялся международный шахматный турнир памяти Чигорина.


Чигорин Михаил Иванович (1850-1908), русский шахматист, организатор шахматного движения в России. Родился в семье мастера Охтинского порохового завода. Учился в Гатчинском Сиротском институте. В 1880-1890 гг. по всеобщему признанию — главный претендент на шахматное первенство мира, однако в 1889 и 1892 гг. в матчах с чемпионом мира В. Стейницем потерпел поражения. В 1899-1903 победитель 1-3-го Всероссийских шахматных турниров. Одержал победы в международных турнирах в Нью-Йорке (1889), Будапеште (1896), Вене (1903); 2-е место в Гастингсе (1895, опередив чемпиона мира Э. Ласкера), выиграл матчи из 2 партий по телеграфу: Петербург — Лондон (1886-1887) и со Стейницем (1890-1891); матч у Ласкера (1903). Михаил Иванович — инициатор создания шахматных организаций во многих городах России, редактор-издатель петербургских журналов «Шахматный листок» (1876-1881), «Шахматный вестник» (1885-1887), «Шахматы» (1891-1892); вел шахматные отделы в еженедельнике «Всемирная иллюстрация» (1881-1890) и газете «Новое время» (1890- 1907). Автор многих теоретических разработок в началах и концовках шахматных партий.


Турнир состоялся при помощи Финансового клуба, председатель которого Д.Д. Королев был членом шахматного собрания. Финансовый клуб выделил 4000 рублей для призового фонда. Также в призовой фонд вошла плата за вход (всего 1718 рублей), пожертвования князя Елима Павловича Демидова (внука Авроры Карловны Демидовой-Карамзиной), сахарозаводчика М.И. Терещенко, табачного фабриканта М.Н. Бостанжогло, императора Николая II, нескольких великих князей и одной великой княгини (всего 2512 рублей). Шахматный кружок студентов Политехнического института пожертвовал 25 рублей, юнкера Михайловского артиллерийского училища — 1 рубль 80 копеек (по 10 копеек с человека).

Турнир проходил в помещении Финансового клуба с 14 февраля по 12 марта 1909 г.

Победу в турнире одержали чемпион мира Эмануил Ласкер и сильнейший на тот момент российский шахматист А.К. Рубинштейн. Призы были распределены следующим образом: Рубинштейн и Ласкер — по 875 рублей, Шпильман и Дурас — по 475 рублей, Бернштейн — 190 рублей, Тейхман — 120 рублей, Перлис — 80 рублей, Кон, Шлехтер и Сальве — по 40 рублей.

Одновременно с этим ярким действом, собравшим мировых звезд, в столице проходил и Всероссийский турнир любителей. Его выиграл юный московский гимназист Александр Алехин, и помимо звания маэстро будущему чемпиону мира Высочайше пожаловали приз имени Их Императорских Величеств (то есть Николая II) – роскошную фарфоровую вазу высотой около аршина (примерно 70 см) с золочеными ручками. По описанию московского журнала «Шахматное обозрение», на одной ее стороне были «художественно выполнены золотом инициалы Их Императорских Величеств, на другой – золоченый Государственный герб». Как раз Елим Павлович Демидов и должен был вручить приз императора вместе с красочным дипломом будущему чемпиону мира, но тот на заключительном банкете не присутствовал, уже вернулся в Москву. По воспоминаниям короля шахмат, «эта ваза была единственной вещью, которую мне разрешили вывезти в 1921 г., когда я покинул Советскую Россию».

В 1934 г. Алехин сочетался браком с художницей и шахматисткой по имени Грейс (урожденной Висхар), у которой был роскошнейший, доставшийся ей от одного из предыдущих мужей, чайного плантатора, замок близ Дьепа, небольшого городка на северо-западе Франции. Как только немецкие захватчики оккупировали эту половину Третьей республики, они приспособили замок четы Алехиных под госпиталь, но чемпион мира и его супруга к тому времени уже успели вывезти самое ценное из домашней утвари в художественную мастерскую Грейс, располагавшуюся в одной из квартир восьмиэтажного дома на парижском Монпарнасе.

В 1941 г., когда Алехин находился в Мадриде, его интервьюировали местные журналисты. И в беседе с одним из них король шахмат не преминул рассказать о столь дорогом его сердцу подарке последнего российского императора: «Во время краха во Франции я оставил вазу у жены в Париже на хранение в маленьком сундуке. С тех пор и до прошлой зимы моим кошмаром было то, что эта чудесная ваза утеряна, пока я, наконец, не разыскал тот сундук. Но он имел настолько плачевный вид, что я подумал: в каком же тогда состоянии его содержимое? Но, как ни странно, ваза была лишь слегка повреждена, и я ее отреставрировал в Лиссабоне. Какая гора свалилась с моих плеч!».

Вскоре после освобождения Франции от гитлеровской оккупации вдова шахматного короля продала свой роскошный замок. Грейс умерла в 1956 г. В чьих руках оказалась хранившаяся в ее парижской квартире часть архива Алехина – есть разные версии. Неизвестно и куда делся приз Их Императорских Величеств. Возможно, раритетная ваза и по сей день находится в чьей-то частной коллекции…

Санкт-Петербург. Шахматный турнир, 1909 г. Слева направо. Сидят: М. Видмар, О. С. Бернштейн, Эм. Ласкер, А. Берн, К. Шлехтер, А. К. Рубинштейн, Ж. Мизес, Г. С. Сальве, А. Спейер. Стоят в 1-м ряду: С. Н. Фрейман, О. Дурас, А. М. Левин, С. А. Зноско-Боровский, Ю. О. Сосницкий, Е. П. Демидов-Сан-Донато, П. П. Сабуров, В. А. Чудовский, Ю. Перлис, С. Г. Тартаковер, Р. Тейхман. Стоят во 2-м ряду: Э. Кон, Л. Форгач, Е. А. Зноско-Боровский, Р. Шпильман

Внутрихрамовые захоронения Демидовых

В родовой усыпальнице Демидовых в городе Туле — в двухэтажном каменном Николо-Зарецком храме, построенном в 30-е гг. XVIII века не­известным зодчим по инициативе Акинфия Никитича Демидова в стиле петербургского барокко, — недалеко от могилы Никиты Демидова, в под­клети часовни храма, в камере-крипте размещается склеп, где находится около 20 захоронений. Здесь похоронены Акинфий Никитич Демидов, его вторая жена Евфимия Ивановна Пальцова, их сын Григорий и его жена Анастасия Павловна Суровцева. Имена остальных неизвестны, так как за­хоронения в склепе неоднократно вскрывали, а надгробия с эпитафиями были утрачены. В начале 90-х гг. XX века в этой части храма были проведены археологические раскопки. Часть найденных в ходе археологических ра­бот предметов находится в экспозиции Историко-мемориального музея Демидовых в Туле.

Несмотря на то, что среди внутрихрамовых захоронений усыпаль­ница Демидовых в Туле является единственно сохранившейся до насто­ящего времени в России, где покоится прах представителей первых по­колений рода Демидовых, известны и иные, более поздние захоронения других представителей знаменитого рода промышленников.

Одно из фамильных захоронений следующих поколений династии на­ходится в церкви во имя святого благоверного великого князя Александра Невского. Этот храм сохранился и располагается недалеко от поселка Тай­цы в Гатчинском районе Ленинградской области в деревне Александровке.

В 1721 г. завершилась Северная война. Россия получила новые земли, в результате чего имение Таицкая мыза оказалось в руках Ивана Михай­ловича Головина (1669-1738) — адмирала, прапрадеда А.С. Пушкина по линии отца. Наследники И.М. Головина во второй половине XVIII века главную часть имения Большие Тайцы продали вместе с близлежащими деревнями знаменитому уральскому горнозаводчику Александру Григорьевичу Демидову (1737-1802). Позднее он же купил и другую часть имения Малые Тайцы, таким образом став хозяином обширных земель. На этих землях появилось село Александровка. Усадебный комплекс в Тайцах был создан архитектором Иваном Егоровичем Старовым (1745-­1808), женатом на сестре Александра Григорьевича Демидова Наталье (сам Старов был захоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры — именно Старов работал над проектом по строительству Свято-Троицкого собора Александро-Невской лавры).

В августе 1789 г. Александром Григорьевичем Демидовым было по­дано прошение Высокопреосвященнейшему Гавриилу, митрополиту Новгородскому, о строительстве в Тайцах каменной церкви, поскольку до близлежащего села был долгий путь, к тому же неудобный из-за весен­него разлива вод. Разрешение было получено. В 1794 г. в селе Алексан­дровка на средства коллежского советника Александра Григорьевича Де­мидова была построена и освящена однопрестольная каменная церковь во имя святого благоверного князя Александра Невского, небесного по­кровителя хозяина усадьбы. При церкви Александра Невского также на­ходилась церковно-приходская школа. Именно эта церковь стала местом погребения членов семьи Демидовых, владевших имением Большие Тай­цы на протяжении ста лет с 1761 г.

Вторым после Александра Григорьевича Демидова владельцем име­ния Тайцы с 1802 г. стал его сын — Григорий Александрович Демидов (1767-1827), флигель-адъютант лейб-гвардии конного полка при Екате­рине II, женатый на светлейшей княгине Екатерине Петровне Лопухиной (1783-1830). Прах супругов и их старшего сына Александра захоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры.

Третий и последний владелец имения Тайцы с 1827 г. — Петр Гри­горьевич Демидов (1807-1862), флигель-адъютант при особе Его Вели­чества Императора Николая I в чине ротмистра, участник Венгерской кампании, командир кавалерии. Его прах и прах его жены Елизаветы Ни­колаевны Безобразовой был захоронен на приходском кладбище храма святого благоверного великого князя Александра Невского в Алексан­дровке.

В начале XX века храм был закрыт и в дальнейшем на протяжении дли­тельного времени разрушался. При проведении восстановительных работ в 2011 г. в храме были обнаружены четыре захоронения, три из которых смогли идентифицировать — это Петр Григорьевич и Елизаветы Никола­евна Демидовы и их сын Григорий (1840-1851). Одно, женское захороне­ние, осталось не установленным.

В настоящее время храм в Александровке, посвященный святому бла­говерному князю Александру Невскому — уникальный памятник церков­ной архитектуры, — постепенно возрождается, расширяется его приход.

ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ:

  1. Демидовы. http://www.libma.ru/istorija/paradoksy_i_prichudy_filosemitizma_i_antisemitizma_v_rossii/p32.php.
  2. Чирковицы. Место рождения Демидова. https://globeofrussia.ru/2017/05/chirkovitsyi-mesto-rozhdeniya-demidova/.
  3. Как небольшое село стало родиной известного промышленника и мецената. https://a-121.ru/kak-nebolshoe-selo-stalo-rodinoj-izvestnogo-promyshlennika-i-mecenata/.
  4. Олег Неверов. Скульптурное собрание Демидовых. http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/6607.php.
  5. Железные братья (по Петербургу тагильскому). https://ru.wikipedia.org/wiki/.
  6. Е. В. Плюхин, А. Л. Пунин. Мосты повисли над водами… — 2-е изд. — Л.: Аврора, 1977.
  7. Мосты Нижнего Тагила, которые тоже достойны места в энциклопедии. https://stagila-ru.turbopages.org/turbo/stagila.ru/s/mosty-nizhnego-tagila-kotorye-tozhe-dostoyny-mesta-v-enciklopedii/.
  8. Мемория. Павел Демидов. https://polit.ru/news/2018/08/06/m_demidov/.
  9. Екатеринбургский общественный Научный Демидовский фонд. http://demidov.uran.ru/node/5.
  10. ДЕМИДОВСКАЯ ПРЕМИЯ: ОТ ИСТОКОВ К СОВРЕМЕННОСТИ. https://rlst.org.by/2020/06/24/demidovskaya-premiya-ot-istokov-k-sovremennosti/.
  11. Тиссо-Демидов А. Г. Бонапарты и Демидовы: история двух семейных династий. https://uraloved.ru/istoriya/bonaparty-i-demidovy.
  12. Таньшина Н. Русское замужество племянницы Наполеона. https://rg.ru/2019/10/07/rodina-demidov-i-plemnnica-napoleona.html.
  13. Театр Николая Никитича Демидова. http://www.microarticles.ru/article/nikiticha-demidova.html.
  14. Николай Никитич Демидов. http://historyntagil.ru/1_39.htm.
  15. 1851 год, Лондон. Уральский малахит. http://nplit.ru/books/item/f00/s00/z0000091/st002.shtml.
  16. Малахит — камень уральских гор. http://tagil-sity.blogspot.com/2014/06/blog-post_14.html.
  17. Чем русские удивляли иностранцев в Лондоне и Париже 150 лет назад. https://kulturologia.ru/blogs/180820/47294/.
  18. «По красивости своей и по ценности идут в продажу». https://www.kommersant.ru/doc/4769890.
  19. Шкерин В.А. ПУТЕШЕСТВИЕ ПОКОЙНИКА ИЗ ФЛОРЕНЦИИ В НИЖНЕТАГИЛЬСКИЙ ЗАВОД. Уральский исторический вестник 3 (60), 2018 г.
  20. Горнозаводчик Николай Никитич Демидов. http://www.ceo.ru/news/business/legenda/gornozavodchik-nikolaj-nikitich-demidov.
  21. Николай Никитич Демидов. https://www.indf.ru/representative/nikolaj-nikitich-demidov/.
  22. Медиацентр УлГУ. Гении “старого соболя”. http://vremenaru.com/demidov.
  23. Из истории производства железнодорожных рельс в городе Нижняя Салда. https://xn—-7sbapucamgwpycfeq1th.xn--p1ai/stati/zheleznodorozhnye-relsy.
  24. Прохорова Т.А. ФРЕДЕРИК ЛЕ-ПЛЕ. ОПЫТ ФРАНЦУЗСКОГО СОЦИОЛОГА ИЗ «ПУТЕШЕСТВИЯ В ЮЖНУЮ РОССИЮ И КРЫМ. Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского Серия «История». Том 21 (60). 2008 г. № 1. С. 21-26.
  25. Медиацентр УлГУ. Гении “старого соболя”. http://vremenaru.com/demidov.
  26. Обнародованы личные записи Менделеева об экспедиции на Урал. https://www.ural.kp.ru/daily/26241.5/3122458/.
  27. Уральский интерес. http://historyntagil.ru/people/6_133.htm.
  28. Маркина Л.А. Государственная Третьяковская галерея, Москва. Портреты Демидовых на западноевропейских аукционах. Публикация: Международный Демидовский фонд. Демидовы в России и в Италии. Опыт взаимного влияния российской и европейской культур в XVIII–XX вв. на примере нескольких поколений семьи Демидовых. Издательский центр «Концепт-Медиа» Москва, 2013.
  29. Голдовский Г.Н. Анатолий Демидов и Санкт-Петербургская академия художеств. Международный демидовский фонд. Москва, Издательский центр «Концепт-медиа» 2013 г. https://tagil-press.ru/publications/30069/anatolij-demidov-i-sankt-peterburgskaja-akademija-hudozhestv.
  30. Будрина Л.А. Русский малахит в коллекциях американских миллиардеров: от всемирных выставок до советских распродаж 1920-х–1930-х годов. Журнал «Человек в мире культуры», 2017, №2 \21\. https://tagil-press.ru/publications/7969/russkij-malahit-v-kollekcijah-amerikanskih-milliarderov-ot-vsemirnyh-vystavok-do-sovetskih-rasprodazh-1920-h-1930-h-godov.
  31. Клат С.А.  Демидовы и медицина. Материалы демидовских чтений, Тула, 1996 г. https://tagil-press.ru/publications/13898/demidovy-i-medicina.
  32. Добровольская М.А. Печати рода Демидовых и Демидовых князей Сан-Донато в отделе нумизматики Эрмитажа. Международный демидовский фонд. Москва, Издательский центр «Концепт-Медиа» 2013 г. https://tagil-press.ru/publications/29922/pechati-roda-demidovyh-v-otdele-numizmatiki-jermitazha.
  33. Соболев В.С. «Труды, на пользу наук предпринимаемые» (первое присуждение Академией наук Демидовских премий в 1832 г.) УДК: 94(47). DOI: 10.24412/2079-0910-2022-1-33-41.
  34. По Петербургу тагильскому. От Соловьевой горы к Соловьёвскому саду. https://tagilstories.livejournal.com/7827.html.
  35. Смирнова Т.В. Тагильские «заграничные». https://museum-nt.ru/news/news/detail.php?ELEMENT_ID=6931.

Демидовы — уникальная династия, таких в России больше нет. Практически каждый ее представитель внес свой особый вклад в развитие и процветание России.

- Россель Э.Э.