Выборгская провинция и провинция Кюминкартано, перешедшие по Ништадскому миру (1721 г.) и Абоскому миру (1743 г.) к Российской империи от королевства Швеции, образовали своеобразную с точки зрения истории и географии территорию. Не считая карельской Кексгольмской провинции, Выборгская провинция, начиная со Средних веков, находилась в сфере влияния Швеции. Великая Северная война (1700-1721 гг.) привнесла в ситуацию географические изменения, сдвинув пределы границ между Финляндией и Швецией примерно на ту линию, которая сегодня разделяет границы Финляндии и России. В результате так называемой войны «шляп» (1741-1743 гг.) государственная граница была перенесена западнее к Кюмийоки и Саймаа. К образованной в 1744 г. Выборгской губернии кроме Выборга были отнесены небольшие города и крепости Кексгольма, Сердоболь, Вильманстранд, Фридрихсгам и Нейшлот.
Термин «Старая Финляндия» с географической точки зрения является синонимом Выборгской губернии, возникновение же самого понятия относится к войне 1808-1809 гг. между Швецией и Россией. В результате войны Россия присоединила к себе оставшуюся часть «шведской» Финляндии, что привело к необходимости терминологически разделить две финские территории, ставшие частью империи в разное историческое время. Таким образом, в России земли, присоединенные в 1700-х гг., стали называть «Старой Финляндией», а территории, завоеванные в 1808 г. и присоединенные в 1809 г. по Фридрихсгамскому мирному договору, — «Новой Финляндией». В финских исторических исследованиях термин «Старая Финляндия» используется с 1830 г. в описании финских земель, перешедших к России в 1721 и 1743 гг.
Присоединение Финляндии к Российской империи
Последняя русско-шведская война, в ходе которой Финляндия оказалась присоединенной к Российской империи, была естественным и логичным порождением той сложной международной обстановки, которая сложилась на европейском континенте в начале XIX столетия. Наполеону I, одержавшему к 1807 г. победы над всеми своими противниками, для установления окончательного господства в Европе оставалось сокрушить лишь самого грозного врага — Великобританию. Не имея возможности одолеть ее в морских сражениях, Бонапарт намеревался подорвать базировавшуюся на внешней торговле экономическую мощь Британии установлением континентальной блокады, которая была провозглашена еще в 1806 г.
В ходе Тильзитской встречи Наполеона и Александра I, проходившей в июле 1807 г., была достигнута договоренность о том, что Россия возьмет на себя роль посредника во франко-шведском примирении. Но если дипломатические усилия России не приведут к положительному результату, то Александр I должен был силой склонить Стокгольм к прекращению торговых отношений с Англией и присоединению Швеции к числу стран-участниц континентальной блокады. После того как осенью 1807 г. к ней примкнули Пруссия, Австрия и Дания, Швеция оставалась единственной страной, выпадавшей из общего антибританского фронта. Несмотря на оказываемое из Санкт-Петербурга дипломатическое давление и рекомендации своих советников, шведский король Густав IV Адольф упорно отказывался пойти на сближение с Францией. Настойчивые требования Наполеона всеми силами склонить Швецию к участию в антианглийской коалиции заставили Александра I, явно не спешившего начинать полномасштабную войну, предпринять шаги, которые должны были демонстрировать готовность России «идти до конца». В российской столице стали проводиться смотры войск, к финляндской границе были переброшены регулярные части, распространялись слухи о готовившейся войне против Швеции и т. д. Эти свидетельства «решимости» России пойти на крайние меры, тем не менее, результата не возымели.
Однако после отвергнутого шведами российского предложения о создании общего антианглийского фронта (ноябрь 1807 г.) и договоренности с Наполеоном по вопросу о турецких проливах ситуация для них стала принимать все более угрожающий характер. В начале 1808 г. главнокомандующим русских войск, дислоцированных на российско-финляндской границе, был назначен генерал от инфантерии Фридрих Вильгельм фон Буксгевден, разработавший план военной кампании . Согласно ему, русская армия должна была продвигаться в Финляндии по трем направлениям. На южном фланге войскам (под командованием генерал-лейтенанта князя Горчакова) предстояло овладеть Гельсингфорсом и Свеаборгом; задача армии в центре (князь Багратион) заключалась в продвижении на Тавастгус с последующим выходом к побережью Ботнического залива. Северный фланг армии (генерал-лейтенант Тучков) имел задачу воспрепятствовать соединению шведских сил в центре страны и оттеснить шведов на север Финляндии. Поскольку Швеция отвергла российский ультиматум от 17 февраля 1808 г. о присоединении к антианглийской коалиции, в Санкт-Петербурге было объявлено о том, что Россия временно устанавливает свою власть в Финляндии, но военные действия будут немедленно прекращены, как только Швеция присоединится к континентальной блокаде.
Военные планы России исходили из того, что начавшаяся в зимний период военная кампания не позволит английскому флоту помешать русской армии установить контроль над южным побережьем Финляндии, который имел огромное значение для обеспечения безопасности Санкт-Петербурга. Помимо этого, в зимние месяцы Англия была не в состоянии оказать необходимую помощь Швеции.
Приготовления Стокгольма к войне начались в январе 1808 г. с создания тайного военно-подготовительного комитета, который дал стратегическую оценку оборонительным возможностям шведской армии на финляндском театре военных действий. Особенно неблагоприятным для обороны Финляндии считался зимний период, поскольку из-за ледовой обстановки на Балтике Швеция не могла оказывать действенную помощь финляндским войскам. Поэтому рекомендации комитета, во главе которого стоял престарелый и слабовольный генерал-лейтенант Вильгельм Мориц Клингспур (1742-1820), сделавший карьеру на интендантской службе и в немалой мере благодаря «придворной опытности», сводились к тому, чтобы, «уступая превосходству неприятельских сил, отступать и не вовлекать Финляндскую армию в неровную битву». Нужно было сохранить войска до летних месяцев, пока из Швеции не начнут поступать подкрепления.
В начале февраля 1808 г. в Финляндии была объявлена мобилизация, в крепостях были усилены гарнизоны. Перед войной Финляндия имела 7 пехотных поселенных полков, резервные части, а также 600 человек финской гвардии. Насчитывавшая около 14 тыс. солдат действующая армия была рассредоточена в восточных районах Нюландской и Кюмменегордской губерний.
Российские войска без объявления войны перешли границу Финляндии 21 февраля 1808 г. В декларации Александра I по этому поводу цели военной кампании были сформулированы в крайне расплывчатых выражениях, совершенно не связанных, как уже указывалось выше, с присоединением Финляндии к Российской империи.
Финляндские части, командование которыми осуществлял В.М. Клингспур, в соответствии с разработанной им же стратегией, начали отступление сначала в район Тавастгуса, а затем и далее на север страны, в Эстерботнию. Русские войска, не встречая сопротивления, быстро продвигались вглубь финляндской территории. На южном фланге 2 марта под их контролем оказался Гельсингфорс, 6 марта финляндскими войсками был оставлен Тавастгус, 23 марта — Або, расположенный на западном побережье Финляндии. В конце месяца русские части вторглись на Аландские острова. Продвижение русских войск на северном фланге было столь же успешным: уже в конце марта, преследуя Саволакскую бригаду, они достигли района Улеаборга. В центральной Финляндии шведские войска, избегая столкновений с русской армией, также быстро отходили на север, стремясь соединиться с находившимися там частями, отступившими из района Саво. По сути, на протяжении полутора месяцев войны между воюющими сторонами не было ни одного крупного сражения.
Тем неожиданнее оказалась капитуляция двух крепостей — Свартхольма и Свеаборга, которые, по замыслу Клингспура, должны были связывать русские силы на юге Финляндии в весенне-летний период, когда планировалось начать контрнаступление шведских войск из северных районов страны. Исходя из этого общего замысла, в крепостях Свартхольм и Свеаборг были усилены гарнизоны, заблаговременно завезено значительное количество боеприпасов и продовольствия; все это должно было позволить крепостям выдержать многомесячную осаду русских войск. Для осады Свартхольма русское командование выделило усиленный полк в 1700 человек. Вскоре после того как была занята Ловиза, начался обстрел крепости, который, однако, не причинил ей никакого урона. Тем не менее комендант Свартхольма уже после первых бомбардировок вступил в переговоры о перемирии, и 17 марта 1808 г., посчитав дальнейшее сопротивление бесполезным, он сдает крепость, находившуюся, по свидетельствам современников, «в прекрасном оборонительном состоянии».
Падение Свартхольма, который имел огромные запасы пороха, снарядов и продовольствия на много недель вперед, имело огромный резонанс в шведском обществе, где звучали голоса о национальном позоре, предательстве интересов Швеции со стороны Военного 10 совета, принявшего решение о капитуляции, и т. д.
Еще большее потрясение на шведское и финляндское общество произвела капитуляция Свеаборга, представлявшего собою мощную цитадель, прикрывавшую морские подступы к Гельсингфорсу. Королевский приказ готовить крепость к обороне поступил еще до начала войны, 14 февраля 1808 г. В нем говорилось: «Если неприятель перейдет границу в настоящее зимнее время, а наши полевые финские войска должны будут отступить, — повелеваем вам отстаивать крепость до последней капли крови, и если невозможно будет уже противостоять, сжечь находящийся в крепости флот и все запасы, а не допустить их попасть в руки неприятеля».
Во главе обороны крепости стоял прославленный вице-адмирал К.О. Кронстедт, в распоряжении которого находилось около 7 тыс. солдат, мощная крепостная артиллерия и большое количество иного вооружения. Ни о каком штурме крепости не могло быть и речи.
Начавшиеся бомбардировки не наносили ей серьезного ущерба. И, тем не менее, в начале апреля начались затяжные переговоры, в ходе которых Кронстедт предложил перемирие до 3 мая. Именно этот день должен был определить судьбу крепости: если к означенному сроку не прибудет помощь из Швеции, Кронстедт сдает крепость. Что, в конечном итоге, и произошло в соответствии с достигнутой договоренностью.
Русскому командованию досталось 2 тысячи орудий, весь шведский гребной флот, насчитывавший более 100 судов. Гарнизон крепости был разоружен и распущен по домам. Без сомнения, овладение Свеаборгом, этой мощной военно-морской цитаделью, имело стратегическое значение, этот успех был отмечен в Санкт-Петербурге военным парадом. После майской капитуляции весь юг Финляндии оказался под полным контролем русской армии, которая могла, не опасаясь за свои тылы, свободно оперировать в центральных и северных районах Финляндии.
Падение Свеаборга было сильным и неожиданным ударом по всему стратегическому плану ведения войны, разработанному в Стокгольме. Но потеря двух мощных военных плацдармов на юге страны, тем не менее, не изменила общий замысел шведского командования. В первой половине мая 1808 г. Саволакская бригада под командованием полковника И.А. Санделса начала контрнаступление в южном направлении и через несколько дней (12 мая) овладела городом Куопио в центральной Финляндии. На протяжении всего летнего периода в этом районе происходили мелкие стычки между шведами и русскими войсками, которыми командовал генерал-лейтенант Барклай де Толли, тогда как основные шведские силы под командованием Клингспура продолжали оставаться на севере Финляндии, ожидая подкреплений из Швеции.
Но в этот летний период основные неприятности русским войскам в центральной Финляндии доставляли не регулярные шведские и финские части, а начавшееся партизанское движение. Правда, о проблемах, вызванных ростом крестьянского сопротивления, Буксгевден докладывал в Санкт-Петербург уже в мае 1808 г. В небольшом, малоизвестном описании военных действий говорится о вспыхнувшей народной войне, в ходе которой «отдельные партии этих добровольных воинов… разрушали переправы, перехватывали курьеров, сжигая запасы и набирая новые толпы. Число врагов росло с каждым днем, а вместе с тем росли и наши затруднения в борьбе с ними».
По вопросу о масштабах партизанской войны в Финляндии в исторической литературе нет достоверных данных. В силу этого оценки народного сопротивления исследователями заметно разнятся. Финские авторы отмечают тот факт, что крестьянские отряды, достигавшие иногда до 3 тысяч человек, несмотря на эпизодическую поддержку регулярных войск, не могли противостоять русской армии в открытом сражении. Единственный существенный результат подобных стычек заключался в том, что русское командование стало рассматривать и мирное население как своего противника («У бунтующих жителей жечь их селения»: Распоряжение Аракчеева от 25 мая 1808 г. // Тиркельтауб С. В. Аланды в войнах и мире. С. 68).
На западном театре все усилия Стокгольма перебросить на финляндский театр дополнительные части оказались безуспешными: в июне русские войска без особого труда отбили две попытки высадить шведские десанты на финском побережье Ботнического залива.
Основным силам шведской армии удалось, тем не менее, одержать в июле несколько побед над русскими войсками в западных районах Финляндии, но с августа 1808 г. инициатива вновь полностью переходит в руки русского командования. Решающее сражение состоялось 2 (14) сентября при местечке Оравайс (Ботническое побережье Финляндии), в котором шведская армия потерпела крупное поражение , после которого, будучи полностью деморализованной, уже не смогла оправиться. И Саволакская бригада Санделса, оперировавшая в районе Саво, и основные части под командованием Клингспура в западной Финляндии начали отступление на север, где 7 (19) ноября 1808 г. в Олкиеки графом Каменским и бароном Адлеркрейцем было подписано перемирие. По его условиям шведская армия получала возможность уйти на территорию Швеции, и последние части покинули Финляндию в канун Рождества 1808 г.
Но эти победы русского оружия все же не достигли основной цели: Швеция по-прежнему упорствовала в присоединении к континентальной блокаде, принуждение к которой потребовало от России продолжения военной кампании, но уже на собственно шведской территории.
В марте 1809 г. русские части под командованием П.И. Багратиона овладели Аландскими островами и совершили кратковременную диверсию на шведский берег неподалеку от Стокгольма, а М.Б. Барклай де Толли начал тяжелейший переход из г. Ваза через пролив Кваркен в направлении г. Умео, который 22 марта оказался в руках русских войск. Одновременно корпус графа П.А. Шувалова вступил на территорию Швеции в районе Торнео, где к середине марта вынудил сложить оружие шведские части под командованием генерала Грипенберга.
Неудачи шведской армии породили в стране всеобщее смятение и недовольство королем Густавом IV Адольфом, который был не способен вывести Швецию из глубокого экономического и дипломатического кризиса. Некоторые группы чиновничества и офицерского корпуса начали подготавливать государственный переворот, завершившийся арестом короля 13 марта 1809 г. После того как Александр I отклонил предложение новых правителей в Стокгольме о перемирии, вновь развернулись военные действия, но усилия шведов изгнать русские войска со шведской территории успеха не имели.
2 (14) августа 1809 г. во Фридрихсгаме между Швецией и Россией начались переговоры, завершившиеся 5 (17) сентября подписанием мирного договора, который закончил последнюю русско-шведскую войну.
По условиям договора шведский король «как за себя, так и за преемников его престола и Королевства шведского отказывается неотменяемо и навсегда в пользу Его Величества Императора Всероссийского и преемников Его престола и Российской Империи от всех своих прав и притязаний» на шесть финляндских губерний. Фридрихсгамский договор лишь закрепил те решения официального Санкт- Петербурга о вхождении Финляндии в состав Российской империи, которые были сделаны еще в разгар военной кампании.
Следует отметить, что в общественном мнении России эта победа не вызвала привычного для подобного рода событий ликования. Впервые наступательная война против традиционного российского противника, которая привела к новым территориальным приобретениям, «была всеми русскими громко осуждаема и успехи наших войск почитаемы бесславием», — отмечал Ф.Ф. Вигель в своих «Записках». Александр I в этих событиях выглядел как подручный Наполеона, который позволил России взять Финляндию. Когда орудия Петропавловской крепости возвестили о заключении Фридрихсгамского мира, «все спрашивали друг у друга, в чем состоят условия. Неужели большая часть Финляндии отходит к России? Нет, вся Финляндия присоединяется к ней. Неужели по Торнео? Даже и Торнео с частью Лапландии. Неужели и Аландские острова? И Аландские острова. О, Боже мой! О, бедная Швеция! Вот что было слышно со всех сторон».
Несмотря на то что первоначальная цель русско-шведской войны заключалась в принуждении шведов к участию в континентальной блокаде и оккупация Финляндии, согласно тогдашнему международному праву, объявлялась лишь «временным военным завладением» (occupatio bellica), тем не менее уже 20 марта (1 апреля) 1808 г. официальный Санкт-Петербург заявляет о присоединении Финляндии к Российской империи.
Герб Великого Княжества Финляндского
Утвержден: 26 октября 1809 г.
Щит имеет красное поле, покрытое серебряными розетами, на котором изображен золотой лев, с золотой на голове короною, стоящий на серебряной сабле, которою поддерживает левою лапою, а в правой держит серебряный меч, вверх поднятый. Щит увенчан короною Великого Княжества Финляндского.
Манифест
О покорении шведской Финляндии и о присоединении оной навсегда к России 20 марта 1808 г.
Из деклараций, в свое время изданных, известны праведные уважения подвигнувшие Нас к разрыву с Швецией и к введению войск Наших в шведскую Финляндию. Безопасность отечества Нашего взыскивала от Нас сея меры.
Явная преклонность короля шведского к державе, Нам неприязненной, новый союз его с нею и наконец насильственный и неимоверный поступок, с посланником Нашим в Стокгольме учиненный, происшествие столько же оскорбительное Империи Нашей, как и противное всем правам в просвещенных странах свято наблюдаемым, превратили меру воинской предосторожности в необходимый разрыв и соделали войну неизбежной.
Всевышний приосенил помощью Своею праведною Наше дело. Войска Наши с мужеством им обычным, борясь с препятствиями и превозмогая все трудности им предстоявшие, пролагая себе путь чрез места, кои по настоящее время считались непроходимыми, повсюду встречая неприятеля и храбро поражая его, овладели и заняли всю почти Шведскую Финляндию.
Страну, сию оружием Нашим таким образом покоренную, Мы присоединяем отныне навсегда к Российской империи, и вследствие того повелели Мы принять от обывателей ее присягу на верное престолу Нашему подданство.
Возвещая о сем присоединении верным Нашим подданным, удостоверены Мы, что разделяя Наши чувства признательности и благодарения к престолу Всемогущего, прольют они теплые их молитвы, да вседействующая Его сила предъидет храброму воинству Нашему в дальнейших его подвигах, да благословить и увенчает оружие Наше успехами, и отстранит от пределов отечества Нашего бедствия, коими враги потрясти его искали.
Дан в С.Петербурге, 20 марта 1808 г.
(Подписан императором Александром I и контрасигнован министром иностранных дел графом Николаем Румянцевым.)
Манифест
О присоединении Финляндии 5 июня 1808 г.
Божиею милостью, Мы Александр первый Император и Самодержец Всероссийский, и проч., и проч., и проч. Нам верноподданным обывателям новоприсоединенной Финляндии всякого чина и состояния.
По непреложным судьбам Вышнего, благословляющего оружие Наше, присоединив навсегда Финляндию к России, с удовольствием Мы зрели торжественные обеты, обывателями сего края принесенные на верное и вечное их Скипетру Российскому подданство.
Вместе с сим восприяли Мы на себя священную обязанность хранить сие достояние, промыслом Нами врученное, во всей его незыблемости и в непременном и вечном с Россиею единстве.
В чреде народов, Скипетру Российскому подвластных и единую Империю составляющих, обыватели новоприсоединенной Финляндии с сего времени восприяли навсегда свое место.
От сего великого состава противу воли и предопределений Вышнего ничто отторгнуть их не может. То же самое Провидение, которое споспешествовало храброму воинству Нашему в обладании сей страны, будет покровительствовать Нам в неразрывном ее соблюдении.
Обыватели Финляндии! Да запечатлеются истины сии неизгладимо в сердцах ваших.
Под сению престола Нашего покоются многочисленные народы, судьбы их равно сердцу Нашему драгоценны; вступив в состав Империи Нашей, вы приобрели тем самым равные права с ними.
Сверьх древних установлений, страны вашей свойственных и свято Нами хранимых, новое поле вашей деятельности и трудолюбию открывается.
Под сильным щитом России, земледелие ваше, торговля, промыслы, все источники народного богатства и благосостояния воспримут новую жизнь и расширение.
Мы познаем вскоре все ваши нужды и не умедлим простереть вам руку помощи и облегчения.
Оружие Наше оградит пределы ваши от всякого к вам прикосновения и отразит все покушения врагов, если бы когда либо возмутить спокойствие ваше они дерзнули.
Приверженность, единство и непоколебимая верность есть единое возмездие, коего Мы за все сие от вас требуем и ожидаем несомненно.
Обыватели Финляндии! Да не колеблется внимание ваше слухами и обольщениями, если бы враги наши паче чаяния рассевать их между вами покусились.
Судьба страны вашей решена невозвратно. Всякое разглашение о восстановлении шведского над вами владычества было бы тщетное заблуждение, единственно во вред вам устремляемое. Всякая преклонность и приобщение обывателей к таковым внушениям повлекло бы с собой неминуемую им гибель и разорение.
Нам известно, что некоторые соотечественники ваши теперь еще служат в войсках шведских, против вас самих вооружаются. Доселе ожидали Мы с терпением раскаяния их и покорности. Долговременное коснение их полагало уже конец ожиданию Нашему; но преклоняясь к судьбе семейств оставленных ими без призрения, Мы еще готовы принять их как верных подданных Наших и заблуждения их навсегда изгладить из памяти Нашей, если в течение шестинедельного срока, считая со дня обнародования сего манифеста Нашего, поспешат они возвратиться.
Да престанут они отныне работать чуждой власти. Да возвратятся в недра своего отечества, но да возвратятся немедленно в назначаемый срок. По прошествии оного и раскаяния их не будет уже места.
Верные обыватели Финляндии! Будьте тверды и непоколебимы в преданности вашей к России. Слово Наше о сохранении вас в единстве есть непреложно и Мы всегда Императорскою Нашею милостью пребудем вам благосклонны.
В Санкт-Петербурге, июня дня 1808 года
На подлинном подписано собственной Его Императорского Величества рукой тако:
Александр
Контрассигновано : Министр Граф Николай Румянцев
Система управления Великим княжеством Финляндским
Статус Великого княжества предполагал образование в Финляндии собственной административной системы управления. Унаследованную структуру местного и губернского правления следовало расширить созданием центральных органов власти, отсутствовавших в Финляндии в шведский период ее истории. При строительстве особой системы управления бывшей шведской территорией предстояло соблюсти баланс властных полномочий. С одной стороны, у Финляндии сохранялись старые шведские законы и привилегии сословий, с другой — необходимо было сохранить за центральной имперской властью контроль над финляндскими делами. Поиск этого баланса представлялся наиболее сложной проблемой, вызывавшей в столичных кругах империи неоднозначные суждения.
Правительствующий совет
Первая критика сеймового проекта о Правительствующем совете последовала со стороны Г.М. Спренгтпортена, который на протяжении последних месяцев играл заметную роль в устройстве финляндских дел. Стремясь еще более усилить свое влияние на принятие решений, он испортил отношения с некоторыми влиятельными лицами империи, получил внушение со стороны М.М. Сперанского и самого Александра I, и в итоге, подав прошение об отставке, 5 (17) июня 1809 г. был освобожден от должности генерал-губернатора Финляндии. Но уже через несколько дней в особом письме на имя Александра I он предложил свой проект организации финляндского правительства.
По мнению Спренгтпортена, Правительствующий совет должен был быть лишь техническим кабинетом при начальнике края и мог находиться на территории Финляндии только до тех пор, пока во главе этого учреждения стоял «природный» генерал-губернатор, каковым являлся сам Г.М. Спренгтпортен. Теперь же, когда генерал-губернатором княжества стал Барклай де Толли (назначенный после Б. фон Кнорринга также главнокомандующим русских войск в Финляндии), местопребыванием совета должен стать Санкт-Петербург. Приветствуя сосредоточение гражданской и военной власти в одних руках, Спренгтпортен (в ведении которого были только гражданские дела) предлагал также уравнять полномочия финляндского генерал-губернатора с правами военных губернаторов в Российской империи.
Еще более жесткой критике сеймовый проект Правительствующего совета подвергся со стороны нового генерал-губернатора Финляндии Барклая де Толли. Он вообще исходил из ненужности такого правительственного органа для Финляндии, полагая, что вся полнота власти должна быть сосредоточена только в руках начальника края. «Авторитет и власть генерал-губернатора должны быть, по моему убеждению, в интересах края — безграничны», — отмечал Барклай де Толли в своем заключении. Генерал-губернатору достаточно было иметь при себе небольшую канцелярию, тогда как «Совет содействовал бы только замедлению дел, а не их движению; большое количество людей, — утверждал Барклай де Толли, — более рассуждает, нежели действует». Он считал необходимым полностью подчинить контролю генерал-губернатора местную полицию, финансовое управление, таможенное дело, сосредоточить в его руках предварительное следствие, при этом «высшее судилище» княжества следовало перевести в Санкт-Петербург, где оно должно возглавляться русским министром. По убеждению Барклая де Толли, генерал-губернатор Финляндии должен был иметь право непосредственных докладов императору, отстранения от должности чиновников и губернаторов финляндских провинций.
Эти радикальные взгляды на устройство управления княжеством, которые в корне расходились с планами быстрейшего умиротворения Финляндии, не были поддержаны М. Сперанским, и Барклай де Толли в результате быстро отказался от своих первоначальных взглядов. Высочайший рескрипт о регламенте Правительствующего Совета увидел свет 6 (18) августа 1809 г.
Согласно этому регламенту, Правительствующий совет состоял из двух департаментов — хозяйственного, который осуществлял управление внутренней жизнью княжества, и правового, наблюдавшего за исполнением законов и являвшегося высшей судебной инстанцией Финляндии. Правительствующий совет из 14 членов — половина из них была представлена дворянами — выносил свои постановления от имени императора (великого князя), который олицетворял собою верховную власть в Финляндии.
Правительствующий совет не мог инициировать принятие нового закона и даже издавать постановления, относящиеся к экономической сфере, назначать новые налоги. Его права по распоряжению казенными финансами были ограничены расходными статьями бюджета. В сферу Правительствующего совета не входили также вопросы, связанные с назначением на высшие административные посты и церковные должности, с пожалованием земель, освобождением от налогов, предоставлением привилегий.
Не имея законодательной инициативы, Правительствующий совет мог, тем не менее, представлять на высочайшее рассмотрение предложения о необходимых преобразованиях, которые получали законную силу только после их утверждения со стороны императора.
Из полномочий местного правительства были изъяты дела, относившиеся непосредственно к компетенции высшей власти: вопросы внешней политики, обороны и созыва сейма.
Император (великий князь) по представлению генерал-губернатора назначал на трехлетний срок членов Правительствующего совета (которыми могли быть только финляндские граждане), обладал правом помилования, возведения дворян в графское и рыцарское достоинство. Он имел широкие полномочия в сфере экономической жизни княжества: своими указами, без согласия сейма, мог распоряжаться т. н. регулярными доходами, которые формировались из налоговых поступлений от населения, таможенных сборов, ставшими с течением времени важнейшей статьей пополнения местного бюджета. Вместе с тем император — великий князь не мог без согласия сейма изменять т. н. «основные законы» Финляндии, уходившие своими корнями в шведское законодательство предыдущих столетий и затрагивавшие такие его разделы, как привилегии сословий, общий закон 1734 г., вооруженные силы и организация церковной жизни.
Вопросы, имевшие общефинляндский характер, рассматривались на совместных заседаниях обоих департаментов Правительствующего совета. Но, как правило, основная управленческая нагрузка ложилась на хозяйственный департамент, который состоял из пяти экспедиций: гражданской, камеральной, милицейской, финансовой и духовных дел. Во главе каждой из них стоял один из членов указанного ведомства.
Хозяйственный департамент руководил деятельностью формируемых центральных учреждений Великого княжества, которые в системе административного управления являлись промежуточным звеном между собственно правительством и чиновниками на местах. Первое из них — Коллегиум Медикум, членами которого являлись профессора Абоского университета, — было создано в 1811 г. В следующем году были образованы Главные управления межевого ведомства, лоцманского и маячного ведомства, а также таможенной и почтовой дирекций. Созданное еще в 1799 г. управление по расчистке порогов с 1816 г. стало отвечать также и за строительство каналов.
Отсутствие подходящих помещений было причиной того, что заседания обоих департаментов происходили в разных зданиях. Рабочим языком заседаний был шведский. Губернские правления на местах не претерпели практически никаких изменений по сравнению со шведским периодом.
Торжественная церемония, посвященная вступлению Правительствующего совета в свои права, состоялась в Або 2 октября 1809 г. Праздничное шествие «лучших людей» во главе с генерал-губернатором, военный парад, сотни экземпляров отпечатанного на трех языках регламента о Правительствующем совете, которые распространялись среди присутствующих, — все должно было свидетельствовать о значимости происходившего события.
Генерал-губернатор
Личным представителем императора, «оком государевым» в Финляндии являлся генерал-губернатор. Пребывание первых двух «начальников края» (Г.М. Спренгтпортена и М. Барклая де Толли) на этом посту было непродолжительным. После окончания работы Боргоского сейма определение полномочий генерал-губернатора затянулось. Первоначальный проект, составленный Барклаем де Толли, подвергся в Санкт-Петербурге кардинальной ревизии, после чего началась продолжительная череда согласований, пока соответствующий манифест, подготовленный новым генерал-губернатором Ф. Штейнгелем (1810-1823) и М.М. Сперанским, не был подписан императором в феврале 1811 г.
Уже сформировавшаяся к этому времени финляндская правящая элита усмотрела в этом документе положения, которые не вполне согласовывались с основными законами княжества. Наибольшую озабоченность вызывали пункты, согласно которым генерал-губернатор становился над Правительствующим советом, мог приостанавливать исполнение его постановлений (до их утверждения императором) и отстранять чиновников от занимаемых должностей. Назначенный в 1809 г. прокурором М. Калониус и специально сформированный для юридической экспертизы этого документа комитет конкретно указали, в каких частях он противоречит «Форме правления 1772 г.» и «Акту единения и безопасности 1789 г.».
Назревал первый конфликт, который был преодолен благодаря обращению Г.М. Армфельта к Александру I, в котором тот напоминал императору о его обещании сохранять в силе старые шведские законы. В результате новая, доработанная инструкция была подписана Александром I в феврале 1812 г., в которой все озабоченности финской стороны были сняты.
Согласно новому регламенту, генерал-губернатор являлся председателем Правительствующего совета, высшим должностным лицом в системе исполнительной власти княжества, начальником полиции и находившихся в Финляндии вооруженных сил. Под его контролем находились губернаторы (ландсгевдинги) финляндских провинций.
Генерал-губернатор не имел права непосредственных докладов императору, но мог, в случае расхождений с решениями Правительствующего совета, представить на высочайшее рассмотрение собственное мнение. Оно, однако, не приостанавливало исполнения принятых Правительствующим советом постановлений.
Поскольку назначаемые из России генерал-губернаторы не владели шведским языком, их официальная обязанность вести заседания Правительствующего совета вскоре превратилась в пустую фикцию, на практике эту роль взяли на себя вице-председатели местного правительства, должности которых были созданы в 1822 г.
Непосредственным помощником генерал-губернатора в работе по соблюдению законности в княжестве являлся прокурор. Составленный в 1811 г. первым прокурором М. Калониусом (1809-1816) перечень полномочий этого должностного лица вызвал критику со стороны местной бюрократической элиты. Она посчитала непомерно широкими права прокурора, который, находясь в непосредственном подчинении от начальника края, получал возможность даже приостанавливать исполнение решений Правительствующего совета. Высочайше утвержденная 31 января (12 февраля) 1812 г. инструкция приняла во внимание эту критику, и в обязанности прокурора отныне входило, помимо общего надзора за состоянием законности, лишь присутствие на заседаниях Правительствующего совета и проведение юридической экспертизы его постановлений.
Комиссия финляндских дел
Еще в декабре 1808 г. при разработке проекта управления присоединенной Финляндией Александр I постановил, что все финляндские дела должны представляться на рассмотрение непосредственно ему, минуя Комитет министров. Это решение положило начало формированию еще одного административного органа, существование и функции которого заметно выделяли финляндское княжество из других национальных окраин империи.
Впервые идея создания особого комитета для связи между императором и финляндскими органами власти была изложена Г.М. Спренгтпортеном еще летом 1808 г., когда в российских правительственных кругах вопрос о предоставлении завоеванной территории какой-либо автономии вообще серьезно не рассматривался. Это соображение, высказанное им в записке на имя графа Румянцева, возглавлявшего министерство иностранных дел, однако, не было детализировано и не получило в то время дальнейшего развития.
Предметом обсуждения этот вопрос стал в ходе работы Боргоского сейма, когда Р. Ребиндер (выступивший, видимо, по указанию своего шефа М.М. Сперанского) предложил учредить для этой цели специальный комитет с местопребыванием в Санкт-Петербурге. Надо отметить, что ни Я. Тенгстрем, ни К.Э. Маннергейм не оказали этому предложению поддержки, полагая вполне достаточной ту функцию, которую уже исполняли М.М. Сперанский и Р. Ребиндер. Рождение нового комитета отложилось еще на несколько лет, на протяжении которых М.М. Сперанский продолжал выполнять обязанности докладчика по финляндским делам. Правда, в помощь ему монаршим указом от 18 октября 1809 г. была создана Комиссия финляндских дел, на которую возложили чисто технические обязанности по подготовке разного рода финляндских материалов. Предшественницей вновь созданного органа была Комиссия для рассмотрения финляндских дел, образованная еще в 1802 г. для изучения проблем Выборгской губернии. Через некоторое время эта комиссия была ликвидирована, и возложенные на нее задачи, относившиеся ко времени Старой Финляндии, а также проблемы вновь присоединенной территории вошли в компетенцию комиссии 1809 г.
Однако реформированная комиссия не оправдала возложенных на нее ожиданий. Работала она медленно, заседания для рассмотрения преимущественно текущих дел, среди которых преобладали хозяйственные и уголовные, проводились нерегулярно. Материалы заседаний зачастую терялись, взаимоотношения между русскими и финскими членами комиссии оставляли желать лучшего.
Поэтому М. М. Сперанский, сверх меры загруженный всевозможными государственными проектами , вновь вернулся к идее создания новой комиссии, которая должна была стать одним из центральных органов в административной системе княжества. В одном из своих отчетов Александру I о финляндских делах (февраль 1811 г.), сообщая о том, что «комиссия финляндских дел едва успевает пересматривать дела уголовные и заниматься собиранием сведений…», М.М. Сперанский предлагает первый набросок плана по учреждению такового органа. Во главе этой новой комиссии должен встать чиновник «высшего разряда», статс-секретарь, обладающий довольно широким полем деятельности. В его обязанности входило бы поддержание постоянного контакта с генерал-губернатором и Правительствующим советом, наблюдение за общим состоянием дел в Финляндии, и самое главное — представлять финляндские дела на высочайшее рассмотрение. Помимо должности статс-секретаря в комитет планировалось ввести двух членов от Финляндии и двух — от России.
Инициатива М.М. Сперанского нашла полную поддержку со стороны барона Г.М. Армфельта, перешедшего к тому времени на российскую службу. По поручению Александра I он также (к 31 мая 1811 г., когда Сперанский уже находился в ссылке) подготовил проект подобной комиссии. Ее единственное существенное отличие от первоначального плана М.М. Сперанского заключалось лишь в том, что все члены комиссии, включая председателя и статс-секретаря, должны были быть финляндскими подданными.
Именно в такой редакции регламент Комиссии финляндских дел и был утвержден Александром I в ноябре 1811 г. Г.М. Армфельт был назначен ее председателем, а Р. Ребиндер — статс-секретарем. Комиссия по своему авторитету и политическому влиянию в Санкт-Петербурге (где она находилась) вскоре оттеснила Правительствующий совет княжества на вторые позиции. Превратившись в важный центр подготовки и проведения в жизнь постановлений по делам Финляндии, она, в отличие от Правительствующего совета, который зачастую «клал под сукно» важные проекты, брала на себя инициативу в решении многих вопросов. Комиссия на долгие годы стала своеобразным «политическим правительством» Великого княжества, тогда как Правительствующему совету выпала доля «технического кабинета», который исполнял решения, принимавшиеся в имперской столице.
В этом, без сомнения, немалую роль сыграли блестящие личные качества Г.М. Армфельта, позволившие ему войти в число самых доверенных лиц императорского окружения. Прекрасно образованный, знавший к тому же русский язык, прошедший хорошую школу придворного этикета в густавианской Швеции и европейских столицах, «блестящий Армфельт», «Северный Алкивиад», он быстро стал завсегдатаем и любимцем высшего света Санкт-Петербурга. Свои служебные обязанности, попирая формальности и нормы неповоротливой бюрократической машины, он исполнял с завидной энергией и напористостью. Влияние Армфельта возросло еще более после того, как в феврале 1812 г. по указу Александра I все чиновники при решении финляндских вопросов должны были обращаться именно к нему, а не в Правительствующий совет.
Статс-секретарь Р. Ребиндер, консерватор по политическим убеждениям, противник, по его собственным словам, «решения важных проблем кавалерийскими наскоками», напротив, был приверженцем традиционного бюрократического стиля управления. Если принять во внимание существовавшие механизмы выработки государственных постановлений, то надо признать, что этот дуэт, органичным образом дополняя друг друга, в немалой мере способствовал успешному продвижению «финляндского дела».
К числу заметных инициатив и достижений Комиссии финляндских дел следует отнести перенос столицы из Або в Гельсингфорс, включение так называемой «Старой Финляндии» (отошедшей к Российской империи по итогам русско-шведской войны 1741-1743 гг.) в состав Великого княжества, а также формирование финских воинских частей для совместной борьбы с наполеоновскими войсками во время Отечественной войны 1812 г. Наибольшим влиянием при решении финляндских дел Комиссия пользовалась в то время, когда ее председателем был Г.М. Армфельт. Но и после его смерти в 1814 г. Комиссия оставалась важнейшей административной структурой в системе управления Великим княжеством Финляндским до ее ликвидации в 1826 г. Созданная двумя годами ранее «старая» Комиссия финляндских дел, работавшая крайне неэффективно, была в ноябре 1811 г. ликвидирована. Ее архивы были переданы в «новую» комиссию финляндских дел.
Таким образом, к исходу 1811 г. завершился первоначальный этап выстраивания административной системы управления Финляндией в составе Российской империи.
Михаил Михайлович Сперанский
Определяющую роль в формировании финляндской политики сыграл Михаил Михайлович Сперанский (1772-1839). М.М. Сперанский долго и плодотворно занимался финляндскими делами. Он сопровождал императора Александра I на сейм в Борго. Им были написаны речи государя при открытии и закрытии сейма. Он составил окончательную редакцию проекта об устройстве финляндского совета (переименованного впоследствии в Сенат). Сперанский являлся канцлером Абосского университета. Возглавлял комиссию финляндских дел в Петербурге.
Русский царь, сам в душе либерал и реформатор, покровительствовал либеральному курсу Сперанского. Таким образом, действовавшие в Финляндии шведские законы были признаны сохранившими свою силу с теми поправками, которые привнесены фактом российского завоевания. Главные шведские законы: Форма Правления 1772 г. и Акт Соединения и Безопасности 1789 г. – получили в интерпретации Александра статус «коренных законов».
Первый сейм Финляндии в Борго (Порвоо)
В конце июля 1808 г. в южной и восточной Финляндии, т.е. на территориях, которые находились под контролем русских войск, были организованы выборы членов отправляемой в Санкт-Петербург депутации. Встреча Александра I с представителями финляндского народа состоялась 17 (29) ноября. На имя российского монарха был представлен мемуар, включавший просьбы по 17 пунктам, но, самое главное, содержавший обзор основных законов о составе законного сейма и объявление, что она, депутация, избранная и сформированная иным способом, не была компетентна ни для представления собою страны, ни для обсуждения вопросов, требующих участия государственных чинов. В связи с этим делегаты высказали пожелание о созыве сейма. Через несколько дней депутация получила ответ: император, не считая депутацию представительницей сословий, принял решение о созыве сейма.
Первый сейм Финляндии собрался 29 марта 1809 г. в городе Борго (Порвоо). Российский император лично прибыл на его открытие и, заняв место на троне, над которым находился финский герб, произнес на французском языке трогательную эмоциональную речь: «Произволением Промысла призванный управлять добрым и честным народом, я желал видеть его представителей, собранными вокруг меня. Я желал вас видеть, чтобы дать вам новое доказательство моих намерений для блага вашей родины. Я обещал сохранить вашу Конституцию, ваши коренные законы; ваше собрание здесь удостоверяет исполнение моего обещания. Это собрание составит эпоху в вашем политическом существовании; оно имеет целью укрепить узы, привязывающие вас к новому порядку вещей, пополнить права, предоставленные мне военным счастьем, правами более дорогими для моего сердца, более сообразными, теми, что дают чувство любви и привязанности. Я дам вам знать о моих распоряжениях по делам вашего собрания: вы легко узнаете направление, мне их внушившее. Любовь к отечеству, любовь к порядку и неизменная гармония ваших видов да будут душою ваших суждений, и благословение Неба низойдет на вас, чтобы направить, просветить ваши занятия».
Ключевая задача первого финляндского сейма была четко озвучена на французском языке ближайшим советником императора Александра I М.М. Сперанским (1772-1839): «Его императорское величество, созывая сословия Финляндии на общий сейм, желал явить тем самым торжественное доказательство его великодушных намерений сохранить и соблюсти ненарушимо религию, законы, учреждения (la constitution) страны, права и привилегии всех сословий вообще и каждого гражданина в частности».
То, что М.М. Сперанский не лукавил, а говорил чистую правду, видно из обнародованного в апреле 1809 г. на сейме императорского Высочайшего объявления следующего содержания: «Мы, Александр I, Император и Самодержец Всероссийский, Великий Князь Финляндский, и проч. и проч., объявляем чрез сие: соединив сословия Финляндии на общем сейме и приняв их присягу верности, мы пожелали при этом случае торжественным актом, объявленным в их присутствии, в святилище Всевышнего подтвердить и удостоверить сохранение религии, основных законов, прав и преимуществ, коими каждое сословие в частности и все жители Финляндии вообще доселе пользовались». В конце Высочайшего объявления говорилось: «Будучи глубоко уверены, что этот добрый и честный народ навсегда сохранит к нам и наследникам нашим те же чувства верности и неизменной привязанности, кои всегда его отличали, мы приложим старание с помощью Божьею постоянно давать ему новые доказательства наших усердных отеческих попечений о его счастии и преуспевании».
Сейм закончил работу в июле 1809 г. Император Александр I прибыл на его закрытие и заявил в своей тронной речи, что отныне Финляндия «заняла место в среде народов». Таким образом, фактически уже на первом сейме Финляндия была присоединена к Российской империи в качестве Великого княжества Финляндского, хотя Россия и Швеция заключили Фридрихсгамский мир, завершивший русско-шведскую войну 1808-1809 гг. и официально закрепивший отход Финляндии к России лишь через 2 месяца.
Значение Боргоского сейма 1809 г. в истории Финляндии трудно переоценить. Дав финляндским сословиям торжественное обещание сохранять в силе их собственную религию, основные законы и все остальные права, которыми пользовались финны до вхождения их родины в состав России, Александр I тем самым узаконил выгодное автономное положение Финляндии.
«Тринадцать дней, или Финляндия»: русский аристократ П.Г. Гагарин о Финляндии (1809).
Сочинение «Тринадцать дней, или Финляндия», написанное князем Павлом Гавриловичем Гагариным в 1809 г., представляет собой несомненный интерес для исследователя истории Великого княжества Финляндского, поскольку является литературным сочинением, посвященным описанию Финляндии начала XIX века и содержит свидетельства о ходе путешествия Александра I по Финляндии, в том числе о Боргосском сейме и о принятии императором финляндской депутации в 1809 г.
П.Г. Гагарин родился в Петербурге в 1777 г. Его отец состоял в родстве с князьями Куракиными и Нарышкиными и был двоюродным племянником Паниных. Павел Гагарин с трех лет был записан на военную службу. В 1800 г. он женился на фаворитке Павла I Анне Петровне Лопухиной, что сильно способствовало его карьерному возвышению, но через 5 лет он овдовел. В отставку князь П.Г. Гагарин вышел в 1814 г. в чине генерал-майора.
По долгу службы длительное время Павел Гаврилович пребывал за границей. В начале царствования Александра I он был посланником при Сардинском дворе (до 1802 г.), в 1808 г. сопровождал императора на Эрфуртский конгресс, а в 1809 г. — в Финляндию. Эта поездка и описана в его книге.
Сочинение было издано на французском и русском языках в том же 1809 г., причем оба издания вышли анонимно. Авторство П.Г. Гагарина было установлено известным библиографом конца XIX — начала XX века И.А. Бычковым. Нужно упомянуть, что князь имел пристрастие к литературным изысканиям, и этот опыт отнюдь не был первым: Гагарин переводил с французского, писал стихи, которые печатались в журналах.
«Тринадцать дней, или Финляндия» — это сочинение в форме путевого дневника, который вел П.Г. Гагарин, сопровождая в поездке Александра I. Книга состоит из двух частей и приложений в виде карт и таблиц. Первая часть представлена в виде ежедневных дневниковых записей и охватывает события с 12 по 24 марта 1809 г. (по старому стилю). Вторая часть — «Сбор из книг», как называет ее сам Гагарин, представляет собой выписки автора о Финляндии в двух частях: «моральный» и «физический» взгляд на Финляндию. Труд П.Г. Гагарина наполнен точными наблюдениями и содержит важные свидетельства и серьезные выводы.
Первая часть, имеющая заглавие «Чувствования, или путешествие», содержит достаточно подробные ежедневные записи о событиях, имевших место в период пребывания императора в Великом княжестве Финляндском. Она включает в себя тринадцать подневных записей, в каждой из которых зафиксированы место написания, погодные условия, в некоторых указано время и кратко описаны упомянутые в самой заметке события.
Дневниковые записи дают достаточно подробное представление о ходе путешествия по Финляндии, церемониале во время прибытия Александра I в княжество и о финляндских землях. Так, например, во второй записи от 13 марта интерес представляет описание пересечения границы: «Здесь, где Россия, я вижу деревянную кордегардию с аркадами и с некоторой архитектурной роскошью, выкрашенную белой, черной и оранжевой красками: это граница сильного государства. Там, где была Швеция, усматриваю другую заставу, похожую на аренду: в ней все красно, и сама она выкрашена красным цветом».
В этом отрывке Гагарин намеренно акцентирует внимание, во-первых, на том, что принадлежность этих земель Швеции уже в прошлом, во-вторых, что эта принадлежность носила временный характер, т. е. подспудно говорит о неизбежности перехода земель к «сильному государству» — Российской империи. В-третьих, делает акцент на цветовой характеристике заставы, т.е. подталкивает к видению «красной» Швеции в качестве агрессивной стороны.
Также автор приводит наблюдения о быте местного населения и пространные географические описания увиденных им земель, подчеркивая унылость зимнего пейзажа: «Плачевный сей вид, соединенный с кровавыми воспоминаниями, заставляет уголок сей Финляндии принимать за пространное кладбище, приявшее в себе жертвы честолюбия». Однако, «чем далее едешь берегом к Або, тем страна становится живописнее».
Значительную и наиболее значимую часть дневника занимают описания сейма в Борго, церемонии принесения присяги финляндскими депутатами Александру I, посещения им г. Або, крепости Свеаборг, которую, по словам Гагарина, «шведские львы произвели для Российских Орлов», а также многочисленных обедов и балов, данных императором.
Вот как происходило принесение присяги Александру I: «Император… выступил из своей квартиры и шел пешком в церковь между рядов войска, отдававшего ему ружьем и музыкой честь. В церкви принят он был депутатами… и чиновниками Финляндии. По занятии им трона подходили к нему от всех классов ораторы и делали ему поздравления. Потом Канцлер Герцогства, взошел на ступени, призывал каждый класс к учинению Герцогу Финляндии перед лицом алтаря и трона присяги. Прежде всех подошло дворянство, подняло правую свою руку и повторяло за канцлером слова присяги; благонадежный Дворянства тон доказывал, что честь напрасно не клянется. Потом давали присягу духовные, адвокаты, торговцы и прочие, и потом крестьяне. После чего Финляндский герцог выступил на середину церкви и провозгласил постановление в Финляндию нового герцога».
Подобные свидетельства являются ключевыми и наиболее ценными и носят весьма детальный характер. Автор тщательнейшим образом описывает все: от хода церемонии и перемещений императора до дамских нарядов и лиц присутствующих. Значительную роль играют и описания самого императора. Так, о прибытии Александра I в Борго Гагарин пишет следующее: «Он показался верхом и блистал молодыми летами своими и благостью. Народ судил о нем по виду его и долженствовал быть им прельщен». А во время открытия депутации 16 марта, по словам Павла Гагарина, «Александр был Красивейший Император; но по произнесении им многих с благосклонностью речей признан он стал Милосердным».
В «Сборе из книг» — второй части сочинения представлены «два взгляда» на княжество. В разделе «Моральный взгляд на Финляндию» кратко описан язык финнов, их мифология и быт. Примечателен вывод, приведенный Гагариным: «Ничто не привязывает их (финнов) к шведам, и даже язык шведский столько же им чужд, сколько и русский. Но Россия, столица которой к ним ближе, имеет более средств содержать их в лучшем положении и дружелюбии с собою». «Физический взгляд» отражает географические знания о Финляндии. Гагарин приводит выписку: «Сия провинция… гораздо плодоноснее, нежели бы, по близости ее к северу, полагать можно было». В приложениях содержатся две карты и упорядоченная информация о финляндских областях, их расположении, площади, населении, описании городов и ценности земель. Следующие сведения, например, приведены о Гельсингфорсе, будущей столице Великого княжества: «Гельсингфорс — торговый город, стоящий на приятном местоположении и в плодоносном полуострове: хорошая пристань; жителей от 3 до 4000, в окрестностях многие черепичные заводы и проч. Также сеют табак». Про Або читаем: «Столица Финляндии, место пребывания епископа, имеет также экономическое общество и Университет, основанный в 1640 г. королевой Христиной, хотя находится в северном климате и имеет весьма слабые средства, однако трудами своими приобрел отличное уважение. Жителей 12 000. Верфи, сахарные заводы, мануфактуры шерстяные, шелковые и прочие. Довольно знатный торг». Источники этой информации автор не приводит. Возможно, что кроме письменных сведений он использовал в том числе и личные впечатления.
Определяя значение этого произведения, нужно учитывать, что большую роль в его оценке играет прежде всего тот факт, что автор использовал записи, составленные во время сопровождения императора Александра I в его путешествии в Финляндию (это была одна из последних обязанностей князя при дворе). Этим обусловливаются и особенности изложения. Необходимо заметить, что до поездки в Финляндию князь П.Г. Гагарин неоднократно был за границей по долгу службы и, несомненно, имел определенный опыт в оценках и анализе событий.
Нельзя забывать и о том, что книга была издана очень быстро, в том же 1809 г. на французском и русском языках, анонимно, и, соответственно, с одобрения цензурного комитета. Обратимся ко времени написания этого сочинения. В 1808- 1809 гг. шла русско-шведская война, окончание которой послужило началом нового этапа развития русско-финляндских отношений во всех сферах. В сентябре 1809 г. присоединение Великого княжества Финляндского к Российской империи стало законодательно подтверждено Фридрихсгамским мирным договором. В сочинении князя П. Г. Гагарина описываются события марта 1809 г., важнейшими из которых по праву можно назвать сейм в Борго, принятие императором депутации и принесение новому «Герцогу Финляндии перед лицом алтаря и трона присяги». Уже в марте, по свидетельству князя, Финляндию называют «новой Россией», тогда же рождается подозрение о пропагандистском характере этого сочинения. Издание книги могло преследовать несколько целей. Во-первых, продемонстрировать сам факт наличия императорской власти на территории Финляндии, хотя формально княжество еще принадлежало Швеции, и показать, что Финляндия уже является русским владением. Так, например, автор, описывая крепость Кименгард, сообщает, что это «укрепленное место», где «без пользы хранится в земле миллион рублей», и поясняет: «…ибо приобретение целой Финляндии уничтожило необходимость в сей крепости». Во-вторых, показать благоприятное расположение самих финляндцев по отношению к России (которое отнюдь не являлось повсеместным) и таким образом успокоить общественность, которая неоднозначно относилась к присоединению территории шведской
Финляндии к Российской империи. В-третьих, сообщить о ресурсах Финляндии и, следовательно, о положительных сторонах обладания княжеством, для чего автор делает сообщения о богатствах Финляндии не только в подневных записках, но и выделяет в книге отдельную часть, посвященную «физическому» и «моральному» взглядам на Финляндию, а также помещает карты и подробные таблицы, содержащие описания областей и городов княжества. Это можно рассматривать как своего рода рекламную кампанию начала XIX века, направленную на расширение знаний о Великом княжестве. Она должна была подготовить почву для того, чтобы общество оценило политику России в отношении Финляндии положительно, также, как и сам факт присоединения Великого княжества финляндского к Российской империи.
«Тринадцать дней, или Финляндия»: русский аристократ П.Г. Гагарин о Финляндии (1809)
Сочинение «Тринадцать дней, или Финляндия», написанное князем Павлом Гавриловичем Гагариным в 1809 г., представляет собой несомненный интерес для исследователя истории Великого княжества Финляндского, поскольку является литературным сочинением, посвященным описанию Финляндии начала XIX века и содержит свидетельства о ходе путешествия Александра I по Финляндии, в том числе о Боргосском сейме и о принятии императором финляндской депутации в 1809 г.
П.Г. Гагарин родился в Петербурге в 1777 г. Его отец состоял в родстве с князьями Куракиными и Нарышкиными и был двоюродным племянником Паниных. Павел Гагарин с трех лет был записан на военную службу. В 1800 г. он женился на фаворитке Павла I Анне Петровне Лопухиной, что сильно способствовало его карьерному возвышению, но через 5 лет он овдовел. В отставку князь П.Г. Гагарин вышел в 1814 г. в чине генерал-майора.
По долгу службы длительное время Павел Гаврилович пребывал за границей. В начале царствования Александра I он был посланником при Сардинском дворе (до 1802 г.), в 1808 г. сопровождал императора на Эрфуртский конгресс, а в 1809 г. — в Финляндию. Эта поездка и описана в его книге.
Сочинение было издано на французском и русском языках в том же 1809 г., причем оба издания вышли анонимно. Авторство П.Г. Гагарина было установлено известным библиографом конца XIX — начала XX века И.А. Бычковым. Нужно упомянуть, что князь имел пристрастие к литературным изысканиям, и этот опыт отнюдь не был первым: Гагарин переводил с французского, писал стихи, которые печатались в журналах.
«Тринадцать дней, или Финляндия» — это сочинение в форме путевого дневника, который вел П.Г. Гагарин, сопровождая в поездке Александра I. Книга состоит из двух частей и приложений в виде карт и таблиц. Первая часть представлена в виде ежедневных дневниковых записей и охватывает события с 12 по 24 марта 1809 г. (по старому стилю). Вторая часть — «Сбор из книг», как называет ее сам Гагарин, представляет собой выписки автора о Финляндии в двух частях: «моральный» и «физический» взгляд на Финляндию. Труд П.Г. Гагарина наполнен точными наблюдениями и содержит важные свидетельства и серьезные выводы.
Первая часть, имеющая заглавие «Чувствования, или путешествие», содержит достаточно подробные ежедневные записи о событиях, имевших место в период пребывания императора в Великом княжестве Финляндском. Она включает в себя тринадцать подневных записей, в каждой из которых зафиксированы место написания, погодные условия, в некоторых указано время и кратко описаны упомянутые в самой заметке события.
Дневниковые записи дают достаточно подробное представление о ходе путешествия по Финляндии, церемониале во время прибытия Александра I в княжество и о финляндских землях. Так, например, во второй записи от 13 марта интерес представляет описание пересечения границы: «Здесь, где Россия, я вижу деревянную кордегардию с аркадами и с некоторой архитектурной роскошью, выкрашенную белой, черной и оранжевой красками: это граница сильного государства. Там, где была Швеция, усматриваю другую заставу, похожую на аренду: в ней все красно, и сама она выкрашена красным цветом».
В этом отрывке Гагарин намеренно акцентирует внимание, во-первых, на том, что принадлежность этих земель Швеции уже в прошлом, во-вторых, что эта принадлежность носила временный характер, т. е. подспудно говорит о неизбежности перехода земель к «сильному государству» — Российской империи. В-третьих, делает акцент на цветовой характеристике заставы, т.е. подталкивает к видению «красной» Швеции в качестве агрессивной стороны.
Также автор приводит наблюдения о быте местного населения и пространные географические описания увиденных им земель, подчеркивая унылость зимнего пейзажа: «Плачевный сей вид, соединенный с кровавыми воспоминаниями, заставляет уголок сей Финляндии принимать за пространное кладбище, приявшее в себе жертвы честолюбия». Однако, «чем далее едешь берегом к Або, тем страна становится живописнее».
Значительную и наиболее значимую часть дневника занимают описания сейма в Борго, церемонии принесения присяги финляндскими депутатами Александру I, посещения им г. Або, крепости Свеаборг, которую, по словам Гагарина, «шведские львы произвели для Российских Орлов», а также многочисленных обедов и балов, данных императором.
Вот как происходило принесение присяги Александру I: «Император… выступил из своей квартиры и шел пешком в церковь между рядов войска, отдававшего ему ружьем и музыкой честь. В церкви принят он был депутатами… и чиновниками Финляндии. По занятии им трона подходили к нему от всех классов ораторы и делали ему поздравления. Потом Канцлер Герцогства, взошел на ступени, призывал каждый класс к учинению Герцогу Финляндии перед лицом алтаря и трона присяги. Прежде всех подошло дворянство, подняло правую свою руку и повторяло за канцлером слова присяги; благонадежный Дворянства тон доказывал, что честь напрасно не клянется. Потом давали присягу духовные, адвокаты, торговцы и прочие, и потом крестьяне. После чего Финляндский герцог выступил на середину церкви и провозгласил постановление в Финляндию нового герцога».
Подобные свидетельства являются ключевыми и наиболее ценными и носят весьма детальный характер. Автор тщательнейшим образом описывает все: от хода церемонии и перемещений императора до дамских нарядов и лиц присутствующих. Значительную роль играют и описания самого императора. Так, о прибытии Александра I в Борго Гагарин пишет следующее: «Он показался верхом и блистал молодыми летами своими и благостью. Народ судил о нем по виду его и долженствовал быть им прельщен». А во время открытия депутации 16 марта, по словам Павла Гагарина, «Александр был Красивейший Император; но по произнесении им многих с благосклонностью речей признан он стал Милосердным».
В «Сборе из книг» — второй части сочинения представлены «два взгляда» на княжество. В разделе «Моральный взгляд на Финляндию» кратко описан язык финнов, их мифология и быт. Примечателен вывод, приведенный Гагариным: «Ничто не привязывает их (финнов) к шведам, и даже язык шведский столько же им чужд, сколько и русский. Но Россия, столица которой к ним ближе, имеет более средств содержать их в лучшем положении и дружелюбии с собою». «Физический взгляд» отражает географические знания о Финляндии. Гагарин приводит выписку: «Сия провинция… гораздо плодоноснее, нежели бы, по близости ее к северу, полагать можно было». В приложениях содержатся две карты и упорядоченная информация о финляндских областях, их расположении, площади, населении, описании городов и ценности земель. Следующие сведения, например, приведены о Гельсингфорсе, будущей столице Великого княжества: «Гельсингфорс — торговый город, стоящий на приятном местоположении и в плодоносном полуострове: хорошая пристань; жителей от 3 до 4000, в окрестностях многие черепичные заводы и проч. Также сеют табак». Про Або читаем: «Столица Финляндии, место пребывания епископа, имеет также экономическое общество и Университет, основанный в 1640 г. королевой Христиной, хотя находится в северном климате и имеет весьма слабые средства, однако трудами своими приобрел отличное уважение. Жителей 12 000. Верфи, сахарные заводы, мануфактуры шерстяные, шелковые и прочие. Довольно знатный торг». Источники этой информации автор не приводит. Возможно, что кроме письменных сведений он использовал в том числе и личные впечатления.
Определяя значение этого произведения, нужно учитывать, что большую роль в его оценке играет прежде всего тот факт, что автор использовал записи, составленные во время сопровождения императора Александра I в его путешествии в Финляндию (это была одна из последних обязанностей князя при дворе). Этим обусловливаются и особенности изложения. Необходимо заметить, что до поездки в Финляндию князь П.Г. Гагарин неоднократно был за границей по долгу службы и, несомненно, имел определенный опыт в оценках и анализе событий.
Нельзя забывать и о том, что книга была издана очень быстро, в том же 1809 г. на французском и русском языках, анонимно, и, соответственно, с одобрения цензурного комитета. Обратимся ко времени написания этого сочинения. В 1808- 1809 гг. шла русско-шведская война, окончание которой послужило началом нового этапа развития русско-финляндских отношений во всех сферах. В сентябре 1809 г. присоединение Великого княжества Финляндского к Российской империи стало законодательно подтверждено Фридрихсгамским мирным договором. В сочинении князя П. Г. Гагарина описываются события марта 1809 г., важнейшими из которых по праву можно назвать сейм в Борго, принятие императором депутации и принесение новому «Герцогу Финляндии перед лицом алтаря и трона присяги». Уже в марте, по свидетельству князя, Финляндию называют «новой Россией», тогда же рождается подозрение о пропагандистском характере этого сочинения. Издание книги могло преследовать несколько целей. Во-первых, продемонстрировать сам факт наличия императорской власти на территории Финляндии, хотя формально княжество еще принадлежало Швеции, и показать, что Финляндия уже является русским владением. Так, например, автор, описывая крепость Кименгард, сообщает, что это «укрепленное место», где «без пользы хранится в земле миллион рублей», и поясняет: «…ибо приобретение целой Финляндии уничтожило необходимость в сей крепости». Во-вторых, показать благоприятное расположение самих финляндцев по отношению к России (которое отнюдь не являлось повсеместным) и таким образом успокоить общественность, которая неоднозначно относилась к присоединению территории шведской
Финляндии к Российской империи. В-третьих, сообщить о ресурсах Финляндии и, следовательно, о положительных сторонах обладания княжеством, для чего автор делает сообщения о богатствах Финляндии не только в подневных записках, но и выделяет в книге отдельную часть, посвященную «физическому» и «моральному» взглядам на Финляндию, а также помещает карты и подробные таблицы, содержащие описания областей и городов княжества. Это можно рассматривать как своего рода рекламную кампанию начала XIX века, направленную на расширение знаний о Великом княжестве. Она должна была подготовить почву для того, чтобы общество оценило политику России в отношении Финляндии положительно, также, как и сам факт присоединения Великого княжества финляндского к Российской империи.
Финляндия в период правления Николая I
Неопределенность положения Великого княжества Финляндского наглядно выявилась в связи со смертью Александра I в 1825 г. Незадолго до этого финляндским генерал-губернатором стал генерал А. Закревский, относившийся, как и многие другие представители российской власти, неприязненно к особому положению Финляндии. Со смертью Александра I Закревский срочно вытребовал у сената текст присяги на верность Константину Павловичу, брату покойного императора, который применялся в российских губерниях и исходил из принципа самодержавия. Когда же Константин Павлович отказался от престола и в Петербурге вспыхнуло восстание декабристов, министр статс-секретарь по делам Финляндии Р. Ребиндер попросил взошедшего на престол Николая I подписать точно такое же монаршее обещание, какое в 1809 г. дал Великому княжеству Финляндскому его старший брат. Не желая усиливать напряженность, Николай Павлович по примеру своего предшественника обещал сохранить финляндские законы и привилегии. Таким образом, положение Финляндии в составе Российской империи вновь стабилизировалось.
Тем не менее финский исследователь В. Расила утверждает, что «правление Николая I было для Финляндии временем реакции и усиления бюрократии». Во-первых, финляндский сейм за все время царствования Николая I не созывался ни разу. Во-вторых, полномочия генерал-губернатора Великого княжества Финляндского были значительно расширены, и эту должность с 1831 по 1855 гг. занимал консервативный князь А.С. Меньшиков, который прославился тем, что «проявил много рвения к обузданию русской и финляндской печати». В-третьих, за Финляндией и связями финнов с западными странами был установлен тщательный контроль. И, наконец, в-четвертых, усилившиеся в Европе после Венского конгресса 1815 г. национальные движения привели к тому, что все печатные издания Финляндии в правление Николая I стали подвергаться суровой предварительной цензуре.
Цензура в правление Николая I «неусыпным и суровым аргусом встречала каждую почту». В сентябре 1826 г., «дабы иметь сугубую осторожность от распространения по Финляндии чужестранных соблазнительных и вредных книг и сочинений», Государь повелел «взять от министров внутренних дел и народного просвещения полный список книг, воспрещенных в Империи и передать его прокурору Сената, вменив ему в обязанность “твердое наблюдение” за тем, чтобы недозволенные, соблазнительные и вредные книги, выходящие в чужих государствах, не распространялись по Финляндии». Главным органом по делам печати в Финляндии был объявлен Цензурный комитет.
Следующим этапом усиления цензурных мер Российской империи в отношении Великого княжества Финляндского стал 1831 г., когда последовало Высочайшее соизволение на высылку в III Отделение собственной его императорского величества канцелярии по одному экземпляру всех печатаемых в типографиях Финляндии газет, журналов и альманахов. Ужесточился контроль и к ввозимым из-за границы в автономию изданиям. Так, некоторые шведские газеты при Николае I (в частности, «Dagligt Allehanda» и «Stockholms Posten») вовсе перестали допускаться в пределы Финляндии, а в 1846 г. состоялось закрытие известной, горячо любимой многими финнами газеты Йохана Вильгельма Снельмана «Сайма», в которой в полной мере отражалась его феннофильская деятельность.
Однако самым жестким цензурным распоряжением Николая I в отношении Великого княжества Финляндского, несомненно, является положение, принятое в марте 1850 г., которое налагало запрет на публикацию любой литературы на финском языке, за исключением книг религиозного и сельскохозяйственного содержания. Сами финны, естественно, относились к столь неусыпной цензурной бдительности российских властей резко отрицательно.
Итак, цензурные запреты, вкупе с доскональным контролем за студенческой жизнью, возросшим с переводом университета из сильно пострадавшего в результате пожара города Турку в Хельсинки в 1828 г., порождали стихийный протест в душах финнов против политики Российской империи. Финны стали активно противодействовать столь желанному для николаевской России растворению их неповторимости и индивидуальности, стремясь с гордостью отстоять свою самость и самобытность. Так исторические условия и сама жизнь способствовали пробуждению финского национального самосознания, вошедшему в историческую и политическую науку под термином «феннизация».
Александр II - любимый русский царь финнов
В Хельсинки, на Сенатской площади, в самом центре финской столицы стоит памятник русскому императору Александру II. Царь, глядящий вперед и отводящий в сторону левую руку, поставлен на красный гранитный постамент и окружен скульптурной группой из четырех аллегорических фигур.
Горячо любимый финнами Александр II действительно сделал для княжества многое. Его правление в целом ознаменовалось существенным ростом финской экономики и развитием культуры. В 1870 г. железнодорожная линия соединила Хельсинки с Выборгом и Петербургом, а восемью годами ранее поезда начали ходить между финской столицей и городом Хямеэнлинна. В 1865 г. благосклонный к финнам царь вернул в обращение национальную валюту – финскую марку, а двумя годами ранее издал указ, уравнявший в правах шведский и финский языки, прекратив, таким образом, их давнее противостояние. В эти годы финны завели также собственную почту, армию, кадры чиновников и судей, а еще открыли первую гимназию и ввели обязательное школьное обучение. Апогеем либерализма царя в отношении Финляндии стало утверждение в 1863 г. Конституции, закрепляющей права и основы государственного строя Финского княжества.
Словом, его царствование стало действительно счастливой страницей в истории русской Финляндии. Когда в 1881 г. Александра Второго убили боевики «Народной воли», благодарная Финляндия встретила это известие с горечью и ужасом. В тот роковой март финны действительно потеряли многое: уже ни один из царствующих Романовых впредь не был к ним так благосклонен. После этих трагических событий в финском обществе появилась идея возвести погибшему либеральному государю памятник. Княжеский финский сейм получил у преемника – Александра III – разрешение на установку монумента и принялся за сбор денег. Нужную сумму собрали быстро и в 1884 г. объявили конкурс на лучший проект, призванный увековечить память убитого самодержца. Скульпторы изобразили императора в момент произнесения знаменитой торжественной речи о даровании финской автономии широких прав и облачили его в военную форму финского офицера.
Когда в сентябре 1863 г. император должен был прибыть в Гельсингфорс в связи с созывом сейма, Аврора Карловна отправила Александру II письмо с просьбой оказать ей честь и нанести визит в поместье Тресканда.
Вскоре Эмиль Карлович Шернваль сообщил сестре, что император принял ее предложение и утвердил предложенную программу: охота, торжественный обед, танцы, конкурс на лучший дамский наряд. И в поместье началась подготовка самого пышного в истории Финляндии приема. Для царской охоты из-за границы доставлены были косули, кабаны и фазаны. Зайцев отлавливали по всей Финляндии — требовалось 200 штук. Организация обеда была поручена французской фирме. Аврора Карловна превзошла саму себя, и праздник получился грандиозный.
4 сентября 1863 г. августейшая чета с сыновьями, свитой и министрами двора прибыли в имение Тресканда. После блестящего завтрака состоялась трехчасовая охота. На последовавший за охотой торжественный обед были приглашены все члены открывающегося сейма, сенаторы и генералы. Стол был безупречен, танцы продолжались до утра. Император остался приемом удовлетворен и сердечно благодарил хозяйку.
А 6 сентября, открывая сейм, Александр II в программной речи окончательно провозгласил Финляндию конституционной страной, имеющей выборное правительство и все конституционные права и свободы. Несомненно, дипломатия великолепной Авроры сыграла в этом немалую роль.
Управление Старой Финляндией
XVIII – первая четверть XIX века – время русско-шведских войн, в результате которых к Российской империи была присоединена большая территория шведских владений с финскими городами – Выборгом, Нейшлотом, Вильманстрандом, Кексгольмом, Фридрихсгамом. В 25 июля 1783 г. императрица Екатерина II именным указом Правительствующему Сенату «О составлении Выборгского Наместничества» повелела не только образовать Наместничество, но и местечко Сердобль именовать городом. Подлинный текст указа хранится в Коллекции именных указов и высочайших повелений Сенату.
Таким образом, в состав Выборгского наместничества с этого момента входило шесть городов и уездов. Впоследствии Выборгское наместничество было переименовано сначала в 1796 г. в Выборгскую губернию, а 13 декабря 1802 г. – в Финляндскую. Меняя наименования, тем не менее, губерния сохраняла неизменным свои административные границы.
Административное управление пограничными территориями требовало точного соблюдения управленческих традиций. Особенно это было важно в период военных конфликтов и после их завершения. На губернаторские должности Финляндской губернии (Старой Финляндии) назначались не только талантливые руководители, но чиновники, обязательно имевшие организаторский и административно-управленческий опыт. Финляндским гражданским губернатором 8 апреля 1811 г. по именному указу императора Александра I всемилостивейшее был назначен действительный статский советник Иван Иванович Винтер.
Он являлся сыном штаб-офицера, родился в 1757 г. В службу в Государственную коллегию иностранных дел вступил 12 декабря 1769 г. еще будучи студентом. Спустя три года он занял должность актуариуса (судебного писца), а в 1774 г. стал переводчиком. С 1777 г. по 1781 г. находился при двух русских посольствах в Вене и Неаполе, после чего получил чин титулярного советника, а с 22 октября 1788 г. И.И. Винтер был переведен в штат Главного кригс-комиссариата и спустя два года был назначен главным смотрителем в Санкт-Петербургский военный госпиталь. Эту должность он занимал в течение трех лет, после чего был назначен в управление Рижской комиссариатской комиссии. По указу Военной коллегии с 8 мая 1794 г. Иван Иванович находился при генерале-фельдмаршале князе Н.В. Репнине. Спустя три года он был переведен в Ревельский пехотный полк в штаб-офицерском чине премьер-майора. Далее И.И. Винтер получил чин подполковника (11 октября 1798 г.) и полковника (11 октября 1799 г.).
4 июня 1800 г. И.И. Винтер был исключен из службы и определен 20 марта 1801 г. в Военную коллегию в должность военного советника и правителя Канцелярией вице-президента генерала И.В. Ламба. Спустя неделю получил назначение в Инспекторскую экспедицию, а 26 февраля 1803 г. назначен экспедитором в Департамент военно-сухопутного министра.
Именным указом Правительствующему Сенату император Александр I высочайше повелел 23 июля 1803 г. экспедитора военного советника И.И. Винтера «с отличною ревностью должность ему порученную исправляющего» всемилостивейшее пожаловать «статским советником оставляя его при прежнем месте». За свою усердную службу в департаменте Иван Иванович в 1806 г. был награжден орденом Святой Анны 2-ой степени. Этот орден стал единственным в его карьерной службе. И.И. Винтер в марте 1808 г. стал членом Инспекторской экспедиции, а в ноябре того же года возглавил Канцелярию при главнокомандующем Финляндской армией. Также в 1808 г. «за примерное трудолюбие при отличных делах способностях и неусыпное старание к успешному течению дел» И.И. Винтер был награжден знаком отличия ордена Св. Владимира. После заключения Фридрихсгамского мира, 17 ноября 1809 г. произведен «за отличие» в действительные статские советники.
Финляндским гражданским губернатором Иван Иванович был назначен 8 апреля 1811 г. После издания указа министр полиции А.Д. Балашов уведомил военного министра М.Б. Барклая-де-Толи 12 апреля 1811 г. о назначении «находящегося при генерале-лейтенанте Штейнгеле» И.И. Винтера. Спустя месяц, 9 мая 1811 г., финляндский генерал-губернатор Ф.Ф. Штейнгель с удивлением пишет министру полиции А.Д. Балашову о том, что в газетах опубликован высочайший указ о назначении И.И. Винтера, и что о «новом его назначении я ниоткуда никакого сведения не имею, да и он сам ни от кого не получил никакого предписания для следования к новой своей должности, то затрудняясь в таком случае его от себя отпустить, я обращаюсь к вашему превосходительству с покорнейшей просьбой разъяснением вашим меня не оставить и почтить скорейшим ответом». Только 30 мая 1811 г. новый гражданский губернатор рапортовал министру полиции, что он прибыл в г. Выборг и «вступил в управление Высочайше вверенной» ему губернией.
Всего через два года после заключения мирного договора по манифесту императора Александра I «О именовании старой и новой Финляндии совокупно Финляндиею», подписанному 11 декабря 1811 г., территории русской и шведской Финляндии были соединены. Финляндская губерния была присоединена к Великому княжеству Финляндскому исключительно для удобства внутреннего управления, после объединения финляндская Конституция автоматически распространялась на всю территорию. После подписания Манифеста о соединении Старой и Новой Финляндии в этот же день император направил высочайший рескрипт И.И. Винтеру, в котором сообщил о том, что «губерния Вами управляемая присоединяется к Финляндии», во всех делах «требующих разрешения» И.И. Винтер должен был обращаться к финляндскому генерал-губернатору, который его «снабдит подробными наставлениями».
С 1812 г. все доходы Выборгской губернии были причислены к общим финляндским доходам. Управление духовными делами губернии было присоединено к Борговской епархии.
Финляндский правительствующий совет должен был преобразовать административное управление Выборгской губернией таким образом, чтобы она в дальнейшем существовала на тех же условиях, на которых действовали и другие губернии Великого княжества Финляндского. Для этого был учрежден Особенный комитет, главной задачей которого было представить Совету на утверждение план, на основании которого управление губернии могло быть приведено «в единообразие с прочими». Во главе Комитета был назначен выборгский гражданский губернатор.
Вторым манифестом 31 декабря 1811 г. «Об устройстве Выборгской губернии», текст которого И.И. Винтер получил 16 января 1811 г., о чем сразу отрапортовал министру полиции А.Д. Балашову, были выработанные «главные правила». Эти правила должны были служить руководством к действию финляндскому генерал-губернатору, Финляндскому правительствующему совету и местному начальству, в том числе частным лицам. Манифест состоял из 4-х пунктов, в которых подробно описывались административные и социально-политические преобразования: о правах сословий; о губернских чинах и присутственных местах; о правах владельцев и об отношениях между помещиками и крестьянами.
Однако проявить себя на посту выборгского гражданского губернатора после объединения территорий Иван Иванович Винтер толком не успел. 13 февраля 1812 г. в своем письме министру полиции А.Д. Балашову он с горечью пишет: «Я сейчас получил из Петербурга письмо от г. Шернваля коим извещал меня, что он по высочайшему повелению назначен сюда на мое место гражданским губернатором, и что он через несколько дней прибудет для принятия от меня Выборгскую губернию. Не имея ниоткуда никакого известия об определении сего г. Шернваля ниже об определении моем от должности, я прибегаю к вашему превосходительству со всепокорнейшей просьбою о милостивой вашей защите. Я не долго служил под начальством вашим, и не имел еще случая чем-либо отличиться и тем обратить на себя внимание ваше, а потому и не в праве я просить ваше превосходительство о неоставлении меня покровительством вашим, но как человек, которой никакой собственности не имеет, всегда с семьей жил одним только жалованьем, и при определении сюда губернатором без имения не получив никакого вспомоществования от его императорского величества, как обыкновенно все губернаторы получают на заведение и проезд, и потому вошел в долги, имея жену и 4 детей, позвольте милостивый государь сему теперь брошенному человеку прибегнуть к сострадательному вашему сердцу и всепокорнейшее вас просить о милостивом вашем воззрении на несчастное мое положение, и об определении меня к какой вашу превосходительству угодно должности, дабы не умереть с семьей с голоду».
Действительно, на смену Ивану Ивановичу Винтеру на место выборгского гражданского губернатора был назначен Карл Андреевич Шернваль, отец Авроры Карловны. Произошло это по инициативе известного государственного деятеля Густава Морица Армфельта. Именно он смог убедить императора Александра I даровать Великому княжеству Финляндскому широкую автономию, а впоследствии соединить русскую и шведскую Финляндию. Конечно, он был заинтересован в том, чтобы во главе Выборгской губернии был его ставленник. Историк М.М. Бородкин так писал о смене губернаторов: «Выбор Армфельта остановился на Карле Шернвале. В нем он усмотрел нужные организаторские способности. Усердие к делу и твердую волю. Его утвердили ландгевдингом в Выборге, и только восемь месяцев перед тем назначенный русский губернатор принужден был уйти».
Иван Иванович Винтер в своем всеподданнейшем отчете за 1811 г. подал сведения по губернии: о состоянии народного продовольствия; о наделении крестьян землей и их переселении; о состоянии промышленности, фабрик и заводов; о состоянии соляной части; о «сохранении тишины и порядка» и о полицейских повинностях; о состоянии строительной части; о работе Приказа Общественного призрения. Министр полиции А.Д. Балашов оценил непростое положение Ивана Ивановича. Благодаря его ходатайству 14 марта 1812 г., император Александр I подписал указ Правительствующему Сенату, текст которого гласил: «Действительного статского советника Винтера всемилостивейше повелеваем причислить к Министерству полиции с произведением ему того жалованья и столовых денег, какия получал он по званию финляндского гражданского губернатора». Таким образом, И.И. Винтер вернулся в Петербург и был причислен к ведомству Министерства полиции для исполнения особых поручений.
Спустя два года Ивана Ивановича назначили «для временного исправления губернаторской должности» в Вологодскую губернию. Служба в Вологодской губернии не принесла И.И. Винтеру ни славы, ни почестей. За злоупотребления И.И. Винтер в сентябре 1818 г. был освобожден от занимаемой должности и отправлен в Петербург. Как прожил свою оставшуюся жизнь Иван Иванович Винтер доподлинно не известно. Также сложно установить точно дату его смерти и место погребения. Благодаря материалам судебного дела можно смело утверждать, что в 1828 г. он еще был жив, т.к. в документах указано, что на момент разбирательства дела в Правительствующем Сенате ему было 70 лет.
ФОРМИРОВАНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ФИНЛЯНДИИ В РОССИИ
Первый период: с момента присоединения Финляндии к России в 1809 г. до середины XIX века. Данный период характеризуется незначительным количеством упоминаний Финляндии в печати. Эти немногочисленные заметки были отмечены благожелательным, романтическим представлением о Финляндии. Был зафиксировался образ суровой природы, в условиях которой живут молчаливые, но совсем не опасные финны. Такой образ Финляндии в русской литературе определялся российской идеологией, которая воспринимала автономию как колонию. Колония же воспринималась как дикая страна романтической, первобытной природы, не тронутая цивилизацией, населенная простым народом. Все российские авторы, следуя эстетике романтизма, намеренно преувеличивали суровость и пустынность Финляндии, мрачность и неприветливость ее природы, непритязательную простоту ее жителей, изображаемых как некие дети природы, находящиеся в полной гармонии с окружающим их миром.
Другой точки зрения придерживался Я.К. Грот — российский государственный и общественный деятель. В его очерке «О финнах и их народной поэзии» отмечалось, что этот народ энергичен, решителен и мужественен, на редкость терпелив, честен и верен данному слову, самозабвенно привязан к своей родине и сострадателен по отношению к ближним, гостеприимен. Финны с недоверием относятся к иноплеменникам, и поэтому они скрытны и молчаливы, но в тоже время справедливы, отзывчивы на доброе отношение.
Финляндские дела в общеимперском контексте не представляли собой проблему первого плана.
Второй период: вторая половина XIX века характеризовалась особым вниманием российского общества к Финляндии. С 60-х годов XIX века начался новый этап в отношении к Финляндии, связанный с царствованием Александра II. Возобновил свою работу Сейм Финляндии, который не собирался более пятидесяти лет. Российские консервативные и либеральные политики оценивали ситуацию в Финляндии с диаметрально противоположных сторон, что положило начало их противостоянию по финляндскому вопросу. Российские либеральные журналисты и литераторы трактовали финский народ как нацию, воспринявшую основы европейской цивилизации, обладающую выборными органами самоуправления и приверженную гражданским и политическим свободам. Образ Финляндии у либералов связывался с формирующейся демократией, правовым государством с элементами гражданского общества. Такой образ автономии давал перспективу для демократизации всей метрополии. Консервативно настроенные публицисты видели в процессах, происходящих в Финляндии, опасность сепаратизма и развала империи.
Определяющее воздействие на представления российского общества о Финляндии оказывало мнение публицистов и литераторов. Именно журналы стали важнейшим инструментом формирования имиджа Финляндии, причем «образ Финляндии… существовал для российских мыслителей в неразрывной связи с тем образом России», который воспринимался либо как помеха на пути развития Российской империи, либо как один из стимулов к ее движению вперед».
Третий период. Вступление на престол Александра III привело к появлению теории «народного самодержавия», главная идея которой — единение царя с народом, что придавало политическому курсу националистическую окраску. Идейной основой нового царствования стал национальный миф, тезис о противопоставлении России Европе. Эта политика привела к муссированию националистической и консервативной тематики в публикациях, посвященных Финляндии. Ведущим идеологическим центром, формирующим общественное мнение, стали «Московские ведомости». За 1880-1889 гг. этим изданием было опубликовано более 200 статей по финской тематике, основная мысль которых сводилась к тому, что Финляндия платит России черной неблагодарностью, стремясь к обособлению и существованию за российский счет. Такие обвинения Финляндии были связаны с многочисленными льготами, предоставленными ей в правление Александра II и определившими ее экономический рост. Позиция националистов сводилась к тому, что только льготы и помощь России являлись основанием быстрого развития финской экономики. Финляндия воспринималась консерваторами как окраина, которая, воспользовавшись богатствами метрополии, отказывается принять национальные интересы России, демонстрируя отсутствие должного уважения или хотя бы элементарной благодарности.
К концу 1880-х гг. образ Финляндии получил в консервативно-националистической прессе новое звучание. Финляндия теперь воспринималась как чужой, враждебный край — отступник, обманувший доверие метрополии и использовавший предоставленные блага для своих нужд, игнорируя интересы империи.
Развивающаяся Финляндия несла в себе угрозу для империи, т.к. успехи модернизации создают условия для провала империи, в то время как пафос империи, ее оправдание заключается в том, что она несет цивилизацию подвластным народам. В этом заключаются главные причины начавшегося во второй половине 1880-х годов и продолжавшегося вплоть до самой революции 1917 г. «похода на Финляндию», организованного консервативно-национальными силами и поддержанного властью.
Строительство новой столицы
Первоначально русские войска располагались в островной крепости Свеаборг, откуда в первой половине XIX века и началось «освоение» пространства города. Затем рядом со Свеаборгским портом на острове Скатудден (Катаянокка) появились морские казармы. Под влиянием Петербурга город виделся его строителям и как морской порт России, и как «военная столица» княжества, и как центр административного управления. Идеал военной столицы, обусловливавший ее претензии на олицетворение имперской власти в Финляндии, требовал, чтобы, подобно Петербургу, «город строился, как полк на параде, по струнке».
Частью архитектурного облика города и монументальным выражением могущества империи стали казармы. Вместе с армией в Гельсингфорс прибыла специальная инженерная команда для проектирования и строительства казарм. В конце 1820-х гг. в районе Круунунхака появились казармы для жандармов и казаков, а в начале 1830-х – Абоские казармы на тогдашней окраине города, вблизи дороги, ведущей в старую столицу Финляндии. Самым значительным среди гражданских зданий, возведенных при участии военных инженеров, стал Русский Александровский театр, предназначенный для удовлетворения культурных запросов офицеров гельсингфорсского гарнизона и их семей. Из-за сходства в росписи потолка зала с петербургским прототипом театр называли «малым Мариинским».
Унионская улица, находившаяся в центре города, получила название в честь унии, заключенной в 1809 г. между российским монархом и Великим княжеством. На ней по соседству с казармами был построен русский Военный госпиталь в неоклассическом стиле, действовавший в этом качестве до конца апреля 1918 г. Казарменная улица получила имя от здания Гвардейских казарм, на ней располагался и Гвардейский манеж.
Главным символом императорской власти стал один из красивейших городских ансамблей Европы – монументальный комплекс в стиле ампир – административный центр Сенатской площади. Ансамбль формировался почти полвека с 1818 г., включив здания Императорского Сената и Императорского Александровского университета (канцлерами университета были русские монархи), а также находящуюся чуть поодаль старейшую православную церковь Гельсингфорса – Храм Святой Троицы. С 1852 г. над площадью возвышается здание лютеранского Николаевского кафедрального собора, напоминающего Исаакиевский собор в Петербурге.
Сенатская площадь – это не только пространство перед собором, но и весь примыкающий к нему квартал, застроенный общественными зданиями, отразивший представления, вкусы и стили путешествовавших по Европе градостроителей. Сенатская площадь в Гельсингфорсе стала, таким образом, результатом сочетания архитектурных пристрастий ее создателя, выходца из Германии Карла Энгеля, запросов русского наместника – генерал-губернатора финляндского княжества – «строить по образу и подобию» и веяния времени, делавшего ставку на модную российскую столицу. На Торговой площади города с ее Эспланадной пристанью, являвшейся водными воротами Гельсингфорса, приезжего встречали здание Мариинского дворца – финляндской резиденции российского императора и Дом генерал-губернатора княжества. В центре площади возвышался «Камень (или Обелиск) Императрицы», увенчанный позолоченным двуглавым орлом, – первый городской монумент, установленный в 1835 г. в память о посещении Гельсингфорса императорской четой – Николаем I и Александрой Федоровной. Торговая площадь стала традиционным местом появления перед финляндцами российских монархов.
С площади открывался вид на величественный православный Успенский собор из красного кирпича, построенный на скале в конце XIX века по проекту архитектора А.М. Горностаева, автора многих строений на острове Валаам. У подножия храма можно было видеть еще один монумент имперской культуры города – «часовню мира», установленную в честь заключения мирного договора в 1809 г., по которому Швеция уступила Финляндию России. Часовня должна была служить мерилом исторической памяти подданных Российской империи, подобно опоминавшимся объектам городской среды. Однако этот символ имперской власти нельзя обнаружить на карте современного Хельсинки. Разрушенный после гражданской войны 1918 г., он, по-видимому, больше других ассоциировался с русской властью, которая ушла в прошлое. Сходная судьба постигла и православный собор Александра Невского в Свеаборгской крепости, перестроенный сначала в маяк, а затем в лютеранскую церковь.
Рядовые военнослужащие безоговорочно воспринимали Свеаборг как «освоенное» пространство, «островок» России, защищенный от внешнего мира. В то же время для армейцев и экипажей кораблей Гельсингфорс был самым желанным местом отдыха. Матросы, получившие увольнение на берег, сначала попадали в порт, а затем расходились по знакомым им в городе местам. Один раз в неделю команда того или иного корабля в качестве поощрения за службу выводилась в Гельсингфорс «на прогулку», и это становилось настоящим парадом моряков, проходивших через весь город.
Гельсингфорс и Санкт-Петербург
В 1812 г. император превратил Гельсингфорс, небольшой морской порт, в новую столицу Великого княжества. Морская крепость Свеаборг в непосредственной близости от города повлияла на его выбор. Смена монарха прошла относительно гладко, поскольку существующие (шведские) законы оставались в силе, а управленческий аппарат и Лютеранская церковь – в неприкосновенности. Отношения между российскими императорами и их финскими подданными также оставались более или менее беспроблемными большую часть XIX века.
Лояльность элиты Финляндии поощрялась в числе других привилегий тем, что сыновьям знати было доступно бесплатное военное образование в Финском кадетском корпусе в Хамине, а также в менее престижной Юнкерской школе в Гельсингфорсе. Благодаря обучению в Кадетском корпусе становилось возможным сделать карьеру офицера в Русской императорской армии.
Также дочерям финской знати была пожалована императрицей Марией Федоровной квота на бесплатные места в Смольном институте в Санкт-Петербурге. Эта привилегия, по-видимому, высоко ценилась, поскольку четырнадцать бесплатных мест всегда были заполнены.
Кроме того, императорский двор Санкт-Петербурга стал альтернативой королевскому двору в Стокгольме. Дочери виднейших дворян Финляндии могли рассчитывать на то, что они будут отобраны в качестве фрейлин императрицы. В целом, лояльность финских гражданских и военных чиновников императорам способствовала перспективам замужества их дочерей.
Элита Финляндии начала XIX века была расположена к тому, чтобы сохранять социальную иерархию, как и элиты российских Остзейских провинций и самой России. Однако, в Финляндии (и Швеции) дворянство уже давно утратило свою монополию на землю. Исходя из этого, статус финского дворянства основывался не на владении землей, а, скорее, на высокой гражданской или военной должности. Следовательно, в первую очередь оценивался официальный чин мужчины и его сословная принадлежность. Положение в обществе женщины определялось рангом и социальным положением ее отца или мужа. В 1722 г. Петр I перенес в Россию формулу шведской Табели о рангах, таким образом, Табель о рангах, применявшаяся в XIX веке в Финляндии, представляла собой сочетание шведского и российского порядков. У каждого ранга была своя отличительная форма. В 1830-х гг., во время царствования Николая I половина населения Санкт-Петербурга носила те или иные мундиры, и мужчины в статской одежде всегда уступали мужчинам в форме. Это же было справедливо и для Гельсингфорса.
Миграция из Финляндии в Санкт-Петербург была распространена. По отзывам современников, все предметы роскоши и все новые товары доставлялись в Финляндию из Санкт-Петербурга. Элиту привлекала близость высшего общества к императорскому двору; ремесленников, владельцев кафе и рестораторов – возможность приобретения опыта на престижном рынке товаров и услуг, деревенских девушек – спрос на домашнюю прислугу, а финских нищих – традиция православных россиян подавать милостыню. Трудовая миграция из Финляндии в Россию затрагивала людей разных классов, включая детей. Финские граждане были юридически свободными (в Швеции и Финляндии никогда не было крепостного права); таким образом, те, у кого не было права владеть крепостными, могли нанять их. Более того, тысячи финнов поселились в Санкт-Петербурге в качестве владельцев магазинов и квартир. Многонациональный характер населения способствовал смешанным бракам между представителями разных религий и говорящими на разных языках, но не между представителями разных сословий. Экзогамные браки были относительно привычны среди населения, говорящего на немецком, шведском и финском языках. Финны, говорящие на шведском, в Санкт-Петербурге были, в среднем, выше по социальной иерархии, чем финны, говорящие на финском, и это отражалось на брачных предложениях.
Несмотря на некоторое количество параллелей, со временем различия между финским и российским обществом становились все более и более очевидными. В Финляндии старая элита высокопоставленных знатных чиновников долгое время близко сотрудничала с богатыми купцами и промышленниками по поводу выгодных вложений в торговлю и промышленность. Посредством такого делового сотрудничества финская знать постепенно перенимала менталитет и образ жизни образованных буржуазных высших классов.
Правящие классы в Финляндии и дворянство в Остзейских губерниях адаптировались к надвигающемуся мировому капитализму лучше, чем дворянство в самой России.
В июле 1838 г. Фаддей Венедиктович Булгарин – русский писатель и редактор журнала «Северная пчела» – прибыл в Таллинн (Ревель) на борту небольшого парохода “Storfursten” («Великий Князь»), который курсировал между Санкт-Петербургом – Таллинном / Ревелем – Гельсингфорсом – Турку / Або – Стокгольмом. После того, как корабль обогнул морскую крепость Свеаборг, показался центр Гельсингфорса. Булгарин был удивлен: мог ли этот город находиться в Финляндии? Это же часть Петербурга!
Примерно в это же время русский филолог Яков Карлович Грот впервые побывал в Гельсингфорсе, в котором он впоследствии прожил более десяти лет. Его первые впечатления были схожи с впечатлениями Булгарина. Эрудированным читателям российского журнала «Современник» Грот описывал Хельсинки / Гельсингфорс как полудикую красоту: «Гельсингфорс красавецъ и въ томъ и въ другомъ отношении, но красавецъ еще развивающийся, полудикий, исполненный противоположностей и странно поражающий путешественника, особенно Петербургскаго жителя, вокругъ котораго все такъ правильно, стройно, гладко. Напротивъ въ Гельсингфорсе, рядомъ съ приветливымъ искусствомъ, видишь природу мрачную и грозную. На серыхъ, чудовищныхъ массахъ гранита высятся тамъ величавыя, яркия зданья и башни; прибывъ съ береговъ Невы, невольно припоминаешь ихъ, думаешь на мгновенье, что не разлучался съ ними; но внезапно уронивъ взоръ на рядъ дикихъ скаль, убеждаешься, что перенесся въ какое-то новое царство».
Вовсе неслучайно архитектура Гельсингфорса казалась довольно похожей на архитектуру Санкт-Петербурга. Архитектор новых зданий городского центра Карл Людвиг Энгель испытывал восхищение перед неоклассической ампирной архитектурой Санкт-Петербурга, который он посетил в 1813 г. Он познакомился с важными деятелями Финляндии, среди которых Юхан Альберт Эренстрем (1762-1847), который в 1812 г. был назначен императором Александром I ответственным за перестройку Гельсингфорса после пожара 1808 г. В 1816 г. Энгель был назначен Александром I архитектором строящихся новых зданий.
Точно также как Петр I и Екатерина II в предыдущем веке лично участвовали в планировке Санкт-Петербурга, так и Александр I и Николай I в первой половине XIX века лично участвовали не только в работе над планами Санкт-Петербурга, но также и Гельсингфорса, в котором они бывали неоднократно. Планы нового города как новой столицы представляли на одобрение императору. Планы Гельсингфорса, выполненные Эренстремом, являлись смелой переработкой городского плана XVII века, предполагающей осовременивание барокко в традициях нового стиля, ампир; и теперь они также включали из соображений противопожарной безопасности широкие, прямые улицы и аллеи широколиственных деревьев. Проекты новых официальных зданий вокруг Сенатской площади, такие как здание (финского) Сената, главное здание Университета и Университетской библиотеки, были представлены Энгелем императору, который принимал решение в пользу того или иного проекта. Оба императора, Александр I и Николай I, предпочитали стиль ампир «по-петербургски», поэтому центр вновь отстроенного Хельсинки со светло-желтыми официальными зданиями напоминал Санкт-Петербург в миниатюре.
Будучи молодыми городами по застройке, в середине XIX века как Санкт-Петербург, так и Гельсингфорс выглядели в глазах людей той эпохи современными; и, аналогичным образом, довольно отличающимися от старых европейских городов. В отличие от нынешних туристов, которых привлекают старые кварталы с петляющими улочками, узкими переулками и живописными маленькими домами, два века назад на гостей Санкт-Петербурга и Гельсингфорса производило впечатление все новое: здания в неоклассическом стиле, большие площади и длинные перспективы, образованные широкими и прямыми улицами. Многим западным гостям Санкт-Петербург начала XIX века казался просторным, красивым, удобным и рациональным.
Три западных путешественника посетили как Санкт-Петербург, так и Гельсингфорс в районе 1840 г. и описали впечатления в своих путевых заметках. Осенью 1838 г. англичанка Элизабет Ригби (Elizabeth Rigby) прибыла в Санкт-Петербург на пароходе. Ее первые впечатления о городе были, главным образом, обусловлены великолепными видами не только Невского проспекта, но также прекрасных дворцов, церквей и других вызывающих восхищение зданий. Однако, она также отметила, что многие из восхитительных зданий никогда не ремонтировались, поэтому они являют собой “mixture of shabbiness and grandeur”. Из Санкт-Петербурга она уехала в Эстляндию, а летом 1840 г. совершила путешествие для отдыха и приобретения покупок на борту корабля “Furst Menschikoff” из Ревеля в финскую столицу в компании местных друзей. Из-за пароходного сообщения и новой городской водолечебницы такие путешествия стали пользоваться популярностью среди российской элиты в Санкт-Петербурге и немецкой элиты в Ревеле. Как и в случае с Санкт-Петербургом, первые впечатления Элизабет Ригби при виде Гельсингфорса были очень благоприятными.
Летом 1842 г. французский писатель Ксавье Мармье побывал в Стокгольме, Або, Гельсингфорсе и Санкт-Петербурге. В российской столице он отзывается с похвалой о «больших и великолепных улицах» и впечатляющем облике города, но критикует архитектуру. В финской столице некоторые из старых деревянных зданий, которые англичанка посчитала неприглядными, уже были заменены новыми каменными зданиями, и Мармье это понравилось. При этом, у Гельсингфорса не было вида совсем уж русского города в той мере, как это было у Выборга, который Швеция уступила Российской империи по Ништадтскому мирному договору в 1721 г. Такое впечатление Выборг производил из-за многочисленных бараков в городе и присутствия солдат и офицеров императорской армии на улицах города.
Третьим западным путешественником, написавшим об обоих городах, был француз Луи Леузон Ле Дюк (Louis Léouzon Le Duc). Впервые он посетил Санкт-Петербург осенью 1840 г., и на него большое впечатление произвел облик города. В сентябре 1842 г. он впервые приехал в Гельсингфорс, и его впечатления были схожи с впечатлениями Элизабет Ригби. В Гельсингфорсе на Леузона Ле Дюка произвели впечатление морская крепость Свеаборг, здание Сената и главное здание Университета. Однако, хотя город и был красивым, но он не был очень оживленным, кроме как летом, благодаря иностранным гостям, которые помимо русских посещали водолечебницу. Сходство в облике двух городов привело его к заключению о том, что жители как Гельсингфорса, так и Санкт-Петербурга, любят классическую греческую архитектуру.
В начале XIX века Санкт-Петербург и Хельсинки представляли собой самодержавную застройку города. Ее эпоха подошла к концу в обоих городах примерно в одно и то же время, в середине XIX века, когда они начали превращаться в центры торговли и промышленности. Около 1850-х гг. оба города страдали от застоя в строительстве, но во второй половине века его сменил резкий подъем. В Санкт-Петербурге на это указывали многочисленные многоэтажные доходные дома. В Гельсингфорсе самые красивые улицы городского центра были обрамлены новыми престижными многоэтажными жилыми зданиями, чьи фасады создавали городской пейзаж, который напоминал обрамленные дворцами улицы Санкт-Петербурга.
В 1868 г. большой православный Успенский собор в русском стиле, с позолоченными куполами, был воздвигнут на полуострове Катаянокка. В округе все постепенно было застроено многоквартирными домами в стиле модерн для верхних слоев среднего класса.
Около 1900 г. городской пейзаж обеих столиц значительно отличался от облика 1850 г.
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
“Гельсингфорс–Санкт-Петербург. Страницы истории (вторая половина XIX — начало XX в.)”: сборник статей / под. ред. Т. Вихавайнена, С.Г. Кащенко. — СПб. : Нестор-История, 2012 г.
Коллективный сборник статей является результатом труда историков Хельсинки и Санкт-Петербурга, принимавших участие в совместном исследовательском проекте, поддержанном Академией наук Финляндии и Российской Академией наук.
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРЫ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ФИНЛЯНДСКОГО
№ | Имя | Принял должность | Оставил должность |
1 | Барон Йоран Магнус Спренгтпортен | 1 декабря 1808 | 17 июня 1809 |
2 | Князь Барклай де Толли | 17 июня 1809 | 1 февраля 1810 |
3 | Граф Фабиан Штейнгель | 7 февраля 1810 | 30 августа 1823 |
4 | Граф Густав Мауриц Армфельт | 1812 | 1813 |
5 | Граф А.А. Закревский | 30 августа 1823 | 19 ноября 1831 |
6 | Князь А.С. Меншиков | 13 декабря 1831 | 7 декабря 1854 |
7 | Граф Фридрих Вильгельм Ремберт фон Берг | 7 декабря 1854 | 8 ноября 1861 |
8 | Барон П. Рокасовский | 8 ноября 1861 | 4 мая 1866 |
9 | Граф Н. Адлерберг | 1866 | 1881 |
10 | Граф Ф.Л. Гейден | 1881 | 1897 |
11 | Генерал С.Гончаров | январь 1897 | август 1898 |
12 | Генерал Н. Бобриков | 17 августа 1898 | 4 июня 1904 |
13 | Князь И. Оболенский | 1904 | 1905 |
14 | Н. Н. Герард (Жерар) | 6 декабря 1905 | 2 февраля 1908 |
15 | Генерал В. Фон Бекманн | 2 февраля 1908 | 11 ноября 1909 |
16 | Генерал Ф.А. Зейн | 11 ноября 1909 | |
17 | А. И. Липский | ||
18 | М. А. Стахович | ||
19 | Н. В. Некрасов |
В галерее финляндских генерал-губернаторов особенно выделяются фигуры А.А. Закревского и Н.И. Бобрикова. Первый из них одновременно с должностью в Великом княжестве Финляндском (1823-1831) занимал важнейший в Российской империи пост министра внутренних дел (1828-1831). Пребывание же в Финляндии Н.И. Бобрикова пришлось на один из самых трагичных эпизодов в истории российско-финляндских отношений (1898-1904). Они оба были выдающимися и сильными личностями, деятельность которых привлекает внимание исследователей. Так, в 1997 г. вышла русскоязычная версия книги 1984 г. финского историка Т. Полвинена о Бобрикове и его политике в Великом княжестве. Времени генерал-губернатора Закревского посвящены работы финской исследовательницы К. Каллейнен.
ШТЕЙНГЕЛЬ ФАБИАН (ФАДДЕЙ ФЕДОРОВИЧ)
Ему благоволили императоры: Екатерина II, Павел I и Александр I удостаивали наградами и почестями. Он дружил с Александром Суворовым и Людвигом Николаи, был женат на первой красавице Выборга. Участвовал в русско-шведских и наполеоновских войнах, его портрет висит в Эрмитаже в Галерее героев войны 1812 г. Он оставил о себе крайне неоднозначную память как один из первых российских губернаторов Великого княжества Финляндского. Однако, в историю России он в первую очередь вошел как человек, внесший значительный вклад в развитие отечественной военной топографии.
Фаддей Федорович Штейнгель (Fabian Gotthard von Steinheil) родился в 1762 г. в провинциальной Эстляндии в семье небогатого барона. В 14 лет юноша поступил на службу в Российскую армию в качестве колонновожатого Генерального штаба, откуда вскоре был назначен адъютантом в Вологодский пехотный полк, потом произведен в прапорщики с переводом в Сухопутный шляхетский кадетский корпус. Вероятно там талантливый к рисованию провинциал и освоил науку топографии.
Это был весьма динамичный период истории: войны следовали одна за другой. Фаддей Штейнгель получал продвижение по службе не только за участие в сражениях, но и на поприще топографии. Нам мало известен этот период его жизни. Предполагается, что в русско-шведскую войну 1788-1889 гг. Штейнгель был задействован в разведывательной службе, за что его досрочно в возрасте 27 лет произвели в подполковники.
А еще через год сам Александр Суворов, занимавший должность командующего войсками в Финляндии, остался так доволен работой своего подчиненного, который руководил строительством фортификационных укреплений на границе со Швецией, что ходатайствовал о награждении Штейнегеля золотой табакеркой, украшенной бриллиантами.
В своих письмах из Финляндии Суворов называет барона «мой первый товарищ», а в шутливой оде посвящает ему строки: «Где ж мой друг Штейнгель? в объятиях ли его любезной супруги, или в беседе с душами, переселенными в густые туманы».
В 1793 г. перспективный подполковник женится на одной из первых красавиц Выборга – 16-летней Наталье Энгельгардт. Семья часто и подолгу живет в Выборге.
Например, в мае 1800 г. Иоганна Поггенполь написала сыну: «Город Выборг, который не изобилует приятными людьми, и в обществе которого их можно встретить довольно редко, потерял этой зимой генерала Штейнгейля и его жену. Он вызван на работу сюда. (С.-Петербург) Мы выиграли, так как видимся с ним достаточно часто, хотя они живут на одном краю города, а мы – на другом. Правда, их нам будет не хватать в Монрепо, но так как в этом мире невозможно иметь все, я предпочитаю иметь их здесь, чем там».
Еще в 1794 г. Екатерина II пожаловала Фаддею Федоровичу в вечное владение имение под Выборгом – Саарелу (пос. Красный Холм) – 12 тысяч гектаров, где в 1812 г. по проекту Энгеля будет построен один из самых красивых местных усадебных домов.
На этом подарке благодеяния императоров не закончатся. С конца 1790-х гг. Фаддей Федорович руководит топографической съемкой Выборгской губернии. За эту работу император Павел I удостоит Штейнгеля должности начальника Депо картографии с присвоением вне очереди звания генерал-майора и ордена Св. Анны 2-й степени. А взошедший на трон после Павла Александр I в 1802 г. наградит генерала пожизненным пенсионом – по три тысячи рублей ассигнациями в год и удостоит ордена Св. Анны 1-й степени.
С 1806 г. Фаддей Федорович руководит топографической съемкой Санкт-Петербургской, Новгородской и Оленецкой губерний.
С началом очередной войны с Наполеоном в1806 г. Штейнгель вновь командирован в действующую армию. В 1807 г. «в воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 26 и 27 января при Прейсиш-Эйлау, где, занимая с искусством должность генерала квартирмейстера, устроил под сильными выстрелами неприятеля батареи (Штейнгель получил контузию в голову), чем и содействовал одержанию победы» удостоен пожизненной ренты в три тысячи рублей ассигнациями и орден Св. Георгия 3-й степени.
После войны Штейнгель занимает должность коменданта выборгской крепости. Мы встречаем упоминания о нем в воспоминаниях дочери пленного шведского офицера Аделаиды Хаусвольф: «Мы прекрасно провели время у супругов Штейнгель. Он комендант крепости, довольно вежливый и обходительный мужчина превосходных качеств. Кроме того, он отлично рисует, о чем свидетельствуют его картины, украшающие комнаты. Он немецкого происхождения, единственный русский подданный, которым папа восхищается… Супруги Штейнгель живут напротив нас. Утром генеральша прислала нам приглашение на чай…Это красивая и жизнерадостная женщина лет 30». Из этих же воспоминаний мы узнаем, что семья Штейнгель переехала в новый каменный дом. К сожалению, автор не сообщает адресов или намеков на них.
В 1810 г., после заключении со Швецией Фридрихсгамского мира Штейнгейль занимает должность генерал-губернатора Финляндии.
В августе 1812 г. Штейнегель вместе со своим корпусом направлен в действующую армию.
По пути его догонит Высочайший рескрипт: «Во время трёхлетнего управления вашего Финляндиею, оправдали вы равномерно, во всех частях, сделанную вам доверенность, исполняя долг обязанности вашей, сообразно с ожиданиями и целью Нашею… В воздаяние сих ваших заслуг и в знак Монаршего Нашего к вам благоволения, признали Мы за благо, возвести вас, с детьми и потомством, в Графское достоинство, поруча вам объявить о сем Финляндскому Рыцарскому Дому, для причисления вас в сословие Графов». Поводом к этой награде было личное впечатление императора Александра I во время поездки его в Або.
И, хотя за короткое время в качестве командира корпуса, Штейнгель отличился как храбрый и хладнокровный командир, и даже получил орден Св. Александра Невского, война была не его стихией. Очевидно, как человек умный, он и сам понимал скромность своих полководческих талантов.
После сражения при Березино граф Фаддей Федорович просит Высочайшего разрешения вернуться к должности генерал- губернатора Финляндии. На этом посту он пробыл до 1823 г. Генерал скончался в 1831 г. в возрасте 69 лет в Гельсинфорсе, оставив о себе добрую память в России и Финляндии.
«Его справедливость, кротость, уважение к законам страны и приветливое обхождение с жителями всех сословий сделали его память драгоценной финляндцам», — написал сенат Финляндии в обращении к императору Александру I.
Источник: Музей-заповедник «ПАРК МОНРЕПО» https://vk.com/monrepovyborg.
ЗАКРЕВСКИЙ АРСЕНИЙ АНДРЕЕВИЧ
В период правления Николая I была отчасти реформирована система управления Великим княжеством Финляндским, остававшаяся неизменной практически до конца XIX века. Новшества были осуществлены в период правления генерал-губернатора А.А. Закревского (1823-1831), бурная деятельность которого «по наведению порядка» стала восприниматься в финляндском обществе как серьезная угроза автономному положению княжества.
Весной 1823 г. в Финляндии стали циркулировать слухи о том, что Ф.Ф. Штейнгеля на посту генерал-губернатора княжества сменит генерал Опперман. Но слухи не подтвердились. Не исключено, что именно А.А. Аракчеев через своего ставленника Дибича убедил Александра I отправить в Финляндию отставного генерал-лейтенанта А.А. Закревского. Официальное назначение его на этот пост состоялось 30 августа 1823 г.
Надо отметить, что это решение Александра I было для самого А.А. Закревского полной неожиданностью, поскольку никаких предварительных разговоров с ним на эту тему не велось. Из доверительной переписки со своими единомышленниками видно, сколь болезненно реагировал А.А. Закревский на тот способ, которым было обставлено его новое назначение. В письме к графу П.Д. Киселеву, с которым он поддерживал дружеские отношения, А.А. Закревский сетует: «О моем новом назначении нечего говорить. Поступили со мною нельзя более гаже, не смотря, что лестное место».
А.А. Закревский не скрывал своего разочарования новой должностью, которая отрывала его от привычной воинской среды, была связана с гражданской службой и длительным пребыванием в незнакомой окраине империи. Однако отъезд затянулся. Сначала он планировался на середину января 1824 г., но в связи с болезнью А.А. Закревского поездка отложилась. И лишь в начале марта новый генерал-губернатор с тяжелым чувством («в Финляндии мне будет трудно и скучно, но назначенное время вытерплю.») отправился к месту своей службы.
Первые впечатления А.А. Закревского от пребывания в Финляндии не добавляли ярких красок в его настроение. Он сразу оценил неудобства, связанные с незнанием шведского языка и необходимостью общаться через переводчика. Причем не только по делам служебным, но и в приватной обстановке.
Второй момент, который поразил А.А. Закревского, был связан с отчуждением финнов от русских. Причину этого он видел не столько «в чувстве прежней их самобытности», сколько в «бессмысленных поступках» генерал-губернатора Ф.Ф. Штейнгеля (1810-1823), политика которого «закореняла в финляндцах вражду ко всему русскому». Новые впечатления лишь укрепили А.А. Закревского в намерении исполнить полученные свыше инструкции по сближению присоединенной окраины с остальной империей. В частности, он сожалел о том, что не может замещать должности ландсгевдингов (губернаторов) русскими чиновниками.
И наконец он, как боевой генерал и командир Отдельного финляндского корпуса сразу же обратил внимание на бедственное положение русских офицеров «итак уже достаточно наказанных ссылочною их здесь жизнью». Положение офицеров, по словам А.А. Закревского, «ужасно и гораздо даже хуже солдатского». Это нетерпимое положение усугублялось тем, что русские офицеры, как о том писал А.А. Закревский, имели перед своими глазами финляндские войска, «которые собираются только на шесть недель в году», рядовые и офицеры «живут для себя и как хотят, в окладе четверном против жалованья, получаемого русскими».
Впечатления от первых месяцев пребывания в Финляндии лишь подпитывали его прежнее неудовольствие новой должностью, задерживаться на которой, как явствует из его переписки с друзьями, он не собирался. Уже в декабре 1824 г., пробыв в самой Финляндии немногим более полугода, А.А. Закревский просится в отставку, чем повергает в недоумение своих друзей. Отставка в январе 1825 г. не была принята. И А.А. Закревский, который «довольно весело» провел непродолжительное время в столице империи, возвращается в Финляндию, где «снова привыкает к скучной и единообразной жизни, которая не так еще для меня приметна от беспрерывных трудов». Именно работа, по признанию самого А.А. Закревского, была для него спасением «от скуки несносной».
На своих подчиненных в Финляндии А.А. Закревский произвел неизгладимое впечатление колоссальной работоспособностью, помноженной на пристрастие к четко заведенному порядку. По характеристике его биографа князя Д.В. Друцкого-Соколинского А.А. Закревский отличался «феноменальной усидчивостью и добросовестностью. Он был глубоко убежден, что только одним руководительством всего и всех можно достичь успеха». Медленная, неторопливая жизнь финляндской администрации с появлением нового генерал-губернатора пришла в движение. В своих частных письмах А.А. Закревский пишет, что управление краем он нашел «не в лучшем виде». Склонность самому вникать в каждую мелочь заставляла местные власти писать нескончаемые справки и отчеты, которые тут же приходилось переводить на русский язык. Над переводами в канцелярии генерал-губернатора трудились 14 переводчиков и один — в канцелярии прокурора. Работа в канцелярии генерал-губернатора заканчивалась не ранее 10 часов вечера.
Ежегодные, продолжавшиеся по несколько месяцев инспекционные объезды финляндских губерний были неотъемлемой частью личного контроля А.А. Закревского за деятельностью местной администрации. Первая поездка состоялась уже в 1824 г. и была организована со свойственным А.А. Закревскому педантизмом. За две недели до ее начала губернаторам была выслана подробнейшая программа инспекции, расписанная по часам. Отчеты запрашивались от губернаторов, городских властей, учебных заведений, землемерных контор и т. д. В поездке А.А. Закревского сопровождали прокурор Карл Йохан фон Валлен, отчим Авроры Карловны, начальник и чиновники его канцелярии, адъютанты.
Одну из таких поездок (1825 г.) в своем личном письме (не без доли иронии) описал его адъютант Н.В. Путята: «Вот уже около месяца, любезный Муханов, как мы странствуем по Финляндии целым караваном. Герцог (т. е. Закревский) наш разъезжает по своим областям великолепнее всякого азиатского сатрапа: с ним толпа адъютантов, чиновников, дворовых рабов, и целый сераль женщин всех народов — англичанок, итальянок, шведок и пр…. Караван наш разделяется обыкновенно на две части: одна, в которой находится сам Герцог и мученики его аккуратности и мелочной деятельности. отправляется всегда вперед, приводит все в движение, опрятность и чистоту, ранжирует войско и старые дела в архивах во фронт. Меж тем другая, под предлогом слабости и расстроенности нервов женского пола, остается в городах на роскошных квартирах под защитою графов и князей».
Какова же была первая реакция финской правящей элиты на нового генерал-губернатора, который прибыл в княжество по воле Александра I и вопреки своему желанию?
Первоначальные волнения высокопоставленных чинов финляндского правительства были связаны с тем, что новый начальник края совершенно не владел иностранными языками. Особенно переживал вице-председатель сената Карл Маннергейм, поскольку именно ему предстояло в первую очередь общаться с А.А. Закревским, который по должности являлся председателем местного правительства и должен был вести его заседания.
Сохранившаяся переписка тех лет свидетельствует о том, что среди «первых лиц» княжества стал даже обсуждаться вопрос о возможном переводе делопроизводства местной администрации на русский язык. В середине октября 1823 г. вице-канцлер Абоской Академии И.Ф. Аминофф пишет члену экономического департамента сената Густаву фон Котену о необходимости разработать такое законодательное положение, которое «рано или поздно заставит высшие и низшие чины сената изучать русский язык, или же принудит их — по истечении некоторого срока, оставить свои места тем, кто русский язык знает». Ответ фон Котена был безутешен: кажется, пришло время, когда каждому из нас следует приложить усилия для овладения русским языком. Проблема казалась неразрешимой, поскольку все понимали, что в сжатые сроки добиться этой цели невозможно. Высказывались даже соображения о рекрутировании чиновников из Выборгской губернии, где, по словам И. Эренстрема, «к сожалению, говорят на русском, а не на шведском языке».
Крайне важны первые впечатления о А.А. Закревском статс-секретаря Великого княжества Финляндского Р.Г. Ребиндера, являвшегося докладчиком финляндских дел перед императором и занимавшего в связи с этим особое положение в бюрократической иерархии княжества. Описывая свои первые встречи с генерал-губернатором, статс-секретарь Р.Г. Ребиндер отмечал, что возвращение в столицу императора и двора не принесло ему столько работы, сколько появление А.А. Закревского. Его требования предоставлять ему необходимую информацию «немедленно, как будто бы он по-прежнему являлся дежурным генералом миллионной армии» особенно впечатлили Р.Г. Ребиндера.
Излагая в пространном письме от 26.11.1823 г. к своему старому другу прокурору фон Валлену свои первые наблюдения, статс-секретарь, конечно же, отметил и выправку А.А. Закревского («проста и солидна»), и его манеры — «обходительны, и не без достоинства». Р.Г. Ребиндер подчеркнул (особо оговорив возможные неточности устного перевода), что А.А. Закревский «не стремится казаться ни важным господином, ни светским человеком, а военным, прямота которого вызывает доверие».
Как явствует из письма, в беседах с А.А. Закревским статс-секретарь получил ясное представление о политической линии нового генерал-губернатора, для которого «наиважнейшей» задачей было достижение единения между Россией и Финляндией, а также искоренение «семян ненависти», которые омрачают отношения двух сторон. Признавая несомненные деловые и организационные качества А.А. Закревского, Р.Г. Ребиндер, тем не менее, предвидел сложности в предстоящей работе, и вызваны они будут, по его мнению, не только языковыми проблемами. Статс-секретарь ставит под сомнение заявленную «самоуверенным» А.А. Закревским способность «принять участие в делах нашего правительства и контролировать общий ход управления». Заключив, тем не менее, что А.А. Закревский «нелицемерен и желает добра», статс-секретарь видел все же основную гарантию особого положения Финляндии в самом монархе, «который не прекратит защищать нас, который знает наши нужды, недостатки и добродетели».
Со временем отношения между Ребиндером и Закревским приобретали все более напряженный характер. Генерал-губернатор ревниво следил за тем, чтобы никто, и в первую очередь сам Р.Г. Ребиндер, не посягал на его полномочия по управлению административными делами княжества. Все начиналось вроде бы с мелочей. А.А. Закревский потребовал от статс-секретаря прекратить прямые сношения с губернаторами княжества, посчитав эту практику ущемлением полномочий начальника края, который стремился поставить эту переписку под собственный контроль. Позиция А.А. Закревского была продиктована не только нормами регламента 1812 г. о генерал-губернаторе, но и желанием уравнять свои реальные полномочия с теми правами, которыми обладали генерал-губернаторы в остальной империи. Ребиндеру, в конце концов, пришлось признать правомерность требований А.А. Закревского, что, однако, не нормализовало их взаимоотношения.
Уже в марте 1824 г. Р.Г. Ребиндер пишет: «Поведение генерал-губернатора день ото дня становится все более странным и в отношении меня все более оскорбительным. Кажется, он, не говорю уж о проявлениях его собственной невежливости, хочет любым способом подчеркнуть, что даже самое неформальное обсуждение дел со мною ему неприятно, хотя я привечал его с тем вниманием, которое приличествует моей должности и моим воззрениям».
Открытый конфликт А.А. Закревского с Комиссией финляндских дел и с местным правительством разразился весной 1825 г., когда генерал-губернатор вместо статс-секретаря представил на рассмотрение Александра I некоторые дела, добился их одобрения и препроводил решение императора финляндскому сенату для исполнения.
Сообщение о кончине Александра I было доставлено в Гельсингфорс 29.11. (11.12.)1825 г. и генерал-губернатор, имея распоряжение срочно привести сенат, административные учреждения и финляндские сословия к присяге на верность Константину Павловичу, решительно приступил к исполнению этого повеления. Но в Финляндию, минуя комиссию финляндских дел и ее статс-секретаря Р.К. Ребиндера, была доставлена общая форма присяги, предназначавшаяся для обычных российских губерний и не учитывавшая особый статус Великого княжества Финляндского в составе империи. Местный сенат, несмотря на робкие попытки обратить внимание генерал-губернатора на это несоответствие, тем не менее, 30 ноября (12 декабря) присягнул по общероссийскому присяжному листу и привел к присяге население княжества, о чем А.А. Закревский не замедлил послать соответствующий рапорт.
Приведя финляндских подданных к присяге по общей русской форме, А.А. Закревский считал особое положение Великого княжества Финляндского в составе империи фактически ликвидированным. Поинтересовавшись у Р.Г. Ребиндера, по какому тексту присягнула Финляндия Константину Павловичу, великий князь Николай Павлович (будущий император Николай I) заметил, что форма не имеет никакого значения. Главное, чтобы «верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего».
Отказ Константина Павловича от престола привел к тому, что лишь 12 (24) декабря 1825 г. Николай объявил себя императором. В этот же вечер Р.Г. Ребиндер представил на подпись Николаю I манифест финляндских прав и привилегий, аналогичных тем, которые были в 1809 г. утверждены Александром I. Манифест был подписан Николаем I без каких-либо изъянов. Повторная присяга на верность новому императору проводилась в Финляндии по двум присяжным листам. Русские войска и православное население присягали «по русскому листу». Чиновники, служители церкви и остальные жители лютеранского вероисповедания присягали по специальной форме, в которой не было упоминания о царе-самодержце.
Весь период николаевского правления был отмечен в Финляндии преследованием свободомыслия, ужесточением цензуры на местные и зарубежные издания, административным и негласным контролем над нарождающимися общественными организациями, удушливой идейной атмосферой. Во главе этого политического курса в Финляндии стоял генерал-губернатор А.А. Закревский, полномочия которого в сфере административного управления были расширены. Усилия Закревского были направлены на то, чтобы роль комиссии финляндских дел, которая, по его словам, «не составляла собой инстанции ни правительственной, ни судебной», была бы сведена к минимуму. Она, по его мнению, была лишней преградой между генерал-губернатором и императором. А.А. Закревский в своем обращении исходил из необходимости его личных прямых докладов императору по финляндским делам, подчеркивая при этом, что, согласно секретному высочайшему рескрипту от 1810 г., деятельность местного правительства (с 1816 г. сената) должна протекать только под надзором генерал-губернатора.
Позиция А.А. Закревского в Санкт-Петербурге была поддержана. 17 (29) марта 1826 г. был обнародован манифест о ликвидации Комиссии финляндских дел, функции которой были возложены на Р.Г. Ребиндера. Период становления управленческой структуры, по мнению Николая I, подошел к концу, отныне сенат должен был самостоятельно готовить все дела для представления их императору. Вместо комиссии создавался статс-секретариат, полномочия которого были определены специальным регламентом, по которому статс-секретарь Р.Г. Ребиндер, лишенный права высказывать собственное мнение при докладе императору, должен был излагать позицию только сената и генерал-губернатора. В соответствии с регламентом российские власти должны были обращаться по правовым вопросам к статс-секретарю, по исполнительным — к генерал-губернатору. Делопроизводство в реорганизованной Канцелярии финляндских дел перевели с французского языка на русский.
Ликвидация комиссии финляндских дел вызвала в Финляндии противоречивые чувства. Многие сенаторы, и прежде всего вице-председатель К.Э. Маннергейм, приветствовали это решение Николая I, поскольку видели в Комиссии серьезного соперника на поле властных полномочий в княжестве. Другие, в их числе Р.Г. Ребиндер, усматривали в ее ликвидации угрозу автономному существованию Финляндии.
В целом проведенное преобразование административного управления укрепило, прежде всего, позиции генерал-губернатора как «начальника края», которому в июне 1826 г. к тому же было предоставлено право личных докладов императору, чего так настойчиво добивался А.А. Закревский. Через два года Николай I предоставил ему право решать некоторые вопросы от собственного имени.
Закревский стремился к тому, чтобы вся печатная продукция подвергалась предварительной цензуре, которая, по его убеждению, еще «на дальних подступах» предотвращает появление вредных книг и статей. Позицию финляндского сената, пытавшегося апеллировать к шведскому закону 1774 г., в котором говорилось о предварительной цензуре лишь для религиозной литературы, генерал-губернатор категорически отверг. Проект нового положения для Финляндии, предусматривавший введение предварительной цензуры для всех печатных изданий, был подготовлен уже к ноябрю 1826 г. Но он не успел вступить в силу, поскольку в России началась работа над новым положением о цензуре. Тем не менее наиболее впечатляющей жертвой новых цензурных веяний стал писатель и публицист Яакко Ютейни, известный своими антиклерикальными выступлениями. Этот инцидент с Я. Ютейни послужил для А.А. Закревского дополнительным аргументом в споре с местным сенатом о необходимости введения полной предварительной цензуры на все издания. Именно в этой редакции 2 (14) октября 1829 г. последовало высочайшее постановление «О цензуре и книжной торговле», нормы которого действовали в Финляндии до 1865 г.
В январе 1825 г. А.А. Закревский поручил своему адъютанту А. Муханову негласным образом выяснить «моральное» состояние студентов Университета в Або. И хотя студенческие беспорядки в отчете Муханова объяснялись не политическими причинами, а живым характером молодежи, А.А. Закревский, по словам Р.Г. Ребиндера, успокаиваться не собирался до тех пор, «пока университет не подчинится его власти». Подтверждение этого мнения не заставило себя долго ждать: вскоре А.А. Закревский доложил императору как о непристойном поведении студенчества, так и о манкировании преподавателями университета своих обязанностей. Весной 1827 г. генерал-губернатор по его собственному ходатайству получил от Николая I дополнительные полномочия, позволявшие ему следить за уволенными из университета профессорами и студентами, что в конечном итоге привело к высылке в Вятку бывшего профессора Або Академии А.Э. Афцелиуса. Работа над новым университетским уставом, который был призван ужесточить порядки в Академии, завершилась к концу 1826 г. Новое положение о том, что университет помимо прочего должен формировать политические взгляды общества, было нацелено, прежде всего, на то, чтобы оторвать Академию от прошведской ориентации и в большей мере привязать к России. Показательно, что Николай I отказался утверждать новый устав до тех пор, пока он не будет рассмотрен в соответствующей комиссии при Министерстве народного просвещения, из чего следовало, что Академию Або планировалось энергичнее интегрировать в общеимперское университетское пространство. Но эта работа закончилась, не успев начаться. 23-24 августа (4- 5 сентября) 1827 г. Або был уничтожен огромным пожаром. В связи с этой катастрофой А.А. Закревский предложил перевести университет в новую столицу княжества — Гельсингфорс. Генерал-губернатор исходил из того, что это поможет предотвратить столкновения с русскими войсками, а самое главное, облегчит наблюдение за политическими настроениями студентов, в благонамеренность которых он не верил. Манифест о переводе университета, который отныне стал называться Александровским, был обнародован в октябре того же года.
В одном из своих писем Р.Г. Ребиндер писал прокурору фон Валлену: «Не знаю, откуда это происходит, но генерал-губернатор знает все, что в вашей столице говорят и делают. Он к тому же несказанно любопытен до мелких подробностей семейной жизни». Осведомленность генерал-губернатора находила простое объяснение: А.А. Закревский насаждал в Финляндии систему тайных информаторов, перлюстрацию личной переписки, от которой не были защищены даже самые высокопоставленные особы. В одном из своих писем прокурору Валлену статс-секретарь Р.Г. Ребиндер предупреждает его: «Не пиши мне по почте об этих делах, я заметил, что мои письма стали вскрывать». Некоторые письма Валлена Р.Г. Ребиндер сжигал по его же просьбе.
Именно с 1826 г., когда А.А. Закревский на основании императорского распоряжения поручил начальнику почтового ведомства Ладо следить за всей перепиской жителей Финляндии, перлюстрация писем вошла в «узаконенную» практику. После удаления А.А. Закревского в 1831 г. с поста генерал-губернатора в его канцелярии был обнаружен целый архив шпионской системы Закревского.
В апреле 1828 г. А.А. Закревский, сохранив за собой пост генерал-губернатора Великого княжества Финляндского, был назначен министром внутренних дел империи. В связи с возвращением в Санкт-Петербург он стал меньше внимания уделять Финляндии. Но еще до своего отъезда успел провести важное решение, касавшееся вопроса о предоставлении православным жителям княжества, которых насчитывалось около 35 тысяч человек, равных прав с лютеранами при замещении административных должностей. Предоставление этих прав было лишь частью более широкой и многогранной «православной» проблемы, которая присутствовала во внутренней жизни Финляндии на протяжении всего периода автономии. По финляндским законам, унаследованным со шведского времени, во главе государства мог стоять правитель только лютеранского вероисповедания. Это ограничение, тем не менее, не помешало Александру I в декабре 1808 г. провозгласить себя Великим князем Финляндским, его верховным правителем, что свидетельствовало, прежде всего, о том, что Санкт-Петербург в тот момент не рассматривал присоединяемую Финляндию как некое особое государственное образование. Император был правителем и других «великих княжеств» — Смоленского, Волынского, Подольского, статус которых в рамках Российского государства был номинален. Теория о рождении финляндского государства появилась значительно позднее. Православная проблема в Финляндии к 1825 г. обострилась в связи с обсуждением местными лютеранскими иерархами планов по обращению православного населения в лютеранскую веру. Потребовалось вмешательство самого Александра I, после чего судебный капитул Борго и архиепископ Тенгстрем призвали епископов отказаться от подобных планов в отношении «наших братьев во Христе». Об этой своей позиции Тенгстрем сообщил А.А. Закревскому в октябре 1825 г.
Уравнение православных и лютеран при замещении административных должностей в Финляндии было той проблемой, которая еще при Александре I весной 1825 г. породила открытый конфликт А.А. Закревского и местного правительства. Николай I встал в феврале 1826 г. на сторону генерал-губернатора и указал сенату «искомую черту поведения». Сенат и прокурор княжества, тем не менее, обратили внимание А.А. Закревского на то, что вопросы церкви и вероисповедания относятся к категории основных законов Финляндии, изменение которых требует рассмотрения на сейме. Вопрос о его созыве вновь стал предметом обсуждения на самом высшем уровне. Имперская власть, не уверенная в том, что депутаты сейма примут «правильное» решение об уравнении православных в правах с лютеранами, запросила от статс-секретаря Р.Г. Ребиндера соответствующих гарантий, которые он с некоторыми оговорками предоставил. В итоге решение вопроса было Николаем I отложено с резолюцией «до имеющего быть созыва Земских Чинов».
Сейм, на котором должны были присутствовать делегаты от всех палат (дворянской 250 человек, духовной 10, бюргерской 25, крестьянской 30 человек), планировалось провести в Выборге в конце 1826 г. или в начале следующего года. Николай I лично намеревался открыть его заседание. Но после личного доклада А.А. Закревского император от созыва сейма отказался («обязательства и попечения… не позволяют Нам ныне созвать Земских Чинов великого Княжества.»), и вопрос о гражданских правах православного населения был решен административным путем. Соответствующий манифест был подготовлен Р. Г. Ребиндером и обнародован 2 (14) августа 1827 г. Как отмечал граф А. Х. Бенкендорф в своем ежегодном отчете о деятельности III Отделения, «указ о допущении православных к занятию должностей в Финляндии произвел неблагоприятное впечатление. Финны смотрят на него, как на нарушение своих привилегий и обеспокоены последствиями, которые может повлечь за собой проведение в жизнь идущих вразрез с их законами указов».
Став в 1828 г. министром внутренних дел империи, А.А. Закревский еще на протяжении трех лет, находясь в Санкт-Петербурге, исполнял обязанности финляндского генерал-губернатора. Отставка последовала 19 ноября (1 декабря) 1831 г. Его преемником на этом посту стал светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков, который являл собою полную противоположность А.А. Закревскому.
МЕНШИКОВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ
Решение назначить князя Александра Сергеевича Меншикова генерал-губернатором Николай I вынес свободно и осознанно. Неизвестно, действительно ли ему было важно вручить Финляндию в те же руки, которые управляли его военным флотом, но он совершенно точно искал человека, которому мог бы полностью доверять. Более того, он, скорее всего, искал на этот пост аристократа, который смотрел бы на происходящее в Финляндии не так строго сквозь призму российских интересов. Такой человек не станет сразу атаковать все форпосты финляндской автономии и в ходе неизбежно возникающих из-за этого конфликтов снова и снова требовать поддержки самодержца.
Фигура Меншикова в финской историографии долгое время оценивалась негативно. Его связывали с понятиями «конституционные заморозки» и «политическая ночь», так как в работах о периоде автономии легитимным органом политической активности в Финляндии считался только сейм. Поскольку свои служебные обязанности в этой должности Меншиков всегда исполнял, находясь в Петербурге, его также упрекали в «заочном управлении». Новейшие исследования основательно подкорректировали это представление о Меншикове: Меншиков согласовывал с царем политику в отношении Финляндии во время каждой личной аудиенции, имевшей место раз в две недели, и выдвигал важные инициативы во всех сферах управления. При этом по сути он был настоящий наместник (вице-король) — хотя эта должность официально существовала лишь в Польше, где, однако, был упущен шанс поставить на это место по-настоящему авторитетного человека. Он следовал правилу королей «le roi regne, mais il ne gouverne pas» («король царствует, но не управляет»). Тщательно ознакомившись с информацией о финляндских органах власти, включая сейм, он, находясь на посту генерал-губернатора, подчеркивал, что будет относиться к ним с уважением. Заблаговременное информирование монарха о том, что он хотел бы поднять тот или иной вопрос, обеспечивало Меншикову тыл и посылало Сенату в Хельсинки сигнал о том, что данный вопрос нельзя оставить нерешенным. Но этот сигнал шел в Сенат всегда через министра-статс-секретаря, который (почти всегда) еще раз официально докладывал об этом деле царю. При этом, однако, Меншиков ни разу не упустил случая предложить выслушать сначала Сенат. Тем самым генерал-губернатор не только отдавал дань уважения Сенату, но и получал возможность использовать экспертные знания аппарата и оградить себя от имперских учреждений на подготовительном этапе предпринимаемых им шагов.
Этой цели служило и инициированное им в 1834 г. повышение ранга статс-секретаря путем присвоения ему звания министра-статс-секретаря. Это придало должности статс-секретаря особый статус, аналогичный статусу министра. Новый статус указывал остальным министерствам на ограничение их зоны влияния: в вопросах, касающихся Финляндии, связываться с местными властями им следовало через министра-статс-секретаря. В том же ключе следует рассматривать и предоставление Ребиндеру разрешения не присутствовать на заседаниях Государственного совета — по официальной версии, из-за незнания языка. Ведь если там у кого-то возникали возражения или критика политики, проводимой в отношении Финляндии, то эффективно опровергнуть их мог только русский, доверенное лицо царя, человек вроде Меншикова. Ребиндер, однако, так и не смог по-настоящему поверить в то, что Меншиков относится к нему с уважением. Поэтому генерал-губернатор назначил на созданный Закревским, но вакантный пост помощника статс-секретаря человека, которому предстояло на протяжении более 40 лет умерять политику России в отношении Финляндии. Этим человеком был Александр Армфельт, сын всесильного фаворита Александра I. Будучи адъютантом и переводчиком Закревского, Армфельт имел возможность близко познакомиться со всеми слабыми местами позиции Финляндии. Армфельта и Меншикова могло связывать еще и то, что у них была общая сестра, хотя сами они братьями не являлись. Во всяком случае задача Армфельта при Ребиндере состояла прежде всего в том, чтобы улучшать рабочую атмосферу между своим шефом и генерал-губернатором.
Создается впечатление, что царь поставил перед Меншиковым задачу способствовать сближению Финляндии с Россией, не прибегая напрямую к средствам принуждения, имеющимся в распоряжении империи. Одним из естественных шагов в этом направлении было ослабление все еще существующей связи Финляндии со Швецией, причем средства экономической политики были в этом деле более эффективны, чем информационная цензура. Общности языка уже было достаточно для того, чтобы Швеция оставалась «Западом», целью эмиграции, трибуной для разоблачений и источником новостей, тем более что дружеские отношения России и Швеции, основы которых были заложены в 1812 г., в результате либерализации страны пережили некоторое охлаждение.
В год двухсотлетнего юбилея Хельсинкского университета представился, как казалось, особый шанс для сближения Финляндии и России. Для ведения «наступления сердец» Ребиндер предложил Якова Карловича Грота, человека, владевшего шведским языком, хорошо знавшего литературу северных стран и превосходно зарекомендовавшего себя в ходе торжеств. Его посчитали подходящей кандидатурой для развития интереса молодежи Финляндии к русскому языку, хотя эту миссию осложнял тот факт, что звание профессора ему было присвоено в обход ученых советов. Но усилия Грота в этом направлении — в том числе создание собрания славянской литературы в университетской библиотеке — наталкивались на растущую неприязнь со стороны студентов. Армфельт, в силу своей должности исполнявший также обязанности канцлера университета, в 1853 г. решил не противиться возвращению Грота в Россию и сократил усилия по содействию распространению русского языка.
Аналогичным образом Меншикову удалось защитить особое положение Финляндии и в двух других важных вопросах. Нерешенная проблема продолжающегося действия шведского права mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), по мнению М.М. Сперанского, должна была быть разрешена путем единой для всей империи кодификации правовых норм, в том числе локальных и региональных. Необходимость унификации была поначалу не слишком острой: даже правовые нормы на польских землях в составе Российской империи были кодифицированы только после восстания 1830-1831 гг. Но в 1839 г., когда заведовать кодификацией стал Д.Н. Блудов, динамика данного процесса изменилась. Блудов хотел ускорить дело и посчитал возможным привести уголовно-правовые положения Общего свода законов 1734 г. в соответствие с проектом нового уголовного уложения Империи и Польши, не выслушав мнения финляндских чиновников, не говоря уже о земских чинах. Меншиков, и без того раздраженный прямой надзорной поездкой Блудова в Финляндию, позволил Армфельту убедить себя в том, что исчезновение закона в его традиционном виде без участия сословий Финляндии в сейме разрушит устоявшееся представление о законопослушности финляндцев. Меншиков призвал «не потрясти недавно укоренившагося доверия и сим не отдалить времена нравственного Финляндии с Империю единства, к которому теперь она уже столь приметно подвинулась». В результате из-за бесконечных экспертиз дело застопорилось и после смены правителя было тихо похоронено. Эта «опосредованная война» была проведена с большим умом: финляндская сторона вряд ли смогла бы сама защититься, когда Блудов в 1842 г. оспорил и необходимость в случае Финляндии включить в кодификацию государственно-правовые положения Закона о форме правления 1772 и 1789 гг. А когда Николай I в 1852 г. распорядился отменить таможенный суверенитет Финляндии, фон Гартману удалось предоставить генерал-губернатору столь убедительные аргументы, что по совету Меншикова царь отказался от реализации этого плана.
РОКАСОВСКИЙ ПЛАТОН ИВАНОВИЧ
Дата рождения точно не известна, в разных источниках называются следующие даты: 1797 г. (формулярный список), 18 ноября 1797 г. (списки Мурзанова), 1799-1800 гг. («Русский биографический словарь» Половцова), 3 января 1800 г. (надгробие в Ницце), 20 января 1800 г. (справочник Шилова—Кузьмина).
Отец — Иван Никитич Рокасовский (1762-1826), полковник Козловского пехотного полка, отставной бригадир; мать — Шарлотта, урожденная фон Альбедиль.
Получив домашнее воспитание, Платон был определен 3 января 1811 г. в число сверхкомплектных воспитанников института Корпуса инженеров путей сообщений. Отлично выдержав выпускной экзамен, Рокасовский был 17 июля 1812 г. произведен в прапорщики, имея всего 15 лет от роду, при чем был оставлен при Институте, для дальнейшего образования, в офицерских классах и, уже 1 сентября 1814 г. он был произведен по экзамену в подпоручики, а затем, 16 июня 1815 г., окончив полный курс наук Института, был произведен в поручики с оставлением репетитором Института и с причислением в резерв. Через год, 3 июня 1816 г., он был переведен в Свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части (Генеральный штаб); 30 августа 1818 г. был произведен в штабс-капитаны, после чего был отправлен на географическую съемку Петербургской губернии и за успешные и ревностные труды по этому поручению был награжден 21 апреля 1823 г. орденом Св. Владимира 4-й степени, незадолго пред этим будучи произведен в капитаны. Продолжая съемку губернии, Рокасовский был в 1824 г. назначен состоящим при 3-м отделении Военно-топографического депо; 29 марта 1826 г. произведен в полковники, а 11 января 1827 г. назначен начальником топографической съемки Гродненской губернии и в том же году, 27 июня, перечислен в Генеральный Штаб.
Возникшая вскоре война с Турцией вызвала Рокасовского на боевое поприще: он был произведен 14 апреля 1829 г. в полковники и командирован во 2-ю Турецкую армию с которой принял участие в осаде Силистрии, а затем в последовавшем 30 мая 1829 г. сражении при Кулевчи, в котором был разбит неприятельский корпус. При движении 2-й армии к Шумле Рокасовскому, командированному 6 сентября 1829 г. исправлять должность обер-квартирмейстера 3-го пехотного корпуса, поручено было сделать съемку реки Камчика (3 октября 1829 г.), а затем он участвовал в переходе армии чрез Балканы, в делах при Ямболи и при Сливне и в занятии г. Адрианополя. Награжденный, за храбрость в военных действиях орденом св. Анны 2-й степени (22 сентября 1829 г.), а затем и короной на этот орден (6 декабря того же года), Рокасовский был отправлен, 13 февраля 1830 г., по делам службы в Петербург, после чего состоялось (24 мая 1830 г.) его назначение в Отдельный Кавказский Корпус.
На Кавказе Рокасовский одно время находился при генерале от кавалерии Эммануэле, участвовал в различных военных делах против абадзехов, а также в сражении с ними 13 октября того же 1830 г. при р. Псекупсе. Был назначен (7 ноября 1830 г.) исправляющим должность обер-квартирмейстера Отдельного Кавказского корпуса (утвержден в этой должности 7 января 1831 г.). Рокасовский участвовал также, вместе с фельдмаршалом Паскевичем, в экспедиции на Кубань, в землю шапсугов, при наказании их за непокорность.
Рокасовский находился в экспедиции к Дербенту (с 30 сентября по ноябрь 1831 г.), предпринятой для усмирения Табасарганских и Каракайдакских мятежников. В том же 1831 г. он был назначен комиссаром по проведению в Азиатской Турции новой границы с Оттоманской империей.
За действия на Кавказе Рокасовский удостоился, 19 ноября 1832 г., Высочайшего благоволения, а также 28 июня 1833 г. золотой шпаги с надписью: «За храбрость» (за Дагестанскую экспедицию 1832 г.) и ордена св. Станислава 2-й степени со звездой (4 октября 1833 г.). Несколько ранее этого, 22 августа 1832 г., состоялось назначение его в Николаевскую Академию Генерального Штаба для начальствования над образуемыми в ней офицерами. Но обязанность эту Рокасовский исполнял весьма недолго: уже через год, 28 сентября 1833 г., он был назначен исправляющим должность Начальника Штаба Отдельного Оренбургского корпуса, причем, однако, был оставлен в Петербурге до 1834 г. — для выяснения вопросов о Российских границах в Азиатской Турции. Покончив с делом о разграничении, Рокасовский отправился к месту нового своего служения и уже 6 января 1835 г. был утвержден в должности, а 15 июня 1835 г. — награжден бриллиантовым перстнем с изображением вензеля Его Величества и произведен 6 декабря 1836 г. в генерал-майоры. Неоднократно Рокасовский управлял обширным краем за отсутствием генерал-губернатора, не раз отъезжавшего в Петербург, и 6 декабря 1840 г. получил орден св. Станислава 1-й степени. 11 декабря 1840 г. Рокасовский был удостоен ордена св. Георгия 4-й степени за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах.
2 марта 1842 г. он был назначен управляющим Провиантским департаментом Военного министерства, а затем, 10 октября 1843 г., утвержден в должности генерал-провиантмейстера. Ревностное и успешное отправление этой, совершенно новой для него обязанности доставило Рокасовскому новые Высочайшие награды, среди которых был и орден св. Анны 1-й степени и чин генерал-лейтенанта (23 марта 1847 г.
В последние годы управления Финляндией князя А.С. Меншикова возникла получившая в 1848 г. осуществление мысль об отделении гражданского управления от военного и, поручив последнее Н.Н. Муравьеву, возложить первое на П.И. Рокасовского, который 18 января 1848 г. и был назначен помощником Финляндского генерал-губернатора, а 23 октября того же года назначен сенатором. Но Муравьев был вскоре перемещен на Кавказ, — и общее управление Финляндией, после непродолжительного заведования ею помощником генерал-губернатора Рокасовским, было возложено, 7 декабря 1854 г., на графа Ф.Ф. Берга. Рокасовский 6 декабря 1854 г. был назначен членом Государственного совета, успев в кратковременное свое управление Финляндией приобрести расположение финляндцев, особенно дворян, своим прямым и честным характером, добротой и необыкновенным спокойствием. При прощании ему был поднесен благодарственный адрес, а кроме того Финляндский Сенат просил оставить его в числе финских граждан и возвести в звание барона.
Именным Высочайшим указом, от 30 декабря 1854 / 11 января 1855 г., член Государственного Совета, генерал-лейтенант Платон Иванович Рокасовский возведен, с нисходящим его потомством, в баронское достоинство Великого Княжества Финляндского. Род его внесен, 14 / 26 августа 1855 г., в матрикул Рыцарского Дома Великого Княжества Финляндского, в число родов баронских, под № 37. Во время Крымской войны Рокасовский с 7 марта до 28 октября 1854 г. командовал войсками, назначенными для охраны побережья Балтийского моря.
В Государственном Совете он заседал сначала в Военном Департаменте, а затем, с 20 марта 1858 г., — в Департаменте духовных и гражданских дел. Он недолго оставался в стороне от финляндских дел, так как с учреждением, 27 марта 1857 г., особого Комитета по Финляндским делам, Рокасовский был назначен членом Комитета, придуманного бывшим в то время статс-секретарем по Финляндским делам графом Армфельтом для более успешной борьбы с генерал-губернатором графом Бергом, пользовавшимся тогда доверием Государя, но не любимого финляндцами за его взгляды и соответственные им распоряжения. Прибыв в Гельсингфорс 11 декабря 1861 г., Рокасовский был встречен с большим восторгом, тем более, что он имел возможность возвестить о предстоявшем в скором времени созыве Сейма.
По своим внутренним качествам и по своему обхождению это был истый джентльмен, с весьма основательным военным образованием соединявший большую начитанность и в других областях знаний. Он свободно объяснялся на иностранных языках — немецком, французском, английском, владея также хорошо и польским. Он обладал качествами любезного хозяина, и дом его был очень гостеприимен; около него в Гельсингфорсе группировалась аристократия; в доме его устанавливались более частные отношения и знакомства.
Сочувствуя учреждению Сейма, Рокасовский не упускал сообщать Его Величеству о занятиях и настроении Сейма, ходатайствовал о продлении Сейма (на что и последовало Высочайшее соизволение). Являясь защитником Сейма, Рокасовский очень заботился об упорядочении печати; он возбудил вопрос об ассигновании 4000 руб. для содержания официального публициста, который бы опровергал ложные известия, сообщаемые в Финляндии в печати и на словах. Тем не менее, Рокасовский зорко следил за проявлениями Финляндского сепаратизма и всегда противодействовал этому направлению, ярко проявившемуся одновременно с созывом Сейма. При обсуждении ходатайства финляндцев о том, чтобы не считать в Финляндии обязательным прием российских кредитных билетов, один Рокасовский явился противником этого ходатайства, находя, что таковое, вместо cсближения Финляндии с Россиею, будет более и более отделять ее от империи.
Рокасовский исходатайствовал в 1864 г. пособие от казны на постройку первой русской школы в Финляндии с двумя отделениями — для мальчиков и девочек, а также содействовал учреждению в Гельсингфорсе собрания военнослужащих и выдаче ему ежегодного пособия. Кроме того, он содействовал сооружению в Гельсингфорсе Русского каменного театра и отпускал ему ежегодные пособия.
Рокасовский, для поддержания своего здоровья (он страдал болезнью печени), обыкновенно уезжал летом за границу — в Карлсбад и Киссинген — и в одну из таких поездок в 1869 г. он скончался в Ницце от апоплексического удара. Похоронен в Ницце на русском кладбище Кокад.
АДЛЕРБЕРГ НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
Н.В. Адлерберг родился 19 мая 1819 г. в Санкт-Петербурге. Его родителями были адъютант великого князя Николая Павловича (будущего императора) В.Ф. Адлерберг (1791-1884) и его супруга, «первая русская в роду», фрейлина М.В. Адлерберг (урожденная Нелидова) (1797-1870). Род был знатным и имел шведское происхождение.
Многие родственники Н.В. Адлерберга занимали видные посты при российском дворе и являлись близкими и доверенными лицами императорской семьи. Дед, Густав Фридрих (Федор Яковлевич), в свое время, около середины XVIII века, перешел на российскую службу. Бабка, Анна Шарлотта Юлиана (Юлия Федоровна), с 1802 г. занимала должность начальницы Воспитательного общества благородных девиц. До того, при императоре Павле I, она была воспитательницей великих князей Николая Павловича и Михаила Павловича. Этот факт способствовал установлению впоследствии близких отношений между В.Ф. Адлербергом, отцом Н.В. Адлерберга, и Николаем I. Подобная ситуация в целом укрепила положение представителей рода Адлербергов при императорском дворе. Так, родная сестра В.Ф. Адлерберга Ю.Ф. Баранова (1789-1864) была воспитательницей великих княжон, дочерей Николая I.
Тесные связи были не только у Николая I и В.Ф. Адлерберга, но и у их детей. Старшие сыновья В.Ф. Адлерберга Александр и Николай (будущий генерал-губернатор Финляндии) являлись ровесниками наследника Александра Николаевича и были с ним в доверительных отношениях. Н.В. Адлерберг в память о бракосочетании наследника Александра Николаевича получил серебряную медаль в июле 1841 г., а чуть позже в том же году — гессен-дармштадский орден Людвига 3-й степени.
18 апреля 1866 г., вскоре после первого покушения на императора Александра II, состоялись новые назначения в отдельные регионы империи. Н.В. Адлерберг был назначен генерал-губернатором Великого княжества Финляндского, сменив барона П.И. Рокасовского. Финляндия ко времени назначения Адлерберга представляла собой очень привилегированную часть империи с преимущественно нерусским населением, органом сословного представительства, собственной валютой (маркой), финляндским сенатом и традиционной опорой на местные узаконения при сложной системе управления краем.
Почему же фигура Н.В. Адлерберга выглядела в тех условиях подходящей? Очевидно, что сын министра императорского двора и уделов В.Ф. Адлерберга и брат видного придворного деятеля А.В. Адлерберга, приближенного лично к императору, пользовался доверием Александра II. Н.В. Адлерберг довольно успешно в течение десяти лет представлял императорскую семью и Российскую империю за рубежом. Достаточно важным было и то, что Н.В. Адлерберг происходил из знатного, изначально шведского, немецко-балтийского рода. Такое обстоятельство придавало некоторой символичности назначению в Финляндию.
Как и его предшественники в Финляндии, Адлерберг не знал финского языка, а доказательств того, что он владел шведским языком, не найдено. Хотя, разумеется, будущий финляндский генерал-губернатор прекрасно говорил на немецком и французском языках. По всей видимости, Н.В. Адлерберг не бывал на территории Финляндии до своего назначения туда.
Адлерберг был человеком, любившим торжественность. Он предпочитал жить ярко и, главное, заметно. По приезде с супругой в скромный Гельсингфорс Адлерберг хотел сразу запомниться. Празднование тезоименитства императора (30 августа) в столице Великого княжества Финляндского в 1866 г. оказалось памятным. Жандармский офицер докладывал в Третье отделение, что «День тезоименитства государя императора в сем году был отпразднован в г. Гельсингфорсе с небывалыми до сего радостными изъявлениями войск и городских жителей». По распоряжению финляндского генерал-губернатора, «800 человек нижних чинов всех частей вблизи расположенных войск» получили «превосходный обед» . Он был дан «в аллее бульвардной улицы — роскошно разукрашенной по сему случаю гирляндами, флагами и военными эмблемами вокруг столов и постановленного на высоком пьедестале бюста его величества».
Говоря об этом эпизоде, нельзя не отметить, что у Адлерберга имелись серьезные основания для придания особой торжественности этому дню. Во-первых, празднование тезоименитства императора именно в 1866 г. являлось благодарностью в связи со счастливым спасением монарха от покушения. Во-вторых, как новому главе княжества, графу необходимо было завоевать доверие представителей финляндского общества, продемонстрировав свою щедрость и расположение.
Вопросам организации балов генерал-губернатор уделял действительно много внимания. Сохранились записки, в которых Н.В. Адлерберг вместе с секретарем своей канцелярии Ф.Ф. Лерхе решал самые разные вопросы по организации торжеств. Граф не только сам любил устраивать балы и приемы, но и придавал большое значение своему появлению на различных мероприятиях. Выходы Адлербергов отличались пышностью, и, выражаясь высоким канцелярским слогом, были исполнены благоволения. Театр как вид развлечения высших кругов общества нашел в лице Н.В. Адлерберга как представителя этих кругов своего страстного и преданного сторонника. Основной задачей генерал-губернатора Н.В. Адлерберга в крае вообще было культурное сближение Финляндии и России, в том числе за счет «импорта» русского театра. Мысль о строительстве здания для русского театра занимала генерал-губернатора много лет. Причем он желал, чтобы русский театр в Гельсингфосре посещали не только русские жители, но и сами финляндцы. Для Н.В. Адлерберга русский театр был настоящим «детищем», которому он уделял огромное внимание. Граф ходатайствовал о выделении средств, был в курсе текущей жизни театра, общался с его дирекцией и лично инспектировал постройку здания во второй половине 1870-х гг. вплоть до открытия сцены в сезоне 1879/1880 гг.
Организаторские и репрезентативные качества Адлерберга проявились и в ходе посещения членами императорского дома во главе с Александром II 3/15 июля 1876 г. открытия промышленной выставки в Гельсингфорсе.
Последний раз император приезжал в Гельсингфорс в 1863 г. на открытие Сейма, но тот визит состоялся еще при предшественнике графа в должности генерал-губернатора, бароне П.И. Рокасовском. Имевший привычку и даже опыт в организации балов и приемов, Адлерберг, конечно, был рад посвятить себя организации высокого визита. Помимо занятия церемониальными и «внешними» вещами Адлерберг разрабатывал программу пребывания императорской семьи в Гельсингфорсе. Она включала в себя посещение Успенского православного собора, строительство которого завершилось при Адлерберге, Николаевского протестантского собора, объезд города, а также посещение офицерского клуба и русской Александровской мужской гимназии.
Что касается в целом проведения открытия промышленной выставки, приемов и смотров, запланированных в ходе визита, то император был доволен посещением Финляндии. В своем дневнике об этом писал брат Александра II великий князь Константин Николаевич: «Государь всей поездкой в Финляндию и смотром флота остался очень доволен».
Богато одаренный от природы и прекрасно образованный, граф Адлерберг дважды совершил путешествие в Палестину. Описание первого путешествия, совершенного в 1845 г., причем граф Адлерберг посетил по пути Грецию и Египет, появилось в 1853 г. в Санкт-Петербурге, под заглавием: «Из Рима в Иерусалим». Книга эта была благосклонно встречена критикой (в «Современнике» в том же году был напечатан сочувственный отзыв) и пользовалась в пятидесятых годах известностью. Второе путешествие в Иерусалим граф предпринял в 1860 г.; описание его появилось в двух томах в Петербурге в 1867 г., на французском языке, под заглавием: «En Orient, impressions et réminiscences».
Николай Владимирович Адлерберг умер 13 декабря (по старому стилю) 1892 г. в Мюнхене.
БОБРИКОВ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ
К 1870 г. население Финляндии выросло почти вдвое, быстрыми темпами развивались ее экономика, язык и культура. Но в это же время в крае начали формироваться идеи сепаратизма.
«План русификации» Финляндии лежал на столе у императора Александра III. Однако царь, не церемонившийся с революционерами и железной рукой давивший ростки либерализма, посаженные его отцом, в данном случае не решился приступить к действиям. Очевидно, монарх вспомнил пословицу «Не буди лиха, пока оно тихо». Но сменивший Александра Николай II пошел на решительные меры. 17 августа 1898 г. на пост генерал-губернатора Финляндии и командующего войсками Финляндского военного округа был назначен генерал-адъютант в чине генерал-лейтенанта Николай Иванович Бобриков.
Сын военного медика, Николай Бобриков сделал блестящую для мирного времени карьеру в армии. К 30 годам он был уже полковником, а генеральский чин получил в 39 лет. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Бобриков был помощником начальника штаба гвардейского корпуса, отлично организовав работу штабных и тыловых служб. В июле 1878 г. Бобрикова зачислили в свиту Его Величества. Николай Иванович умел нравиться сильным мира сего, у которых он снискал доверие своей исполнительностью. Ставший летом 1898 г. военным министром империи Алексей Куропаткин вынашивал планы объединения финских формирований с Русской императорской армией. Для реализации этой затеи ему нужен был свой человек в качестве генерал-губернатора Финляндии. Куропаткин предложил Николаю II кандидатуру Николая Бобрикова, которого он знал как человека исполнительного. Так Бобриков стал генерал-губернатором Великого княжества Финляндского.
Программа нового наместника содержала следующие пункты:
- введение русского языка в сенате, учебных заведениях и в администрации;
- упразднение особых таможни, монеты и т.д.
- объединение армии;
- введение особого порядка рассмотрения дел, общих для Империи и Великого Княжества;
- облегчение русским поступления на службу в Финляндии;
- пересмотр учебников всех финляндских учебных заведений.
- основание русской правительственной газеты.
Сергей Витте, занимавший тогда пост министра финансов, как-то заметил Бобрикову: «Одних назначают, чтобы погасить восстание, а вы, по-видимому назначены, чтобы создать восстание…». В 1899-1901 гг. генерал основал русскую “Финляндскую газету”, оградил православные приходы от вмешательства лютеранских местных властей. По его предложению состоялось высочайшее повеление, чтобы впредь не назначать на должности сенаторов, губернаторов и начальников главных управлений людей, не владеющих русским языком.
При изучении финляндского образования генерал Бобриков пришел к выводу, что именно оно формировало отчуждение финского населения от России. В школах русский язык стал преподаваться как государственный, были изменены программы по истории и литературе. В Гельсингфорском университете были открыты кафедры русского государственного права и истории русского права, а также кафедра истории России и русского государствоведения.
Николай II подписал серию манифестов, которые стали шагами по реализации «программы Бобрикова». Эти документы отказывался утверждать финский Сейм, но наместник игнорировал его мнение. 29 июня 1901 г. был утвержден указ о воинской повинности, по которому отменялась самостоятельная финляндская армия, а финнов стали призывать на общих основаниях в русскую армию. Финны были в ярости, петиция к царю с просьбой остановить «русификацию» собрала около 500 тысяч подписей, но Николай II ее проигнорировал.
Генерал-губернатор Бобриков тоже не тушевался — финских чиновников, подававших в отставку в знак протеста, заменяли лояльными, оппозиционные газеты закрывали. Самых недовольных выселяли за пределы Великого Княжества. Витте полагал, что единственное, чего Бобриков добился — это превращения тихо края в «тыл революции».
Николай Иванович был убежденным русским имперским патриотом. В своем дневнике он писал: «Приходится переживать великую историческую минуту, и я счастлив, стоя здесь на часах, содействовать охранению русских интересов, основанных на несомненном и бесспорном праве. Праве господства, добытом русской кровью».
Ограничение самостоятельности своей страны, ущемление своих прав финны снести не могли. За девяносто лет они привыкли к свободе и самоуправлению. Вот как сам Бобриков писал о трудностях, с которыми столкнулся, отстаивая заданную политическую линию: «Представителю русской власти в крае решительно не на кого опереться здесь, некому довериться, все учреждения и все образованные классы образуют из себя сплошную стену против самых естественных и справедливых русских требований».
16 июня 1904 г. в Гельсингфорсе, на лестнице в здании финского Сената на генерал-губернатора Бобрикова было совершено покушение. Стрелок выпустил в него три пули из «браунинга». «Одна пуля попала в шею неопасно, другая контузила, попав в орден, третья — в живот», — писали в прессе. Николай Бобриков умер спустя несколько часов на операционном столе. Но есть в этом деле странности. Раненого генерал-губернатора почему-то отправили в больницу не сразу, а с задержкой в несколько часов. Все это время он провел в своем доме без оказания необходимой помощи. Операция началась с опозданием в несколько часов, которые возможно, стали роковыми для генерал-губернатора.
Стрелял в Бобрикова 29-летний Эуген Шауман. Он был сыном начальника Вазасской губернии, бывшего финского сенатора, генерал-лейтенанта в отставке Федора Оскаровича Шаумана. Шауман-младший был мелким чиновником главного управления учебных заведений в Финляндии. Сразу после покушения он убил себя. При нем нашли письмо, в котором он обращался к Николаю II со словами о том, что «в Великом Княжестве царит великая несправедливость», и чтобы рассказать об этом монарху, он приносит себя в жертву. Отставного сенатора Шаумана посадили в Петропавловскую крепость. Потом его вернули в Турку, где предъявили обвинение в государственной измене. Лишь спустя несколько месяцев Федора Оскаровича, награжденного множеством русских орденов, оправдали и выпустили на свободу.
Императорские власти сохраняли «жесткую линию» в отношении Финляндии вплоть до 1917 г.
Писатель Леонид Успенский в «Записках старого петербуржца» вспоминал, как в начале ХХ века по зимним улицам российской столицы лихачили финские извозчики («вейки»), покрикивая на своих лошадок: «Нно, поприкков ракляттый!» («Бобриков проклятый!»)…
На снимке – финская карикатура на Бобрикова.
После убийства Бобрикова на пост финляндского генерал-губернатора был назначен князь Оболенский. Рассказывают, что едва только начался срок Оболенского, на его имя прилетела телеграмма… из ада. Текст: “Ждем Вас в ближайшее время (точка) Погода здесь +200 градусов (точка) Бобриков”.
Отчеты губернаторов Великого Княжества Финляндского
С начала XIX века российские губернаторы стали представлять императору ежегодные всеподданнейшие отчеты о состоянии вверенных им губерний. Первые губернаторские отчеты включают сведения за 1804 г. Однако вплоть до 1837 г. подготовка этих документов не носила регулярного характера, а их формуляр не отличался единообразием. На протяжении XIX века структура отчетов, программа их составления и порядок представления реформировались шесть раз (в 1828, 1837, 1842, 1853, 1870, 1897 гг.). Последние по времени отчеты включают сведения за 1916 г. (в большинстве губерний и областей подготовка отчетов прекратилась с началом Первой мировой войны).
Отчеты носили секретный характер и не предназначались для публичного ознакомления. Они представлялись губернаторами в рукописях, а с конца XIX века — обычно в машинописном виде. Изготовлялось несколько рукописных или машинописных копий этих документов. С первым экземпляром отчета сначала знакомился император, который вносил в него различные отметки и резолюции. После этого документ передавался на рассмотрение Комитета министров, а с 1 ноября 1905 г. — Совета министров. Копии отчетов направлялись в Министерство внутренних дел, а если губерния или область входила в состав генерал-губернаторства — также генерал-губернаторам.
Отчеты финляндских губернаторов в настоящее время хранятся в Национальном архиве Финляндии в Хельсинки. Основное собрание отчетов финляндских губернаторов сосредоточено в фонде министра статс-секретаря ВКФ. В нем имеются документы по всем восьми губерниям ВКФ, существовавшим в 1831-1917 гг.: Або-Бьёрнеборгской, Вазаской, Выборгской, Куопиоской, Нюландской, Санкт-Михельской (в 1831-1843 гг. Гейнолаской), Тавастгусской и Улеаборгской.
Предложения и замечания губернаторов, которые они высказывали в своих отчетах, должны были рассматриваться в Императорском Финляндском сенате.
С конца 1830-х до 1870-х гг. отчеты губернаторов составлялись в соответствии с общеимперским формуляром губернаторского отчета, установленного в 1837 г. Текст отчета состоял из 16 разделов:
- Движение народонаселения.
- Состояние урожая и вообще средства народного продовольствия.
- Состояние общественного здоровья.
- Состояние народной нравственности, число пойманных дезертиров, других беглых и бродяг, состояние тюрем, препровождение арестантов и охранение общественного спокойствия и благочиния.
- Устройство и порядок управления.
- Устройство городов и их доходы.
- Устройство новых городов, гейматов и рынков.
- Устройство дорог и переправ.
- Состояние разных ветвей хозяйства и промышленности.
- Отправление повинностей натуральных и денежных.
- Состояние недоимок.
- Богоугодные заведения и особенные в течение года подвиги благотворительности.
- Состояние учебных заведений общественных и частных и вообще средства обучения в губернии.
- Замечательные чрезвычайные происшествия в течение года.
- Разные сведения.
- Общие виды и предположения.
Ряд отчетов содержит также статистическую ведомость о числе и устройстве нижних воинских чинов, находящихся в бессрочном и временном отпусках (также предусмотренную программой 1837 г.).
Изменения формуляра губернаторского отчета, последовавшие на общеимперском уровне сначала в 1853 г., а затем в 1870 г., не коснулись финляндских отчетов. Они по-прежнему продолжали составляться по формуляру 1837 г.
В 1870-е гг. структура финляндских губернаторских отчетов была упрощена: вместо 16 разделов осталось 6:
- Введение.
- Движение народонаселения.
- Промыслы.
- Порядок управления, полицейский надзор, камеральное ведомство.
- Социальные и общинные отношения.
- Особые замечания, предложения и мнения относительно улучшения и развития общественного хозяйства или различных отраслей промышленности.
Такой формуляр является совершенно оригинальным и не имеет аналогов в отчетах губернаторов остальных губерний и областей Российской империи.
Отчеты губернаторов являются ценным источником по истории Финляндии «имперского» периода. Значение этих документов для исследователей определяется прежде всего тем, что, с одной стороны, в них из года в год помещался сходный набор формализованных данных, хорошо сопоставимых между собой в масштабе всей Финляндии, а с другой — в регулярном характере их составления. Это позволяет год за годом детально отслеживать изменения, происходившие в различных сферах жизни ВКФ на протяжении почти 100 лет.
начальник финляндского жандармского управления А.Тобизен
Август Романович Тобизен (Август Федор, August Friedrich) родился 6/18 марта 1810 г. Происхождение Тобизена имеет несколько версий. Финский историк О. Юссила отмечал, что Тобизен был из немецкого эстонского дворянства, а также – «из Прибалтики». Исследователь Х. Хален отмечает, что Тобизен был из Эстонии.
Однако представленные данные неверны, поскольку местом рождения, указанным в краткой записке о службе А.Р. Тобизена, значится Мариенх(г)оф у Плена. Это – место в северогерманской земле Шлезвиг-Голштейн (Голстейн), которая входила в датские владения. Отец А.Р. Тобизена, морской астроном 7-го класса, профессор математики и философии, Герман Лудольф (Людвиг) Тобизен (1777-1839) в 1820 г. перешел на службу Российской империи. Матерью Тобизена была Мария Тобизен (1779-1840; урожденная Marie Marg. Kuncke). Родом она была из города Киль (также земля Шлезвиг-Гольштейн), где в 1801 г. она вышла замуж за Германа Лудольфа.
Род Тобизенов был внесен Санкт-Петербургским дворянским депутатским собранием в Дворянскую родословную книгу. Уже после смерти родителей в марте 1841 г. вместе с двумя родными братьями А.Р. Тобизен удостоился официального принятия в потомственное дворянство с предоставлением фамильного герба за собственноручной подписью императора Николая I.
До того, как А.Р. Тобизен прочно и до конца жизни связал свою деятельность со службой в рядах политической полиции, т.е. до зачисления в Корпус жандармов в 1848 г., он служил в Балтийском флоте. За все время своей морской службы А.Р. Тобизен «сделал четыре шестимесячных кампании на море». В январе 1825 г. он вступил в службу кадетом в Морской кадетский корпус в Петербурге, где чуть позже стал гардемарином и окончил курс наук. С февраля 1826 г. Тобизен числился во флоте мичманом. Довольно скоро он стал ходить в море. В 1827 г. Тобизен ходил по Балтийскому и Северному морям от Кронштадта до английского города Портсмут и обратно. В 1829 и 1832 гг. он участвовал в походах до датского острова Борнгольм и германского города Любек и обратно (вновь через всю Балтику с востока на запад).
Кроме практических навыков плаваний на судах, А.Р. Тобизен получал и другой важный служебный опыт – несколько раз он назначался помощником к вышестоящим морским офицерам. Так, в июле 1830 г. он был назначен адъютантом к военному губернатору Кронштадта и главному командиру Кронштадтского порта адмиралу П.М. Рожнову. Продвинувшись в чинах до лейтенанта, в 1835 г. Тобизен был назначен помощником к известному мореплавателю, капитану 1-го ранга В.А. Римскому-Корсакову (старшему брату выдающегося композитора. В октябре 1839 г. А.Р. Тобизен был назначен адъютантом к прославленному вице-адмиралу Ф.Ф. Беллинсгаузену.
По какой-то причине А.Р. Тобизен не связал дальнейшую судьбу с морем. Возможно, объяснение этому кроется в устройстве личной жизни. 18 августа 1840 г. в Ревеле Тобизен женился на баронессе Ольге Шарлотте фон Розен (Ольга Федоровна; von Rosen) (1824-1882). Ольга была родом из места Вейнервен (Weinjerwen) в Эстляндской губернии. После рождения первой дочери Юлии в июле 1844 г. Тобизен в течение нескольких лет добивался перевода в Корпус жандармов и назначения штаб-офицером.
Корпус жандармов (с 1836 г. – Отдельный корпус жандармов) был образован в 1827 г. Он подчинялся Третьему отделению Собственной его императорского величества канцелярии (1826-1880), высшему органу политической полиции в Российской империи. С 1880 г. корпус находился в ведении Департамента полиции при МВД. Основная задача офицеров корпуса заключалась в защите государственного и общественного порядка. В 1827 г. в Российской империи были образованы жандармские округа. Каждый округ включал в себя отделения с центрами в определенных городах. Например, центром одного из пяти отделений первого жандармского округа был Гельсингфорс.
Вопросами назначения, перемещения и увольнения чинов корпуса ведал лично шеф жандармов, который одновременно был начальником Третьего отделения. Однако назначение не всегда зависело только от желания, хорошей характеристики, усердия или протекции. Скорее, все вышеперечисленное требовалось вместе. И все же просители зачастую играли решающую роль в переводе в корпус: «…попасть в корпус можно было, только имея сильную протекцию и наилучшие рекомендации».
В деле о переводе А.Р. Тобизена в жандармерию были задействованы люди высших кругов общества. Так, один из баронов Притвицев просил начальника штаба Отдельного корпуса жандармов и одновременно управляющего Третьим отделением Л.В. Дубельта об участии в судьбе его родственника А.Р. Тобизена, а именно, о переводе в корпус. Весной 1845 г. Притвиц спрашивал, существовала ли на тот момент надежда на вакансию или Тобизен «должен совершенно уже отказаться от ожидания быть переведенным в Корпус жандармов». Дубельт ответил, что на тот момент не было ни одной вакансии. Таким образом, зачисление в жандармы было действительно конкурентным делом, требовавшим не только таланта, способностей, связей, но и удачи, а в особенности – умения ждать.
Спустя два с половиной года, за время которых у А.Р. Тобизена родился сын Герман, он снова подал прошение о переводе в должность жандармского штаб-офицера в Эстляндскую губернию в город Ревель, «когда место это сделается вакантным». Выбор просимого места службы логично связать с эстонским происхождением его супруги, а также с родным немецким языком А.Р. Тобизена, на котором говорили высшие слои прибалтийских губерний. Свободное владение им являлось несомненным преимуществом и оказало бы большую пользу в работе.
Отношение к делу о переводе имела и великая княгиня, урожденная немецкая принцесса Елена Павловна, от которой в Третье отделение поступило несколько записок. В конце декабря 1847 г. переводу в корпус был дан ход. От шефа жандармов А.Ф. Орлова к морскому министру князю А.С. Меншикову поступило письмо. Ответ из Морского министерства сообщал, что препятствий не имелось. В конце января 1848 г. Тобизен был прикомандирован к штабу Отдельного корпуса жандармов.
Тем не менее, первое свое назначение Тобизен получил не в Ревель, а в совершенно другую по национальному составу и традициям Кутаисскую губернию Кавказского наместничества. Дело было в том, что вакансий штаб-офицера в остзейских (прибалтийских) губерниях на тот момент не было, и до их открытия Тобизен был назначен на Кавказ. Однако он не отправился на Кавказ. «По воле шефа жандармов» Тобизен оставался «по делам службы при вверенном шефу штабе». В декабре он был определен жандармским штаб-офицером в Витебскую губернию, куда и отправился.
Во время Крымской войны, в ноябре 1854 г., А.Р. Тобизен был переведен штаб-офицером в Великое княжество Финляндское, где и остался до конца жизни. Будучи в Финляндии, А.Р. Тобизен с 1854 до 1885 гг. свою должность изменил только однажды. В 1867 г. в Российской империи были упразднены почти все жандармские округа и образованы губернские жандармские управления. Одним из них стало Финляндское жандармское управление (ФЖУ), а Тобизен сменил свою должность штаб-офицера на должность начальника ФЖУ. В военных чинах Тобизен также продвинулся, став в марте 1855 г. за отличие по службе полковником, а в мае 1868 г. также за отличие по службе – генерал-майором.
Семья А.Р. Тобизена и его супруги Ольги Федоровны была большой. Записка о службе, составленная на момент смерти Тобизена в феврале 1885 г., дает точные сведения. В ней говорится, что к тому времени он был вдов и что у него было семеро детей: Герман – 39 лет, Федор – 28 лет, Юлия – 40 лет, Мария – 34 года, Елизавета – 25 лет, Ольга – 24 года, Констанция – 20 лет.
Все дети, как и их отец, были лютеранского вероисповедания. Что касается их занятий, то Герман был лифляндским вице-губернатором. Впоследствии, в 90-е гг. XIX века и начале XX века, он последовательно занимал должности томского и харьковского губернаторов, а также был сенатором. Он окончил Императорское училище правоведения в Петербурге, а в начале 1870-х гг. временно был чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Великого княжества Финляндского Н.В. Адлерберге. Герман по роду своей службы выполнял поручения Адлерберга и занимался его делами. Документы показывают, что генерал-губернатор проявлял некоторую заботу о службе младшего Тобизена, его продвижении и возможных наградах, а также положительно отзывался о его служебных характеристиках.
Младший сын Федор состоял подпоручиком в финских войсках. Федор (Фредерик) проживал в Финляндии и позднее стал директором трамвайно-автобусного предприятия в Гельсингфорсе. Дочери Юлия и Мария на зиму 1885 г. были «в замужестве», а три младшие дочери находились «при» А.Р. Тобизене. О сыне Николае в служебной записке не сказано, поскольку к тому моменту его не было в живых. Он был офицером и умер в селе Бохот в Болгарии.
Из редких свидетельств об А.Р. Тобизене можно сделать вывод о некотором его отношении как человека «в мундире» к людям «в штатском». Так, во второй половине 1870-х гг. произошел следующий, не самый примечательный, случай. На одном из спектаклей в Шведском театре Гельсингфорса Тобизен занял место, которое по билету принадлежало шведскому математику, профессору Александровского университета в Гельсингфорсе Густаву Миттагу-Леффлеру. А.Р. Тобизен отказывался пересесть, хотя профессор показывал ему билет и изъяснялся с ним на шведском и французском языках. В конце концов, вызванный распорядитель все-таки убедил Тобизена пересесть. Подошедшие в антракте к Миттагу-Леффлеру офицеры гвардейского батальона были удивлены его поведением. Однако дело было в том, что математик не знал, кто именно занял его место, или не догадался по мундиру. В свою очередь, Тобизен не стал бравировать своей должностью и все же пересел, не создав из этого случая большого скандала. Тем не менее, норвежский биограф Миттага-Леффлера полагает, что этот инцидент принес математику небольшую славу в финляндской столице.
Находясь во главе финляндского жандармского контроля 30 лет, А.Р. Тобизен, безусловно обладал колоссальным и уникальным служебным опытом. Вопрос о том, в какой мере высшие инстанции в Санкт-Петербурге прислушивались к донесениям жандармов и начальников жандармских управлений с мест, и какие из этих сообщений могли иметь последствия, непростой. В своих донесениях в Третье отделение жандармы иногда делали какие-либо предложения или высказывали собственную точку зрения по определенному предмету. Они находились внутри местной жизни в течение нескольких лет и могли видеть проблемы, которые, по их мнению, требовали решения.
Например, в 1860-е гг. А.Р. Тобизен указывал на отсутствие правительственной имперской газеты в крае как на большое препятствие в российско-финляндских отношениях. Тобизен считал, что издание должно было выходить на шведском языке, что логично, учитывая статус этого языка и конкуренцию с другими влиятельными шведоязычными газетами. Кроме того, оно должно было быть дешевым, а значит, «всем доступным». На нем лежала бы обязанность – «защита русских интересов по всем направлениям, чрез что со временем в общественном мнении в Финляндии о России произойдет, без сомнения, полезный переворот». На этом донесении Тобизена имеется надпись: «Доложено его величеству». Итак, А.Р. Тобизен в донесении 1863 г. ничего не сообщал ни о численности потенциальных читателей, ни о практических обстоятельствах учреждения правительственной газеты, т.е. о соотношении затрат на издание и пользы от него. Он был служащим тайной полиции, в задачи которого входил контроль за общественными настроениями. Поэтому Тобизен говорил о необходимости просвещать местное население для защиты русских интересов.
По мнению А.Р. Тобизена, под управлением «вполне благонадежного», опытного и «знающего местные законы редактора, которым бы были разъясняемы представляемые в превратном виде местною прессою известия относительно России», такой печатный орган мог бы принести пользу. Тем не менее, подобные газета или журнал так и не были учреждены в то время.
Однажды в начале срока своего генерал-губернаторства, в марте 1867 г., Н.В. Адлерберг заметил в разговоре с А.Р. Тобизеном, что его, Тобизена, «воззрения» о значении обмена письмами между студентами Гельсингфорского Александровского императорского университета и Уппсальского университета в Швеции, а также об одной «предосудительной» статье местной шведоязычной газеты Hufvudstadsbladet, имели «некоторый неблагоприятный для края характер». Тобизен слегка обиделся на такие слова и был вынужден объяснить новому генерал-губернатору правила, которыми сам руководствовался. В ходе своей работы в течение многих лет в крае А.Р. Тобизен «тщательно» изучил характер финляндцев и пришел к выводам, которые и представил Адлербергу.
Адлерберг был «крайне удивлен этими вовсе ему неизвестными обстоятельствами и выразился при этом, что, без сомнения, в Финляндии, как и везде, скрываются недовольные правительством неблагонамеренные люди, за действиями которых надлежит иметь самое тщательное наблюдение». Мнение генерал-губернатора о местном обществе было менее тревожным по сравнению с позицией жандармского штаб-офицера. Адлерберг как глава российской гражданской администрации в крае не склонен был бросать тень на финляндское общество. В то же время Тобизен, в силу полномочий служащего тайной полиции, наоборот, стремился усмотреть то, что ускользало от глаз Адлерберга, или то, на что граф мог закрывать глаза.
Такое «обучение» генерал-губернатора, пребывавшего в должности менее года, более опытным жандармским офицером показательно. Ко времени назначения Н.В. Адлерберга в край А.Р. Тобизен находился на своем посту уже длительное время и по роду своей деятельности успел глубже вникнуть в настроения финляндских подданных императора.
Несмотря на большое внимание, уделяемое А.Р. Тобизеном многочисленным инцидентам и событиям, которые происходили «во вверенном» его «наблюдению крае», он иногда получал взыскания. Например, в октябре 1866 г. управляющий Третьим отделением Н.В. Мезенцев от лица шефа жандармов сделал Тобизену «строгое замечание». Дело было в том, что Тобизен в одном из своих отчетов сообщил о факте штрафа, который был наложен на редактора финляндской шведоязычной газеты Helsingfors Dagblad. Газета в очередной раз перепечатала «предосудительную» статью из шведской газеты. Однако Тобизен ранее не сообщил в Петербург, что статья была напечатана. Следовательно, Тобизен был наказан за то, что заблаговременно не сообщил о том, что перепечатанная «предосудительная статья» вообще была допущена к печати. Тобизену в первую очередь следовало незамедлительно сообщить в Третье отделение о произошедшем событии и только затем – о факте штрафа. Этот случай, реконструируемый из рабочей переписки, демонстрирует, что к сообщениям из Гельсингфорса в Петербурге относились достаточно серьезно и внимательно.
В своей работе начальник финляндской жандармской администрации был внимательным и осторожным. Как представитель политической полиции империи он выполнял свои обязанности, со старанием и со знанием дела сообщая об особенностях местной жизни в Великом княжестве Финляндском. А.Р. Тобизен был несменяемым руководителем жандармского контроля в Финляндии, что, без сомнения, свидетельствует о его ценности на службе империи.
ЧАСТИ ФИНЛЯНДСКОГО КОРПУСА И ФИНСКИЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ВОЙСКА В 1812 Г.
На момент окончания последней войны со Швецией численность русской армии в Финляндии составляла от 50 тыс. человек в январе 1809 г. до 39 тыс. человек в апреле того же года. К началу 1812 г. численность войск была сокращена до 30 тыс. Эти войска находились под общим командованием генерал-лейтенанта Ф.Ф. Штейнгеля, который являлся одновременно генерал-губернатором Финляндии. Он был командующим войсками Финляндского корпуса и начальником 6-й пехотной дивизии. Всего было 32 батальона, 8 эскадронов, 3 казачьих полка и 102 орудия. Практически все части, входившие в состав Финляндского корпуса, являлись обстрелянными, опытными в боевом отношении полками, за исключением Литовского и Подольского. Три морских полка 25-й дивизии, которая была, фактически, прообразом современной морской пехоты, также участвовали в боях с французами в период кампании 1806 г. на острове Корфу и в последней войне со Швецией.
Следует обратить внимание на вновь образованный Литовский пехотный полк. Он был сформирован 22 октября 1809 г. из 2-го батальона Фридрихсгамского гарнизонного полка и Вильманстрандского гарнизонного батальона, под названием Свеаборгского гарнизонного полка, в составе четырех батальонов. 11 января 1811 г. из 12 рот Свеаборгского гарнизонного полка был образован трех-батальонный Литовский мушкетерский.
Что из себя представлял личный состав гарнизонных полков? К нему обычно относились те, которые не годились в строевые части, т.е. были неспособны нести полевую службу. Например, в нижних чинах состояли беззубые, увечные, без пальцев на руках или ногах, близорукие, глухие, хромые, преклонного возраста, так как в рекруты забирали от 19 до 60 лет. Помимо этого, в гарнизонные полки или батальоны могли списывать полевые части собственных больных и слабых солдат и набирать взамен оттуда лучших. Туда же отправлялись служить и те, кого называли «порочными», т.е. склонными ко всякого рода преступлениям, от которых избавлялись помещики вместо ссылки в Сибирь и отдавали в рекруты.
Помимо этого, сама по себе гарнизонная служба была более похожа на полицейскую, включая и охрану заключенных, причем часовые находились в постоянном общении с арестантами, так как им полагалось нести охрану внутри помещений, где содержались последние, что отнюдь не способствовало улучшению моральных качеств солдат. Их подкупали, уговаривали пронести в камеры водку, спаивали, склоняли помочь в побеге.
Формирование нового полка в начале 1811 г. осуществлялось во исполнение Высочайшего Указа, по которому надлежало из 53-х гарнизонных полков и батальонов империи сформировать 13 полевых полков, а оставшихся людей использовать на создание 39 гарнизонных полубатальонов внутренней стражи. Таким образом, из 4-х батальонов Свеаборгского крепостного полка было набрано лучших людей на три батальона, остальные распределены в Нижегородский, Ярославский, Владимирский и Костромской полубатальоны. Однако, судя по всему, отправка людей затягивалась. Так, например, в метрической книге церкви Иконы Божьей Матери «Всех Скорбящих Радость» при Гельсинфорском военном госпитале отмечено миропомазание 23 февраля 1812 г. «швецкой вольной девки Евдокии», где восприемником числился «Костромского полубатальона унтер-офицер Осип Сачковский».
Не лучшим образом обстояло дело и с офицерским составом. Новым штатом было предусмотрено 60 офицеров, однако из старого гарнизонного полка было отобрано всего 34 человека, 20 штаб- и обер-офицеров направлены были в указанные выше полубатальоны, прочие отставлены от службы. Позднее, из числа отобранных офицеров еще четверо было «за болезнью» переведено в гарнизонные части, трое уволены «за болезнью» со службы, двое – «по дурной аттестации» и еще двое – «за пьянство».
Еще раз, возвращаясь к морально-нравственной стороне, можно отметить два момента: во-первых, в крепости Свеаборг за 1810-1811 гг. «от вольной продажи вина… внесено в казну откупщиками 30447 руб.». Учитывая продажную стоимость ведра вина (т.е. водки) 4 рубля, можно легко сосчитать, что гарнизон крепости выпил за два года не менее 7600 ведер водки, или около 93 тыс. литров, это не считая казенной порции – 4 чарки (1 чарка =1/100 ведра, т.е. 123 г.) в неделю. Последствия – т.н. водянка или асцит, т.е. цирроз печени, от которого только в 1812 г. в Гельсинфорском военном госпитале скончалось более 100 человек.
Помимо смертельной опасности, пьянство действовало явно отрицательно и на несение службы. Так унтер-офицер Захаров, конвоируя команду арестантов из Свеаборга в Гельсингфорс, позволил им зайти по пути в кабак, совместно напиться, что явилось причиной побега троих из них, при следовании по льду залива. Виновный был бессрочно разжалован в рядовые.
Тем не менее, полк постепенно превращался в настоящую боевую часть. Недокомплект командного состава был восполнен переводом нескольких опытных офицеров из старых полевых полков – Невского, Петровского и других, а также за счет воспитанников 1-го и 2-го кадетского корпусов.
Однако, проблемы оставались. Поскольку Литовский полк продолжал квартировать в крепости Свеаборг, то от гарнизонной службы его никто не освобождал. Основное направление обучения – строевая выправка и здесь полк преуспел, что было отмечено самим императором Александром I во время его встречи с наследным шведским принцем Карлом Иоганном Бернадотом в Або в августе 1812 г., когда все войска Финляндского корпуса были стянуты к столице Великого Княжества для Высочайшего смотра. Со стрелковой подготовкой дела обстояли хуже. Но здесь причины одинаковые для всей русской армии: солдату отпускалось в год для учебных стрельб 6 боевых и 40 холостых патронов.
Учитывая союзнические отношения Швеции и России в предстоящей борьбе с Наполеоном, в неизбежности которой сомнений ни у кого не было, первоначальным планом предусматривалась отправка 25-тысячного Финляндского корпуса в Швецию для совместных действий, как на севере, против Норвегии, так и на юге – против Дании, с высадкой части войск на острове Зеландия, а затем и в Померании. Однако, переход Наполеоном в июне 1812 г. Немана резко поменял планы. Отступающие русские армии нуждались в поддержке. На встрече с Бернадотом в августе 1812 г. было решено, что Финляндский корпус незамедлительно отправляется в Лифляндию на помощь армии П.Х. Витгенштейна, прикрывающей Петербург. К 1 октября планировалось вернуться в Финляндию и приступить к выполнению прежних планов, чему не было суждено свершиться.
К переброске в Ригу были отобраны все полки 6-й дивизии, 21-я дивизия полностью, Финляндский драгунский полк, донской казачий Лощилина полк, а также две артиллерийские роты – 21-я батарейная и 11-я легкая, всего около 17 тыс. человек. Большая часть войск переправлялась посредством торговых судов из Гельсингфорса, 2-й и 44-й егерский полки с Аландских островов, Подольский пехотный полк – из Або. Еще до посадки на суда выяснилось, что по погодным условиям место высадки переносилось вместо Риги к Ревелю, откуда все пешим маршем должны были двигаться к первоначальному пункту сбора.
Батальоны пехотных полков имели различное предназначение. При выступлении в поход действующими считались первый и третий батальон, второй числился резервным и выделял необходимое количество людей для пополнения первых двух. Для отправки в Лифляндию от полка был сформирован особый усиленный батальон, состоящий из 1-го батальона полного состава и рядовых 3-го батальона. Офицеры, унтер-офицеры и музыканты 3-го батальона оставались вместе со 2-м батальоном в крепости и вошли в состав бригады запасных батальонов 21-й дивизии под командованием подполковника 2-го егерского полка Мейера. Общая численность десантного отряда Литовского полка – 1308 человек.
В дальнейшем Литовский полк в составе Финляндского корпуса вошел в армию П.Х. Витгенштейна и получил боевое крещение 7 октября 1812 г. при Полоцке, участвовал в сражениях при Чашниках, Старом Борисове и Студянке. В 1813 г., перейдя Вислу, полк вошел в состав корпуса, блокировавшего Данциг, затем был передвинут к Познани. Участвовал в сражении под Лейпцигом, при Краоне, Лаоне и Париже в 1814 г. 16 февраля 1815 г. полк возвратился в Гельсингфорс, 131 нижний чин получил памятные медали.
В качестве особой приметы 1812 г. для Финляндии необходимо также отметить то, что в этом году было начато формирование национальных финских войск. 6 сентября 1812 г. состоялся Высочайший рескрипт на имя исполнявшего обязанности генерал-губернатора Финляндии Г.М. Армфельда, содержащий правила «составления и устроения финляндских войск». Этим же рескриптом дозволялось сформировать 3 егерских полка двухбатальонного состава по 600 человек в батальоне с оговоркой, что «не будет сие войско употреблено иначе, как на случай нападения неприятеля на Финляндию или на другие владения Российской империи на берегах Балтийского моря».
Попытки создания неких национальных частей предпринимались и ранее. Так Высочайшими Указами в 1809-1810 гг. предполагалось сформировать 1-й Финляндский полк, который укомплектовывался «не рекрутами, а вербовочными людьми из новоприобретенной Финляндии». Срок службы должен был составить 6 лет. Таких добровольцев оказалось 631 человек, из которых было 293 шведа, последних в 1811 г. направили в Або в распоряжение Цесаревича Константина Павловича для последующей отправки в Швецию. Сама часть была расформирована.
В начале 1812 г. в морскую крепость Свархольм прибыла из Петербурга рота, навербованная из проживавших в Санкт-Петербургской губернии финнов. Впредь приказано было ее пополнять также за счет вербовки.
Вплоть до начала войны с Наполеоном императору Александру I представлялись на рассмотрение различные прожекты о восстановлении финских национальных войск численностью от 2000 до 12000 человек. Основная цель, которую преследовали лица, представляющие подобные прожекты, заключалась в одном – избавить Финляндию от присутствия русских войск или сократить их до минимума, ограничив крепостями. Напомним, что в период шведского правления численность финских войск составляла: поселенных – 9500 человек, вербованных – 6000 человек.
Тяжелое положение империи в первый год войны с Наполеоном вызвало необходимость соответствующего рескрипта об образовании финских егерских полков. Первоначально предполагалось содержать их за счет добровольных пожертвований, т.е. без участия сейма и бюджета Великого Княжества. Однако таких пожертвований было собрано всего 160 тыс. руб. ассигнациями. Реальные же затраты составили: в 1812 г. – 386 тыс. руб., в 1813 г. – 426 тыс. руб., в 1814 г. – 418 тыс. руб.
Первым был сформирован егерский полк под командованием губернатора Выборга Карла Шернваля, отца Авроры Карловны. Это объясняется довольно просто – в последние годы перед присоединением (в декабре 1811 г.) Выборгской губернии к остальной Финляндии, рекрутский набор здесь осуществлялся на общих для всей России основаниях – по 5 душ с 500 человек.
Сложности были с вербовкой офицеров. Большинство из них не желало служить по той причине, что жалование в русской армии было намного меньше прежнего, в шведской. Проблемой являлся языковой барьер, отсутствие материала для пошива формы, а также утвержденного образца, недостаточность вооружения и т.д. Тем не менее, 14 февраля 1813 г. состоялся первый смотр полка, так как Высочайшим рескриптом от 28 января 1813 г. полку надлежало отправиться в Петербург для несения гарнизонной службы, где он находился с 29 февраля 1813 г. по 31 августа 1814 г. Итог пребывания полка в столице – 25% умерших от болезней, 11.5% – дезертиров. Только в течении одного месяца с 28 мая по 28 июня 1813 г. 20 человек были отданы под суд и приговорены к прогнанию сквозь строй за попытку побега. В дальнейшем, после возвращения в Финляндию, егерские полки были переименованы в линейные батальоны.
В 1812 г. был учрежден корпус военных топографов, на который отпускалось из казны 12 тыс. руб. в год. Размещался он в бывшем королевском имении Хаппаниеми, неподалеку от Куопио, в его составе было 11 офицеров и 6 штатных кадет, причем обязательно 2 офицера и 2 кадета должны были быть русскими. Со временем штат увеличился до 18 офицеров и 2 статских преподавателей, число обучающихся кадетов доходило до 60 человек. В 1819 г. корпус был переведен во Фридрихсгамн и переименован в Финляндский кадетский корпус.
ЛЕЙБ-ГВАРДИИ ФИНЛЯНДСКИЙ ПОЛК
Финляндцы, вы стяжали славу
Повсюду где ходили в бой,
В сраженьях видели забаву,
Там каждый был из вас герой.
Стальною грудью проложили
Путь к чести – слава вас вела,
Вспомянем, где врага мы били –
Вот ваши прежние дела…
Лейб-гвардии Финляндский полк был сформирован в декабре 1806 г. В Стрельне под покровительством великого князя Константина Павловича как батальон императорской милиции. В 1811 г. он был преобразован в Императорский лейб-гвардии Финляндский полк. Свое название полк получил благодаря первому набору, который состоял из крестьян-финнов. Командующие Русской армии высоко ценили выучку и храбрость солдат Финляндского полка на поле боя. По количеству награждений Георгиевскими крестами солдатам-финляндцам не было равных.
Полк квартировал на Косой линии Васильевского острова, а на Большом проспекте Васильевского острова была полковая церковь и полковой госпиталь. Казармы построены в 1-й четверти XVIII ека.; в 1814-1816 гг. частично перестроены (архитектор Л. Руска). Адрес: Набережная Лейтенанта Шмидта, 43; 18-я линия Васильевского острова, 3; 19-я линия Васильевского острова, 2; 20-я линия Васильевского острова, 1. Казармы дали название Финляндскому переулку: он идет от 17-й к 18-й линии параллельно набережной Лейтенанта Шмидта.
В Санкт-Петербурге около здания Офицерского собрания Финляндского полка на Большом проспекте находился памятник гренадеру Леонтию Коренному.
О нем слагали песни и сам Наполеон приводил его в пример своим солдатам. Монумент герою был создан на средства офицеров Лейб-гвардии Финляндского полка, на нем был изображен Леонтий Коренной в битве под Лейпцигом. Это был человек, награжденный Георгиевским крестом, точнее, знаком военного ордена, за Бородино. Во время Битвы народов под Лейпцигом он смог при окружении помочь отступающим солдатам и офицерам своего полка. В частности, штаб-офицер и несколько офицеров смогли перебраться через каменную ограду, а он штыком, ружьем смог их прикрыть, получил множество ранений, был захвачен в плен французами. У него было более 18 ранений, но французы, увидев его храбрость, доблесть, вылечили его и отпустили. Когда он попал в полк вновь, то был назначен знаменосцем.
Над памятником работали академик архитектуры И.С. Китнер, скульптор Е.И. Малышев и литейщик К. Робекки. На четырех барельефах были изображены и другие эпизоды истории полка. После октябрьского переворота памятник был уничтожен, от него остался лишь полуразрушенный пьедестал с надписью “Родному полку”.
На Бородинском поле в 1912 г. был установлен памятник Лейб-гвардии Финляндскому полку (архитектор Ф. С. Былевский), со словами: «Подвигам доблести слава, честь, память».
Гвардейский Финляндский пехотный полк, как и гвардейские Измайловский и Литовский, отличился во второй половине дня 26 августа 1812 г. К вечеру финляндцам пришлось скрестить оружие с войсками польского корпуса генерала Иосифа Понятовского. Противник намеревался во что бы то ни стало обойти оконечность левого фланга в районе Старой Смоленской дороги, но все его попытки сделать это пресекались ответными ударами солдат лейб-гвардии Финляндского полка. Старая Смоленская дорога, проходившая когда-то двумя километрами южнее, ныне совершенно заросла лесом. И только деревня Утица с одноименным курганом напоминает сегодня о боях, кипевших на оконечности левого фланга русской армии в незабвенный день 26 августа 1812 г. Благодарные потомки сложили песню о подвиге полка в Бородинском сражении, которая начинается словами: «Финляндцы, вы стяжали славу…». На одной из граней монумента – краткое, но очень выразительное посвящение всем финляндцам, героям Бородина: «Подвигам доблести – слава, честь, память».
5 (17) февраля 1880 г. в России был осуществлен один из первых терактов с массовыми человеческими жертвами. Народоволец Степан Халтурин взорвал около трех пудов динамита под столовой Зимнего дворца. На карауле в это время стояли солдаты Лейб-гвардии Финляндского полка.
«…Прибежав на главный караул, мы нашли страшную сцену: вся большая караульня, где помещались люди, была взорвана и все провалилось более чем на сажень глубины, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более 50 солдат, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью. Картина раздирающая, и в жизнь мою не забуду я этого ужаса! В карауле стояли несчастные финляндцы, и когда успели привести все в известность, оказалось 10 человек убитых и 47 раненых.… Описать нельзя и слов не найдешь выразить весь ужас этого вечера, и этого гнуснейшего и неслыханного преступления.” (Цесаревич Александр, из дневника, 1880 г., 5 февраля).
После выяснилось, что были убиты 11 и ранены 56 человек. Несмотря на разорванные тела товарищей, собственные раны и увечья, все уцелевшие часовые оставались на своих местах, пока не были сменены своим разводящим ефрейтором, который тоже был ранен при взрыве. Все погибшие были героями недавно закончившейся войны с Турцией за освобождение Болгарии.
8 февраля Александр II и цесаревич присутствовали на похоронах погибших солдат.
26 июля 1914 г. в полку был отслужен напутственный молебен и прошел церемониальный марш. Лейб-гвардии Финляндский полк отправился в сторону Варшавы. Главной задачей, поставленной перед гвардейцам, было нанесение удара по немецким войскам в направлении Варшава-Познань-Берлин. Лейб-Гвардии Финляндский полк сыграл значительную роль в Галицийской битве. Полк вступил в Австро-Венгрию и дошел до реки Вислы, где шли так называемые ивангородские бои. После этого похода командир полка генерал-майор Теплов был награжден Орденом святого Георгия IV степени. Зимой полк сражался в боях на Краковском направлении. Лето 1915 г. было особенно кровопролитным – полк сражался и выстоял в боях на реке Вепрь.
Зимой 1916-1917 гг. Финляндский полк накапливал силы для предстоящего весеннего наступления. В течение лета 1917 г. полк участвовал в так называемом Июньском наступлении и прорыве германских позиций, сражался под Хоростецом. Последний бой Лейб-гвардии Финляндского полка состоялся в октябре 1917 г. После этого полк был расформирован решением новых властей.
Последнее Георгиевское знамя было торжественно вручено полку в день его 100-летия – 12 декабря 1906 г. Знамя сопровождало полк в последние годы мирной жизни и на фронтах Первой мировой войны. Когда решением Временного правительства было приказано отправить знамена всех частей в Петроград для спарывания вензелей Императора, офицеры-финляндцы во главе с командиром полка А.Н. Моллером спрятали знамя. В 1917-1918 гг. знамя Финляндского полка путешествует в спрятанном виде, а 12 декабря 1918 г. возвращается к полку, сражавшемуся в рядах Добровольческой армии. В ноябре 1920 г. знамя полка вывез из Крыма на ледоколе «Илья Муромец» генерал-лейтенант Я.А. Слащев. 21 ноября 1920 г. знамя встает в строй Гвардейского батальона в Галлиполи. В 1924 г. по решению старших офицеров полка оно «перевозится в государство с более крепким положением» – во Францию. В 1932 г. историограф полка, полковник Д.И. Ходнев, напишет: «Финляндцы бережно хранят свою полковую святыню – знамя, сохраняют и пополняют архив полка; издают журнал «Финляндец»; поддерживают тесную связь со всеми однополчанами; имеют и свою «кассу взаимопомощи». В сердце каждого Финляндца живет крепкая уверенность в возрождение горячо любимой Родины, готовность все свои силы отдать на служение ей, многострадальной… Финляндцы, как и встарь, хранят нерушимо свои старые родные традиции и полковой завет: «За Веру, Царя и Отечество». После Второй мировой войны хранивший знамя офицер – капитан Владимир Ушаков – не уведомив своих однополчан, передал знамя в советское посольство. Это был страшный удар по оставшимся в живых офицерам полка. Сейчас знамя Финляндского полка является экспонатом Знаменного фонда Центрального музея Вооруженных Сил.
Финляндские войска Его Величества
История Финляндских частей в армии Российской Империи начинается 19.08.1812 г., когда по указу Александра I были сформированы из жителей Финляндии три двухбатальонных егерских полка по 1200 человек.
В 1819 г. первый и второй полки преобразуются в пехотные, войска дополняются собственным кадетским училищем. В 1830 г. полки (в 1829 г. преобразованные в бригады) расформировываются, но формируется 1-й морской экипаж из 8 рот. В 1845 г. формируется гренадерский батальон, а во время Крымской войны – 2 й морской экипаж и 8 резервных батальонов. В 1867 г. из-за тяжелого экономического положения войска снова сокращают. В 1867-1880 гг. в состав войск входили лишь 1 Морской экипаж, Гвардия и кадетская школа в Хамина. В соответствии с законами Финляндии эти войска могли использоваться только на ее территории. Исключение составлял гвардейский батальон*.
Годы правления Александра III стали годами нового расцвета Финляндской Армии. С 1884 г. в Финляндии вводится новый закон о военной обязанности. Подлежащие призыву делятся на проходящих действительную службу (3 года) и резервистов (обучение 90 дней). На действительную службу попадали не все мужчины. Кому идти на службу, определялось по жребию. Такая же система действовала и в России. В 1887 г. формируются 8 стрелковых батальонов, в 1889 г. – драгунский полк, расквартированный в Лаппеенранта. Один из батальонов был размещен в Выборге.
С 1884 г. в Финляндии вводится новый закон о военной обязанности. Подлежащие призыву делятся на проходящих действительную службу (3 года) и резервистов (обучение в течение 90 дней). На действительную службу попадали не все мужчины. Кому идти на службу, определялось по жребию. Такая же система действовала в России.
С 1887 по 1902 гг. командующим финляндскими войсками был генерал Георг Эдвард Рамзей. В состав его штаба входили начальник штаба, два адъютанта, главный лекарь, инспектор, переводчик. Командующий был подчинен Императору (Верховному), военному министру и генерал-губернатору. Все офицеры и солдаты были гражданами Финляндии. Маннергейм в своих мемуарах отмечал, что служба в финляндских войсках была популярна среди жителей Суоми, а сами войска пользовались любовью населения, воспринимавшего их как свою собственную армию. Интересно, что Маннергейм был отчислен из кадетского корпуса в Хамине за нарушение дисциплины.
В первые годы правления Николая II предпринимаются попытки ограничения автономии Финляндии. В 1901 г. расформировываются батальоны и драгунский полк, упраздняется должность командующего. В 1903 г. упраздняется кадетская школа, а в 1905 г. – Финляндская Гвардия. Финляндия в основном сохранила свою автономию, но доверие к российской монархии было подорвано. Если ранее финны видели гарантии своих свобод в российском монархе, то теперь в среде национальной интеллигенции все более популярной становится идея собственного независимого государства. Ушла в прошлое почти столетняя история Финляндских войск Его Величества.
* Лейб-гвардии 3-й стрелковый Финский батальон (неофициально — гвардия Финляндии, фин. Suomen kaarti) — лейб-гвардейская стрелковая часть Вооруженных сил Российской империи, существовавшая до 1905 года.
7 марта 1818 г. в Парола из батальонов 3-го Финляндского полка с укомплектованием офицерами из двух других Финляндских полков (в другом источнике указано: из лучших офицеров и нижних чинов трех финляндских егерских полков) был сформирован 4-ротный учебный батальон, на следующий год переведенный в столицу Великого княжества Финляндского с переименованием в Гельсингфорсский учебный батальон. 22 февраля 1826 г. переименован в Финский учебный стрелковый батальон (Финский учебный батальон).
16 июня 1829 г. учебному стрелковому батальону были пожалованы права Молодой гвардии с переименованием его в Лейб-гвардии Финский стрелковый батальон.
В 1831 г. стрелковый батальон в составе Гвардейского корпуса участвовал в подавлении Польского мятежа, за что батальон получил Георгиевское знамя.
В 1849 г. был в Венгерском походе, но в боях не участвовал. В 1854-1856 гг. был в составе войск, охранявших Балтийское побережье, отличившись в стычке при Экенесе 7-8 мая 1854 г., отбив высадку английского десанта.
20 августа 1871 г. наименован Лейб-гвардии 3-м стрелковым Финским батальоном и включен в состав Гвардейской стрелковой бригады.
Участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. (в сражениях под Горным Дубняком, под Филипповичем и других). В 1878 г. за отличие во время этой войны батальону были пожалованы права и преимущества Старой гвардии.
После утверждения 29 июня 1901 г. нового устава о воинской повинности новобранцы из числа финляндских уроженцев назначались в войска на общих основаниях, а финские части расформировывались. Лейб-гвардии 3-й стрелковый Финский батальон был последней финской частью в Русской гвардии. Расформирован 21 ноября 1905 г.
Командиры:
1828-1838 — капитан (впоследствии флигель-адъютант полковник) Рамзай Эдуард Андреевич;
1838-1850 — полковник (с 03.04.1849 г. генерал-майор) фон Вендт Александр Иванович;
1850-1856 — полковник барон фон Котен Евстафий Евстафьевич;
1856-1861 — полковник (с 17.04.1860 г. генерал-майор Свиты Е.И.В.) барон фон Виллебрант Эрнст Федорович;
1861-1866 — полковник (с 30.08.1864 г. генерал-майор Свиты Е.И.В.) Эрнрот Густав Густавович;
1866-1874 — флигель-адъютант полковник (с 1869 г.а генерал-майор Свиты Е.И.В.) Эттер Севастьян Павлович;
1874-1877 — полковник барон Рамзай Георгий Эдуардович;
1877-1884 — полковник (с 12.12.1878 г. генерал-майор Свиты Е.И.В.) Прокопе Виктор Борисович;
1884-1888 — полковник барон (с 24.07.1885 г. генерал-майор) Аминов Иоганн-Фридрих-Густав Александрович;
1888-1895 — полковник (с 25.03.1889 г. генерал-майор) Сюннерберг Георгий Федорович;
1895-1897 — полковник (с 14.05.1896 г. генерал-майор) Де-Понт Карстен Карлович;
1897-1899 — полковник барон Лангоф Карл-Фридрих-Август Федорович;
1899-1903 — генерал-майор Гедлунд Виктор Александрович;
1903-1905 — полковник Мексмонтан Николай Фридольфович.
Финляндский кадетский корпус
Финляндский кадетский корпус (швед. Finska kadettkåren, фин. Haminan kadettikoulu) — кадетский корпус Российской империи.
12 марта 1812 г. повелением Александра I был образован Финляндский топографический корпус в составе 11 офицеров, 6 штатных и неограниченного числа сверхштатных кадет, для подготовки колонновожатых. Местом расположения его было назначено местечко Хапаниеми Куопиоской губернии, где с 1780 по 1808 гг. была шведская военная школа (швед. Haapaniemi krigsskola). На чинов корпуса было возложено производство топографических работ; зимой младшие офицеры и кадеты проходили курс математических и военных наук.
В 1816 г. при корпусе было образовано отделение на 60 воспитанников для обучения их в офицеры всех родов оружия. В 1818 г. здания корпуса сгорели. Указом императора от 26 июня 1819 г. Топографический корпус был переведен в Фридрихсгам (Хамина). При этом он был переименован в Финляндский кадетский корпус. Возглавил его полковник Петр Петрович Теслев, старший брат генерала Александра Теслева.
В кадеты принимали детей с 9-10 лет. В 1831 г. корпус приравнен в отношении учебного курса и прочего к другим кадетским корпусам. В 1833 г. число кадет было доведено до 120 человек. В отношении части учебной, дисциплины и общего порядка корпус состоял в ведении Главного управления военно-учебных заведений империи; по части хозяйственной подчиняется правилам, установленным «статным ведомством» Великого княжества Финляндского. Классов было 7: четыре общих и три специальных. На русском языке преподавались история и география России, тактика, артиллерия, фортификация, военная администрация и законоведение; на русском и шведском — топография; на русском и финском — воинские уставы; на шведском или финском — прочие предметы.
В 1884 г. при корпусе был открыт особый курс для приготовления к производству в офицеры запаса вольноопределяющихся финских войск. Директор, все служащие и кадеты должны были пользоваться правами финского гражданства. В числе кадет 40 казеннокоштных, 20 стипендиатов на счет Финляндии суммы Его Императорского Величества и 60 своекоштных (годовая плата в общих классах 600 марок, в специальных — 250). Окончившие курс пользовались правом поступления в Александровский университет в Хельсинки без экзамена. Они производились в офицеры на основаниях, установленных для военных училищ: лучшие — в гвардию (независимо от вакансий), прочие — в армию.
В 1898 г. по проекту архитектора Якоба Аренберга было построено трехэтажное главное здание.
Корпус был упразднен в 1903 г. в ходе роспуска отдельной армии Великого княжества Финляндского.
В настоящее время в главном корпусе бывшего Финляндского кадетского корпуса в Хамина расположена Школа офицеров запаса (Reserviupseerikoulu).
РУССКИЙ ГАРНИЗОН ГОРОДА АБО (ТУРКУ)
В последней русско-шведской войне город Або (Турку) был занят войсками генерал-майора Д.Д. Шепелева10 (22) марта 1808 г. В город вступил Либавский мушкетерский полк, а также частично эскадроны Гродненских гусар и казаков общим числом 1624 чел. При этом, как указывал участник этой войны Д. Давыдов, отряд Шепелева, продвигаясь к Або, не имел даже представления, с какими силами противника ему придется столкнуться. Более того, подойдя к городу, русские к своему удивлению обнаружили, что их встречает делегация горожан во главе с поручиком Гродненского гусарского полка Масковским. Так, по свидетельству Д. Давыдова, абсолютно без боя был занят город, считавшийся столицей Финляндии. Малочисленный шведский воинский контингент, находившийся в Або, преследуемый казаками, поспешил укрыться на Аландских островах.
Тем не менее, в начале июня 1808 г. гарнизону Або, состоявшему из батальонов Либавского и Невского полков, а также эскадрона Гродненских гусар пришлось отражать шведские десанты. Отсюда же 1 марта 1809 г. корпус Багратиона начал свой ледовый поход через Аланды на шведский берег, который был достигнут через неделю авангардом Я. Кульнева.
Император Александр I, посещая 19-22 марта 1809 г. Або, после окончания работы Боргского сейма, осмотрел войска корпуса П. Багратиона, недавно возвратившиеся со шведского берега и Аландских островов, наградил отличившихся, посетил госпиталь, верфь, адмиралтейство, университет и гофгерихт и отправился в обратный путь через Тавастгус (Хямеенлинна). Поскольку война еще продолжалась, то военная власть в Финляндии была в руках главнокомандующего русской армией генерала Б.Ф. Кнорринга. Его ставка также размещалась в Або. Что же касается гражданской власти, то она в крае принадлежала генерал-губернатору Г.М. Спренгтпортену и располагалась с 1 декабря 1808 г. вместе с особым Комитетом Главного Управления Финляндии в Тавастгусе. Во время краткого пребывания в Тавастгусе император вскользь заметил, что «удобнее было иметь генерал-губернаторское управление не в Тавастгусе, а в Або», что сподвигло Г.М. Спренгтпортена к незамедлительным действиям. Он потребовал от губернатора Або освободить для него здание, где размещалась ставка главнокомандующего. Возник естественный конфликт, который был разрешен императором. Причем не в пользу Спренгтпортена, что послужило еще и одной из причин отстранения его далее от должности. С момента назначения 17 июня 1809 г. генерал-губернатором Финляндии М.Б. Барклая де Толли и военная и гражданская власть были соединены в одном лице.
Стремление Российской империи сделать Великое княжество Финляндское более независимым от Швеции предполагало изменение столичного статуса Або, в связи с этим перенос столицы был предрешен. Гельсингфорс располагался дальше от Швеции и ближе к Петербургу, его защищала мощная крепость Свеаборг. В 1812 г. указом Александра I в Гельсингфорсе началось интенсивное строительство, а в 1819 г. туда уже был переведен финляндский сенат. После этого Або стал уже столицей Або-Бьернеборгской губернии, хотя еще некоторое время по числу жителей превосходил Гельсингфорс.
С 1809 по 1812 гг. полки и батальоны, составлявшие гарнизон Або, постоянно менялись. В период войны со Швецией в городе размещался Либавский пехотный полк, позднее, с 1812 г. Подольский пехотный полк, сформированный 17 января 1811 г. из девяти рот Роченсальмского гарнизонного полка и трех рот Тверского гарнизонного батальона. В целом формирование полка осуществлялось в Роченсальми, а затем уже он был переброшен в Або, откуда осенью 1812 г. отправился на войну с Наполеоном в корпус П.Х. Витгенштейна, оставив в качестве гарнизона лишь запасной батальон. В 1815 г. полк вернулся, но через два года окончательно покинул Финляндию, присоединившись к Литовскому корпусу. Вместо него в Або в период с 1817 по 1833 гг. был расквартирован 46-й Егерский полк.
История появления 46-го Егерского полка относится к 4 ноября 1813 г., когда вышел Высочайший указ «О переименовании новоформируемых пехотных полков в 23-й дивизии Красинского и в 28-й дивизии Ростовского, Измаильского и Бендерского, Егерскими 54, 55, 56, 57», где сказано, что заготовление амуниции «для оных делать по новому сему назначению». Таким образом, еще не окончательно сформированный Бендерский пехотный полк стал 57-м Егерским полком. 30 августа 1815 г. 57-й Егерский полк был переименован в 46-й Егерский полк и переведен в Финляндию, в Або, где и находился в составе трех батальонов. Каждый батальон состоял из одной гренадерской (с 30.08.1815 г. карабинерной) роты и трех егерский рот. Всего изначально здесь начало служить 3358 чел. Безусловно, весь полк не был расквартирован в Або. Здесь находился лишь штаб полка и 2-й батальон. Прочие же батальоны размещались по территории Або-Бьернеборгской, Тавастгусской и Вазовской губерний, вплоть до Аландских островов.
Однако печальной особенностью 46-го Егерского полка является значительное количество суицидов. Причем, как правило, самоубийц не отпевали, в соответствующей графе имелась запись «никем» или прочерк. Также неясным является и место захоронения. Кроме этого, следует отметить, что был еще зафиксирован один случай смерти «от наказания шпицрутенами». Необычным является и то, что в метрических книгах 46-го Егерского полка в разделе «об умерших» записывали жен и детей чинов полка лютеранского вероисповедания. Показательно, что подобные записи в книгах церквей Гельсингфорса и Свеаборга не встречается.
Кроме 46-го Егерского полка в городе располагалась 2-я легкая батарея 23-й Артиллерийской бригады. Первоначально артиллерийская бригада состояла из двух батарейных рот, двух легких рот, одной конной роты и одной понтонной.
Как и во всех губернских городах в Або размещалась также жандармская команда. Штатом 1817 г. ее численность составляла 31 человек. Следующим штатом 1836 г. добавлялось еще 3 нестроевых чина. Характерным при этом было то, что у столь незначительной по численности жандармской команды практически все чины команды состояли в браке с финляндками, включая даже ее начальника поручика Н.П. Каблукова.
До середины 1830-х гг. церковь 46-го Егерского полка окормляла военных чинов и из других гарнизонов – Аландского и Гангутского артиллерийских, Аландского внутреннего, Бьернеборга, Тавастгуса, включая Кроненбургскую крепость. Отсюда и большое разнообразие воинских частей, чьи чины пользовались при необходимости церковью 46-го Егерского полка.
Полковая церковь вплоть до расформирования полка в 1833 г. не имела постоянного месторасположения и была, по сути, походной. Ее приходилось переносить из помещения в помещение. Одно время она располагалась в «прежней академической библиотеке», так как часть книг оттуда была вывезена в Гельсингфорс, что спасло их при опустошительном пожаре 4-5 сентября 1827 г., когда в огне погибло более 2.5 тыс. строений, в том числе аудитории, библиотека, коллекции и архив единственного университета Финляндии того периода – Императорской Академии Або. Общий ущерб составил сумму в 2.5 млн. руб. серебром. По этой же причине отсутствуют и метрические книги церкви 46-го Егерского полка. В целом, Або постепенно превращался в тыловую базу армии. Здесь размещались значительные провиантские склады и небольшой гарнизон.
В 1833 г. начинается расформирование 46-го Егерского полка в свете «Положения о переформировании армейской пехоты». 23-я пехотная дивизия получает №19. Все три карабинерные роты бывшего 46-го Егерского полка направлены в Гренадерский корпус. 1-я, 2-я и 3-я егерские роты в 3-й батальон Вильманстрандского егерского полка. 4-я, 5-я и 6-я егерские роты в 3-й батальон Нейшлотского егерского полка. 7-я, 8-я и 9-я егерские роты распределены между резервными (т.е. 4-ми) батальонами Вильманстрандского и Нейшлотского полков. Таким образом, бывшие роты 46-го Егерского полка переходят в расположение батальонов новых полков. В Або размещены 7-я, 8-я и 9-я роты Петровского пехотного полка.
Спустя полтора года принимается Положение о преобразовании полков 19-й пехотной дивизии в линейные батальоны и расформировании 19-й артиллерийской бригады. Вновь образованная дивизия получает №21. В Або расквартировывается Финляндский линейный №9 батальон, образованный из рот Выборгского пехотного полка, разбросанных по Вазовской губернии. Всего по батальону было 1084 чел. Причем отличие №9 батальона от прочих линейных батальонов в наличии обоза.
2-я легкая артиллерийская батарея распределяется между гарнизонной ротой №1 Выборга (4 орудия) и артиллерийской ротой №1, относящейся к 5-й гарнизонной артиллерийской бригаде, расположенной на Аландских островах (также 4 орудия). С каждым орудием направляется по новому назначению один зарядный ящик и нужное по положению число людей и лошадей. Все лишние орудия и амуниция передаются в арсенал Санкт-Петербурга, люди распределяются по другим частям, включая флот. Кроме всех прочих, в гарнизоне Або находились еще и казаки. В целом в 1845 г. в Або, включая гарнизон, проживало 760 чел. православного населения.
Однако с началом Крымской войны количество войск в Финляндии резко увеличивается. Расквартированный в Або Финляндский линейный №9 батальон переформируется в батальоны № 15 и № 16. Здесь же размещается Финский Гренадерский батальон. Опасаясь вступления Швеции в войну против России, 11 июня 1854 г. Николай I издал манифест, в котором устанавливалось, что часть поселенного финского войска должна быть вновь сформирована, «соображаясь с местными коренными законами и действующими постановлениями». В течение 1854 г. формируется шесть поселенных батальонов, в 1855 г. еще три батальона. В каждом батальоне насчитывалось по 673 чел. Всего в поселенных войсках было, таким образом, 6 057 военнослужащих. Кроме того, 4 654 чел. находились в гвардейском и гренадерском батальонах, а также в финских флотских экипажах.
Вооружение финским частям предоставляло военное министерство, для чего было истрачено 56 тыс. руб. Снаряжение солдат осуществлялось за счет финской казны. Поселенные батальоны собирались на ежегодные шестинедельные военные сборы (потом их длительность сократили до четырех недель). Однако этого было недостаточно, и сами командиры отправляли нижних чинов на 3-4 месяца в строевые русские части для приобретения навыков службы. Таким образом в Або собирается т.н. Абовский отряд, состоящий из 5 батальонов, 2-х стрелковых и одной саперной рот, шести казачьих сотен при десяти орудиях. На 1855 г. в Або три линейных батальона, один финский поселенный, три сотни казаков и шесть орудий.
Единственное за всю войну боевое столкновение с противником случилось 10 августа 1854 г. Отряд британских кораблей в составе двух пароходо-фрегатов, одного шлюпа, одного парохода и одной шхуны совершил нападение на Або с целью разрушить город. Встреченный огнем двух пароходов-фрегатов и десяти гребных канонерских лодок под командованием капитана 1-го ранга Акулова, противник после полуторачасовой перестрелки на дистанции в 12-20 кабельтовых, отказавшись от намерения проникнуть на Абоский рейд, удалился. Боевые потери всей кампании минимальны, однако небоевые санитарные потери были просто огромны.
По окончанию Крымской войны следует сокращение линейных батальонов. Из Финляндских линейных №15 и №16 батальонов, сформированных в 1854 г. из Финляндского линейного №9 батальона, сформирован батальон №7, размещающийся по-прежнему в Або. Число рядовых определено в 6 сотен. Финский Гренадерский стрелковый батальон разделяется на команды «к обучению девяти Финских поселенных стрелковых батальонов, с переименованием в Учебный Финский стрелковый батальон».
С окончанием боевых действий надобность в поселенных войсках отпала, и началось постепенное сокращение штатов до 369 чел. в каждом. В 1858 г. все девять поселенных батальонов в Финляндии были упразднены, и к началу русско-турецкой войны в действующей армии оставался только один Лейб-гвардии Финский стрелковый батальон, переименованный 20 августа 1871 года в 3-й Лейб-гвардии стрелковый Финский батальон с включением в состав Гвардейской стрелковой бригады. Следующее упоминание об Абоском поселенном батальоне относится к 1881 г., когда были вновь созданы 8 стрелковых финских батальонов.
В июне 1863 г. было решено переформировать оставшиеся линейные батальоны в 4 пехотных полка двух батальонного состава. Полки определялось содержать по штатам армейской пехоты, оклады жалования такие же, как у крепостных полков и прежних линейных батальонов. В штате Выборгского пехотного полка, остающегося квартировать в Або, был оставлен музыкальный хор штаба 22-й пехотной дивизии, состоявший ранее при Финляндском линейном №7 батальоне, однако, штаб дивизии переместился в Гельсингфорс вместе с оркестром.
Во второй половине 1864 г. начинаются серьезные организационные реформы всего военного министерства – вводятся военные округа и происходит перераспределение войск. Образовывается Финляндский военный округ, в который входит полностью Великое Княжество Финляндское.
Все излишние нижние чины пехотных полков, имеющих выслугу от 9 до 14 лет, увольняются во временные отпуска до 1 года, преимущество предоставляется семейным солдатам. Всем, кто на 1 января 1865 г. имеет выслугу 15 лет и более, предоставляется право на бессрочный отпуск. Это распространяется на все нижние чины, включая Корпус Внутренней стражи, а также на все команды, как военного, так и гражданских ведомств, комплектующиеся от военного ведомства. В сентябре 1864 г. следуют уточнения правил предоставления бессрочных отпусков и отставки: поступившим на службу до 8 сентября 1859 г. бессрочный отпуск представляется за 15 лет беспорочной службы, поступившим после 8 сентября 1859 г. – за 12 лет; при отставке – 20 и 15 лет соответственно. Выслуга определялась в календарных годах с 1 января по 1 января следующего года, но отставка или бессрочный отпуск предоставлялись с 1 августа текущего года, который считался за полный календарный год.
В следующем 1865 г. большинство дивизий, в том числе и 23-я пехотная дивизия, расквартированная в Финляндии, приведены из усиленного мирного состава в обыкновенный мирный состав, разрешено уволить в отпуск всех нижних чинов сверх комплекта, прослуживших 11 лет, в некоторых частях 10 лет на усмотрение командиров.
В августе 1864 г. упразднен Корпус Внутренней стражи, вместо него формируются т.н. «местные войска» с собственным управлением. Начальник местных войск находится в правах начальника дивизии, подчиненного командующему войсками округа и военному министру. Ему подчиняются все резервные войска, крепостные полки, батальоны и команды, составляющие постоянный гарнизон и имеющие при этом назначение усиливать прислугу крепостной артиллерии. Бывшие команды внутренней стражи переименовываются в «местные» с присоединением названия того города или пункта, где расположены. При этом расформирована Абосская команда с оставлением 3 унтер-офицеров и 12 рядовых в распоряжение плац-майора Або, остальные нижние чины распределены в оставшиеся шесть местных команд. Служебные обязанности Абосской команды возложены на казаков 16-го донского полка, квартирующего в Або. Ранее были упразднены еще пять команд Внутренней стражи – Сердобольская, Нейшлотская, Коувольская, Вазаская и Вильманстрандская. Таким образом, в Финляндии осталось шесть местных команд, находящихся в подчинении начальника местных войск через командиров ближайших крепостных полков.
Несколько слов посвятим чинам Морского ведомства. Фактически Абосский военный порт прекратил свое существование в 1831 г. Из Флотских экипажей в Або чаще всего бывал №18. Следует отметить, что этот период за 18-м Флотским экипажем были закреплены линейный корабль «Кацбах» и фрегат «Проворный». В конце 1826 г. принимается Высочайшее положение о шести Ластовых экипажах 8-ми ротного состава, из числа которых одна рота 6-го Ластового экипажа назначается «для треб» порта Або в составе 123 чел. Чаще встречается упоминание 1-й и 2-й Финского флотских экипажей, значившихся с 1853 г. под №27 и №28 соответственно. За экипажами были закреплены пароходы-фрегаты «Олаф» и «Рюрик».
Император Николай II и Финляндский вопрос
Император Александр III считал необходимым упразднить финляндскую монету, почту и таможню, соединив их с «общеимперской системой», но сделать этого не успел. Таким образом, финляндский вопрос стал очередной нерешённой проблемой, «переданной» Императору Николаю II по «наследству».
29 мая 1898 г. Николай II имел продолжительную беседу по поводу положения в Великом Княжестве Финляндском с генералом от инфантерии Н.И. Бобриковым. В конце беседы, Государь объявил генералу, что назначает его финляндским генерал-губернатором. 18 августа Бобриков обрисовал Царю ситуацию в Финляндии: полное отсутствие русских в сенате, статс-секретариате, управлении генерал-губернатора, в университете и кадетском корпусе. Бобриков изложил Николаю II свою программу действий: объединить финляндскую армию с Российской; упразднить статс-секретариат Великого Княжества; кодифицировать финляндские законы; перевести на русский язык деятельность сената, учебных заведений и администрации; предоставить российским подданным возможность служить в учреждениях Великого Княжества без ограничений; упразднить особые таможенное и финансовое ведомства; учредить официальную правительственную русскую газету.
Государь полностью одобрил программу Н.И. Бобрикова, которому писал: «Получили мы с Вами наследство в виде уродливого криво сросшегося дома, и вот выпала на нас тяжёлая работа — перестроить это здание или, скорее всего, флигель его, для чего, очевидно, нужно решить вопрос: не рухнет ли он при перестройке? Мне думается, что нет, не рухнет, лишь бы были применены правильные способы по замене некоторых устаревших частей новыми и по укреплению всех основ надёжным образом».
30 сентября в Гельсингфорсе Н.И. Бобриков заявил представителям генерал-губернаторства и сената: «Россия едина и нераздельна, как един и неразделен её Императорский Престол, под сенью которого Великое Княжество достигло своего современного благосостояния». 3 февраля 1899 г. последовал Высочайший манифест, в котором констатировалось: «Оставляя в силе существующие правила об издании местных узаконений, исключительно для нужд Финляндского края относящихся, Мы почли необходимым предоставить Нашему усмотрению ближайшее указание предметом общеимперского законодательства». Вместе с манифестом были утверждены Основные положения, по которым законодательная власть по вопросам общегосударственного значения была передана от финского сейма Государю Императору.
6 февраля 1899 г. манифест был опубликован финляндским сенатом, однако, сенаторы решили послать Царю прошение, чтобы он заявил, что он не имел в виду ущемления конституционных прав Финляндии и дал возможность сейму рассмотреть новый законопроект. С этой просьбой к Николаю II была отправлена делегация в 500 человек. Государь отказался ее принимать и приказал статс-секретарю по делам Финляндии генерал-лейтенанту В.Д. Прокопе объяснить членам депутации, что они должны подать свое прошение в установленном законом порядке. В ответ на это в Финляндии был организован сбор подписей на Высочайшее имя с прошением отменить манифест. Сбор подписей проходил под усиленной агитацией шведско-финской интеллигенции. Император Николай II в письме к В.Б. Прокопе заметил: «Я вижу в этом недобрые поползновения со стороны высших кругов Финляндии посеять недоверие между добрым народом Моим и Мною».
Жизнь в Финляндии стала быстро меняться. Н.И. Бобриков докладывал Государю: «С 1901 г. стали упраздняться финские войска, уступившие место русским, стали вводиться в администрацию русские люди; число военных чинов утроилось». С 1901 г. жители Великого Княжества должны были нести военную службу наряду с русскими.
Н.И. Бобриков связывал укрепление русского влияния в Великом Княжестве с ростом роли Православной Церкви. В докладе Николаю II генерал-губернатор отмечал: «Рост успеха Православия, способствуя поддержанию достоинства Империи в глазах народной финской массы, равносилен подъему значения русского имени и русской государственности в крае». При Бобрикове в Финляндии было построено или отремонтировано более десяти православных храмов.
Государь весьма высоко оценивал деятельность Н.И. Бобрикова. «Я постоянно благодарю Бога, — писал он генерал-губернатору, — направившего мой взор на Вас. Действительно, в Вас я получил неоценимого помощника, крайне знающего, усердного, настойчивого, хладнокровного во всех своих действиях. Не имей я Вас в Финляндии, едва ли я справился бы с нынешними сложными делами — говорю я Вам прямо, потому что таково мое глубокое убеждение».
Защищать Бобрикова приходилось не только от финляндских радикалов, но и от влияния при русском Дворе. «Шведской» партии, к которой несомненно относилась и Аврора Карловна Карамзина, удалось убедить Вдовствующую Императрицу Марию Феодоровну в пагубности проводимой Н.И. Бобриковым политики. Генерал А.Н. Куропаткин свидетельствовал 26 декабря 1902 г.: «Сегодня был в Гатчине. Государыня Императрица Мария Феодоровна более 40 минут вела со мной разговор о финляндских делах. Горячилась и волновалась. Раза два выступали на глазах слезы».
Ярким представителем «шведской» партии был князь Г.Д. Шервашидзе, состоявший при Марии Феодоровне обер-гофмейстером. Как вспоминал генерал А.Н. Куропаткин: «Князь Шервашидзе, состоявший при Государыне, горячо нападал на существующие порядки в России, <…> особенно нападал на утеснения в Финляндии». Г.Д. Шервашидзе был в тесных контактах с С.Ю. Витте. Под их влиянием Императрица-мать в письмах к сыну называла Бобрикова «лжецом», призывала отправить его в отставку и умоляла не обижать «несчастных финляндцев». Государь ответил Матушке твердо и даже жестко: «Я несу страшную ответственность перед Богом и готов дать Ему отчет ежеминутно, но пока я жив, я буду поступать убежденно, как велит моя совесть. Я не говорю, что я прав, ибо всякий человек ошибается, но мой разум говорит мне, что я должен так вести дело. Не правда ли, дорогая Мамà, было бы несравненно легче сказать Бобрикову, — оставьте их делать, что хотят, пусть все идет по-старому! Сразу восстановилось бы спокойствие, и моя популярность возросла бы выше, чем она теперь. Очень заманчивый призрак, но не для меня!».
После этого инцидента Государь перестал относиться к советам матери с прежним доверием. С.Ю. Витте утверждал в своих воспоминаниях, что Вдовствующая Императрица «уговаривала Государя не травить финляндцев. Ее отец, старик, король Датский, дед Государя, писал ему тоже самое. В результате Государь перестал при путешествиях заграницу заезжать к своему деду в Данию. Императрица же Мария Феодоровна постепенно начала терять всякое влияние на своего сына».
В 1903 г. Государь предоставил Н.И. Бобрикову особые полномочия. Между тем финляндские радикалы объявили войну русскому правительству. Н.И. Бобриков писал генералу А.Н. Куропаткину: «Мне беспрестанно пишут угрозы, и я к ним немного попривык. Буду твердо охранять вверенный мне пост, и как часовой, не сойду с него, во что бы то ни стало. Служа здесь Царю и Родине, готов с радостью сложить голову, не сдавая ни на йоту русских интересов». Утром 3 июня 1904 г. в здании сената в Гельсингфорсе финляндский чиновник Е. Шауман тремя выстрелами из револьвера тяжело ранил генерал-губернатора Н.И. Бобрикова, после чего тут же на месте покончил с собой. Вечером того же дня Николай II получил «скверную весть о том, что в Бобрикова стреляли в здании сената и что он тяжело ранен», а утром следующего дня «с прискорбием узнал, что Бобриков тихо скончался в час ночи! Огромная трудно заменимая потеря!». 8 июня в Сергиевской пустыни под Петербургом состоялись похороны Н.И. Бобрикова, на которых присутствовал Государь и Великий Князь Михаил Александрович.
Убийство Н.И. Бобрикова вызвало у Витте нескрываемую радость, заявив английскому послу Ч. Гардингу, что испытывает в связи со злодеянием чувство облегчения. Убийство Н.И. Бобрикова произошло на фоне идущей полным ходом революционнизации Финляндии. В 1905 г. территория Великого Княжества стала одним из основных плацдармов революционных сил, убежищем для многих революционеров. Таким образом, Государю, несмотря на предпринятые им усилия, не удалось решить финляндскую проблему. В ходе начавшейся революции 1905 г. она встала в полный рост.
В марте 1915 г. император Николай II посетил Хельсинки с целью проверки ситуации в гарнизоне и крепости, а также для поднятия духа солдат. Это был его единственный визит в столицу княжества, и он носил рутинный характер. Финны встретили царя без особого восторга. Шла война и одновременно в стране проводилась политика ожесточенной русификации. В связи с этим программа визита ограничивалась в основном встречами только с русскими во избежание непредвиденных реакций.
С 1906 по 1914 гг. Царь Николай II со своей семьей и свитой проводил много времени на финских шхерах в Виролахти — живописных скалистых островах близ изрезанных берегов моря. Здесь он получал кратковременную передышку от нарастающих, непредсказуемых событий в Российской Империи – забастовок, восстаний, смут и волнений и мог безопасно жить жизнью обыкновенного человека, быть ежедневно вместе с семьей, с любимым им сыном, дочерями.
Из Виролахти осуществлялось управление Российской Империей. Для этой цели на «Штандарте» находилась походная Императорская канцелярия. Близкое расположение С-Петербурга позволяло курьерам на быстроходных торпедных лодках ежедневно доставлять бумаги государственной важности, которые читались и подписывались Государем. Кроме того на территории поставщика Царской Семьи Отто Мантре было построено личное Императорское почтовое и телеграфное отделение.
В Виролахти проходили встречи с Министрами и первыми лицами иностранных государств, инспектировались корабли и совершались поездки к местам военных учений.
Царский парк был построен на арендованной у муниципалитета территории. Кроме теннисного корта, в нем были дорожки для игры в мини-гольф. Государь Николай II играл в мини-гольф, им увлекались члены Царской семьи и свита. Со временем, именно игра в мини-гольф в Царском парке положила начало развитию гольфа в Финляндии.
Письмо А.К. Карамзиной Императрице Марии Федоровне с аргументированной повторной просьбой о сохранении самоуправления в Финляндии
ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ:
- Приймак Н.И. Гельсингфорс — Санкт-Петербург: страницы истории (вторая половина XIX — начала XX вв.): сборник статей / под ред. Т. Вихавайнена, с. Г. Кащенко — СПб.: Нестор-история, 2012. — 200 с.
- Марьятта Рахикайнен. Хельсинки (Гельсингфорс) в зеркале имперского Санкт-Петербурга. DOI 10.23859/2587-8344-2017-1-1-4. УДК 94(47). Журнал региональной истории 2017 г.
- Загора М.Г. Генерал-губернатор Великого Княжества Финляндского Николай Адлерберг как Представитель российской элиты в Гельсингфорсе (1866–1881).
- Богданова Т.В. Последний гражданский губернатор старой Финляндии (служебная деятельность Ивана Ивановича Винтера по документам Российского государственного исторического архива).
- Раздорский А.И., Минаков А.С. Об изучении и публикации отчетов губернаторов Великого Княжества Финляндского (к постановке задачи). УДК 016: 94(47+57).
- Юрки Пааскоски. Российская империя и становление Великого княжества Финляндского в 1808 – 1820 годы. https://www.suomesta.ru/2018/07/02/rossijskaya-imperiya-i-stanovlenie-velikogo-knyazhestva-finlyandskogo-v-1808-1820-gody/.
- Александр II – любимый русский царь финнов. https://e-finland.ru/info/history/aleksandr-ii-lubimyyi-russkiyi-tscar-finnov.html.
- Адрей Пюккенен. Финляндские войска Его Величества. https://terijoki.spb.ru/history/templ.php?page=fintroops&lang=ru.
- Император Николай II и Финляндский вопрос. https://epoha-nikolaya-2.ru/imperator-nikolaj-ii-i-finljandskij-vopr/.
- «Проклятый Бобриков». За что финны возненавидели … https://aif.ru/society/history/proklyatyy_bobrikov.
- Клинге М. Имперская Финляндия. СПб., 2005.
- Полвинен Т. Держава и окраина. Н. И. Бобриков — генерал-губернатор Финляндии. 1898—1904. СПб., 1997.
- Загора М.Г. Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, исторический факультет. На службе империи: начальник финляндского жандармского управления Август Тобизен (1810-1885). DOI: 10.25629/HC.2020.09.01. Москва, Россия.
- Шкваров А.Г. Университет Хельсинки, Финляндия. Русский гарнизон города Або (Турку) в XIX веке.
- Шкваров А. Г. Части финляндского корпуса и финские национальные войска в 1812 году.
- Плохова К.С. «Тринадцать дней, или Финляндия»: русский аристократ П.Г. Гагарин о Финляндии (1809).
Это очень просто мои дорогие: потому что политика гораздо сложнее, чем физика.