80 лет со дня полного снятия блокады Ленинграда
День полного освобождения Ленинграда от блокады отмечается в России 27 января. В 2024 году исполняется 80 лет успеху операции «Январский гром», когда враг был отброшен от Ленинграда на расстояние до 100 км.
Блокада Ленинграда продолжалась почти 900 дней, унесла сотни тысяч жизней советских людей, став одной из самых трагических страниц в летописи Великой Отечественной войны.
Школы Ленинграда в годы блокады
Приближающаяся линия фронта создавала угрозу для населения города. 27 июня 1941 г. по решению бюро обкома и горкома партии была организованна комиссия для руководства эвакуацией населения из Ленинграда. Самым незащищённым слоем населения были дети. По данным исследователей, к 22 июня 1941 года в Ленинграде количество детей школьного возраста составило 361 291 учащихся. И было принято решение вывезти именно их в числе первых. Предполагалось эвакуировать около 400 тыс. детей.
Эвакуация проходила в несколько этапов. Первый — с 27 июня по 29 августа 1941 г. За это время удалось вывезти 219 691 ребенок (впоследствии 175 тыс. возвращено обратно). Второй этап продолжался с осени 1941 г. и почти весть 1942 г. В период с 22 января 1942 г. по 15 апреля удалось вывезти еще 103270 детей.
С началом войны 22 июня 1941 г. положение в Ленинграде стремительно менялось. С 8 сентября 1941 г. город оказался в блокаде. А с середины осени начинается чувствоваться продовольственный дефицит и голод. На город обрушились бесконечные бомбежки и артобстрелы. Все это не могло не сказаться на условиях и системе обучения в школах.
Но первого сентября 1941 г. учебный год так и не начался. Это связано в первую очередь с организационными моментами. Некоторые здания школ были отданы под нужды госпиталям, а многие школьники и учителя находились на оборонных работах. Но 25 октября 1941 г. Бюро Ленинградского Горкома партии приняло решение организовать с 25 октября 1941 г. занятия для учащихся 1–10 классов.
Первыми за парты сели ребята младших классов, а 3 ноября 1941 г. стали учиться и старшеклассники. Общее количество учеников составило треть от довоенного времени. Это объясняется тем, что часть детей была эвакуирована, а часть старшеклассников заменила взрослых на фабриках и заводах.
И в связи с тяжелым положением в городе, обучение в школе подверглось некоторым изменениям. В первую очередь это коснулось условий, в которых теперь приходилось учиться детям. Уроки проходили как в классах, там и бомбоубежищах, которыми обязаны были оснащены все школы города. В классах было темно, голодно. Практически с самого начала учебного года стал чувствоваться недостаток школьных принадлежностей.
Изменения были и в программе. Она была сокращена, оставлены лишь основные предметы. Уроки были теперь по 20-25 мин, по два-три урока в день, несколько раз в неделю. Были пересмотрены и сроки окончания учебного года.
На зиму 1941/42 г. приходиться пик смертности населения от голода и холода. В таких условиях, в связи с низкой посещаемостью, стали закрываться школы города. Лишь только 39 из 103 продолжили свою работу.
Власти города предпринимали меры по оказанию помощи детям. С января 1942 г. при школах были открыты 30 столовых, в которых питалось 30 тыс. школьников.
А с 3 мая 1942 г. возобновили свою работу остальные школы. В конце мая для школьников были проведены экзамены, и состоялся выпускной бал.
Так прошел самый сложный для всех ленинградцев первый блокадный год. Обучение в школе в остальные блокадные годы прошли стабильно. В городе было налажено стабильное снабжение продовольствием. Улучшились и бытовые условия. За время летних каникул часть зданий удалось отремонтировать, вставить окна. Было заготовлено топливо на весь сезон. Изыскивались средства для обеспечения всех школьников необходимыми принадлежностями.
В 1942 г. вышло два постановление СНК СССР «О вовлечении в школы всех детей школьного возраста и использовании школьных зданий по назначению» и «О приеме детей семилетнего возраста в школы». Такими были основные меры по реформированию школьного образования.
18 сентября 1943 г. было прорвано кольцо блокады. И с этого времени начинается постепенно увеличиваться число детей, посещающих школу.
Для третьего учебного года характерен ряд моментов. После прорыва блокады стали возвращаться в Ленинград жители. Количество школьников увеличилось. И вследствие этого стала разрастаться сеть школ: открывались новые или восстанавливались разрушенные. А главным изменениям в системе образования стало введение в 1943/44 учебном году раздельного обучения мальчиков и девочек. Такое постановление действовало на территории всего СССР.
С 23 июня 1941 г. в городе была объявлена мобилизация. В ряды армии вступали сотни тысяч человек. У кого не было повесток, те вступали в добровольческие формирования, получившие название ЛАНО (ленинградская армия народного ополчения). В ее рядах можно было встретить представителей всех слоев населения. Среди них и представители интеллигенции, в том числе многие учителя решили отдать долг Родине.
Оставшемуся в городе населению предстояло внести свой не менее значимый вклад в оборону. Ленгорисполком 27 июня 1941 г. принял Постановление «О привлечении граждан к трудовой повинности в Ленинграде, Пушкине, Колпино, Петергофе и Кронштадте». Сотни тысяч человек отправились на оборонительные работы. На протяжении всего лета трудились на строительстве оборонительных заграждений, рыли траншеи и рвы, подготавливали бомбоубежища. Более 60 тыс. школьников Ленинграда трудилось летом 1941 г. За время летних строительных работ населению Ленинграда удалось выполнить колоссальный объем работы. Километры выкопанных и рвов и траншей, тысячи укрепленных боевых позиций и бомбоубежищ и это не полный список.
В самом городе учителя и школьники также вносили вклад в оборону города. Дежурили в отрядах МПВО, пожарных группах, помогали и правоохранительным органам, были связными и посыльными, курировали больницы и госпитали, помогали ослабевшим горожанам. Вместе они весной 1942 г. очищали Ленинград от гор нечистот, спасая население от угрожавшей эпидемии.
Источник: Соколова Е.П. Автореферат бакалаврской дипломной работы «Ленинградские школы и вузы в блокадный период», г. Саратов, 2016 г.
Профессиональное образование в годы блокады
2 октября 1940 г. была создана единая централизованная система профтехобразования. Был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР №37 «О Государственных трудовых резервах СССР» и принято Постановление Совнаркома Союза СССР «О призыве городской и колхозной молодежи в ремесленные училища, железнодорожные училища и школы фабрично-заводского обучения».
К концу июня 1941 г., когда сотни тысяч рабочих были мобилизованы на фронт, и промышленность испытывала потребность в квалифицированных кадрах, именно подростки 15-17 лет первого ускоренного выпуска училищ и школ трудовых резервов заменили их на рабочих местах.
В ремесленных, железнодорожных училищах и школах ФЗО города были приостановлены теоретические занятия, и весь учебный процесс заключался только в производственном обучении. Деятельность учебных заведений была переключена на выполнение заказов для нужд фронта.
С начала блокады Ленинграда обучающиеся ремесленных училищ (далее – РУ), железнодорожных училищ (далее – ЖУ) и школ фабрично-заводского обучения (далее – ФЗО), также занимались восстановлением поврежденных в результате воздушных налетов помещений, оборудования, сетей электричества и водоснабжения. Подростки принимали участие в строительстве дзотов, бомбоубежищ и других подобных объектов, что также позволило приобрести производственные навыки по своим специальностям.
Согласно справке о деятельности ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО Ленинградского городского управления трудовых резервов Министерства трудовых резервов (1940-1945 гг.) на 01.01.1941 в Ленинграде действовало 82 ремесленных училища, 3 железнодорожных училища и 21 школа ФЗО. В связи с эвакуацией и ликвидацией ряда учреждений на 01.01.1942 в городе оставалось 73 ремесленных училища, 3 железнодорожных училища и 13 школ ФЗО.
Ремесленные училища сумели организовать производственное обучение своих воспитанников на важнейших предприятиях Ленинграда: завод «Судомех», завод им. Ленина, завод им. Сталина, завод им. К. Маркса. Некоторые училища и школы под руководством Управления трудовых резервов организовали дело бытового самообслуживания, таким образом, где сочетались учебно-производственная деятельность, так и работа бытового порядка.
Планомерное обучение в период блокады Ленинграда в учреждениях системы ленинградских трудовых резервов началось с июня-июля 1942 года. Причиной этому стали последствия тяжелейшего периода зимы 1941-1942 гг., постоянные обстрелы и бомбардировки, отсутствие водоснабжения и электричества.
1-го сентября 1942 года, когда в училищах и школах было восстановлено электроснабжение, удалось укомплектовать систему учебным и производственным персоналом, а также частично восстановить парк оборудования, помещения и бытовой инвентарь.
Такие учреждения, как РУ-1, РУ-15, РУ-39, РУ-77, должны были сами изготовлять для выполнения фронтовых заказов режущий и мерительный инструмент, метчики, лерки, скобы, пробки, кооперируясь в части термической обработки с заводами.
Часто учащиеся с энтузиазмом выполняли заказы фронта и показывали очень высокую производительность труда. Такие примеры встречались в большинстве училищ, например: за октябрь 1942 г. обучающиеся РУ-21 перевыполнили нормы взрослого рабочего на 219 %, обучающиеся РУ-1 на 200 %.
В 1942 году по городской сети учебных заведений системы было выпущено и передано в промышленность:
по РУ – 2 288 человек;
по школам ФЗО – 6 409 человек;
Всего – 8 647 человек.
Оживлению и налаживанию учебно-производственной деятельности системы способствовало широко развернутое в 1942 году социалистическое соревнование училищ и школ между собою, а также включение системы ленинградских трудовых резервов во Всесоюзное социалистическое соревнование ремесленных училищ и школ ФЗО. Победителям соревнований присваивались звания «Лучшее ремесленное училище», «Лучшее железнодорожное училище» и «Лучшее фабрично-заводское училище».
На фоне некоторого улучшения бытовых условий и вопросов, связанных с питанием, а также развитием сети подсобных хозяйств в 1943 г. учебно-производственная деятельность ленинградской системы трудовых резервов получила возможность идти дальше по пути улучшения учебно-производственного процесса в училищах и школах. Вся деятельность протекала на фоне ожесточенных бомбежек со стороны вражеской авиации и варварских обстрелов.
В 1943 году удалось поднять процесс теоретического обучения, а также улучшить условия быта в городе, общественное питание и коммунальные услуги (наличие электрического света, частично восстановленный водопровод, канализация, улучшение городского транспорта и т.д.). Производственное обучение учащихся ремесленных, железнодорожных училищ производилось в основном на собственных базах – в учебно-производственных мастерских училищ, школ ФЗО – на отдельных строительных объектах и промышленных предприятиях Ленинграда.
В 1944 году произошло расширение сети учебных заведений ленинградской трудовой системы. На 01.01.1944 года в Ленинграде действовало 26 ремесленных и железнодорожных училищ, 7 школ ФЗО, а уже к 01.01.1945 года — 43 ремесленных и железнодорожных училищ, 28 школ ФЗО.
Количество учебных заведений увеличилось за счет восстановления закрытых и законсервированных в годы блокады и за счет организации новых. Вновь было организовано 17 ремесленных и железнодорожных училищ, 2 специальных училища (для детей-сирот) и 22 школы ФЗО.
Работая в мастерских и цехах заводов, учащиеся ремесленных училищ и школ ФЗО обеспечивали нужды фронда и стали ярким примером выносливости и силы духа ленинградцев.
Высшие учебные заведения в годы блокады
К началу войны в Ленинграде насчитывалось 60 высших учебных заведений. Общее количество студентов составило около 85 тыс. Кандидатов наук, докторов наук, профессоров и ученых в городе по приблизительной оценке было 10 тыс.
С объявлением мобилизации в городе в ряды действующей и добровольческой армии вступали тысячи студентов и преподавателей. Из коллективов некоторых вузов были сформированы даже отдельные партизанские отряды, которые на протяжении всех войны наносили значимый урон фашисткой армии.
В первый этап эвакуации до 8 сентября 1941 г. из города была вывезена лишь небольшая часть научных учреждений и их сотрудников. Большинство из них продолжали трудиться в Ленинграде. Лишь в феврале-марте 1942 г. было эвакуировано вглубь страны 40 вузов.
До этого времени деятельность вузов не прекращалась. Оставшиеся в городе студенты продолжали ходить на лекции и семинарские занятия. Проводились сессии, защиты дипломов и диссертаций. Хотя и здесь были изменения. Пересматривались программы курсов, сроки учебных годов. Но главной задачей высших учебных заведений была перестроить всю научную и исследовательскую деятельность в соответствии с нуждами обороны. В коротких срок вся теоретическая и практическая деятельность ученых была переориентирована для решения поставленных задач. Все лаборатории и мастерские вузов теперь трудились над оборонными заказами и задачами. Многие открытия и изобретения ученых принесли неоценимый вклад для фронта и армии.
В мастерских Университета, Текстильного института, Педагогического института им. А.И. Герцена и многих других изготавливались запалы для гранат. В Институте точной механики и оптики был налажен выпуск прицелов для зенитных установок. Студенты, сотрудники вузов под руководством опытных ученых быстро осваивали военное производство, поставляя фронту снаряды, мины, гранаты, запалы и многое другое. В результате того, что тысячи юношей и девушек уходили на фронт и на производство, число студентов ленинградских вузов значительно сократилось.
Хотя враг вплотную подошел к городу, в сентябре-октябре студенты многих вузов приступили к учебным занятиям. Профессора и преподаватели институтов пересматривали и составляли заново учебные планы и программы курсов в соответствии с сокращенными сроками обучения, которые были введены в связи с военным временем. В самом начале блокады учебный процесс проходил почти так же, как и в довоенное время, – оживленно и деятельно, студенты активно посещали лекции. Но с каждым днем учиться и учить становилось все труднее и труднее. В конце ноября 1941 г., когда норма выдачи хлеба снизилась до минимума, студенты и преподаватели от голода стали слабеть, многие из них заболевали и умирали. Учебная жизнь в большинстве институтов постепенно замирала. Однако и в этих тяжелых условиях ряд ленинградских вузов – Университет, Политехнический институт, Институт инженеров железнодорожного транспорта, Горный институт и другие – продолжали учебную деятельность. Занятия проходили в необычной обстановке. Вокруг печки-буржуйки расставлялись столы, за которыми располагались студенты и преподаватели. Из-за отсутствия электроэнергии учебную работу приходилось вести главным образом в дневное время. Если возникала необходимость в вечерних занятиях, то они проходили при свете коптилки.
В 1941/42 учебном году в вузах осажденного Ленинграда работало около тысячи преподавателей, среди которых насчитывалось свыше 500 профессоров и доцентов.
В декабре 1941 года Ленинградский городской комитет партии вынес специальное решение о проведении зимней экзаменационной сессии в вузах города. В нем были выдвинуты два основных требования: создать необходимые условия для подготовки студентов к экзаменам и «не допускать во время экзаменов либерализма в оценке знаний студентов». В январе-феврале 1942 года, когда страшный голод, отсутствие топлива и электроэнергии во многом парализовали жизнь Ленинграда, в ряде институтов города проводилась очередная экзаменационная сессия, проходили государственные экзамены и защита дипломных проектов. Несмотря на строгие требования, предъявляемые к экзаменуемым, у большинства студентов было обнаружено твердое знание предметов. В Университете почти все экзамены были сданы на оценки «отлично» и «хорошо».
В итоге, вузы города подготовили и выпустили в первую блокадную зиму 2500 специалистов. Свыше 500 человек окончили Институт инженеров железнодорожного транспорта, более 200 инженеров дал стране Горный институт. Электротехнический институт им. В.И. Ульянова (Ленина) выпустил большую группу специалистов по электрооборудованию, радиотехнике и проводной связи. Институт физической культуры им. П.Ф. Лесгафта подготовил 250 высококвалифицированных военно-физкультурных работников, большинство которых было направлено на фронт и в госпитали.
Война и блокада города внесли существенные изменения в характер и формы обучения в вузах. Большинство студентов совмещали учебу с работой на заводах и фабриках, в производственных мастерских, на строительстве оборонительных укреплений, в рабочих отрядах, госпиталях, командах МПВО. Занятия в вузах были построены так, что позволяли чередовать оборонную и учебную работу. Преподаватели широко практиковали систему месячных заданий, контрольных работ, консультаций и сдачи зачетов и экзаменов в течение всего учебного года.
В феврале-марте 1942 года большинство высших учебных заведений Ленинграда было вывезено вглубь страны – на Урал, в Сибирь, Среднюю Азию. Университет разместился в Саратове, Педагогический институт им. А.И. Герцена – в Кыштыме, Механический институт – в Перми, Инженерно-строительный институт – в Барнауле, Политехнический – в Ташкенте. Всего было эвакуировано около 40 институтов. На новых местах ленинградские вузы в короткий срок сумели наладить учебный процесс, а также развернули плодотворную работу по оказанию помощи фронту.
В осажденном Ленинграде остались лишь коллективы медицинских вузов (1-й и 2-й медицинские и Педиатрический институты), не прекращавшие своей деятельности ни на один день. В период блокады городу, как никогда раньше, были нужны врачи и медицинские сестры, способные оказывать помощь защитникам города. Летом 1942 года медицинские институты города произвели очередной выпуск молодых врачей и медицинских сестер, подготовленных из числа студенток младших курсов. В 1942/43 учебном году в медицинских вузах Ленинграда обучалось более 1500 человек. Студенты-медики совмещали занятия с работой в поликлиниках и на дому, помогая врачам диагностировать и лечить больных ленинградцев. За годы блокады медицинские институты города подготовили несколько тысяч врачей и медицинских сестер. Только в одном Педиатрическом институте было выпущено 900 детских врачей и 1500 медицинских сестер.
Небольшие коллективы преподавателей, студентов, рабочих и служащих ряда эвакуированных вузов остались в Ленинграде для того, чтобы работать в производственных мастерских, выпускавших продукцию для фронта, а также, чтобы оберегать научные ценности. Производственные мастерские действовали в Политехническом, Горном, Химико-технологическом институте им. Ленсовета и в некоторых других вузах города. Выполняя большую работу по оказанию помощи фронту, оставшиеся в Ленинграде научные работники и студенты не оставляли мысли о возобновлении учебных занятий.
После того, как свершился прорыв вражеской блокады Ленинграда, учебная жизнь высших учебных заведений начала постепенно возрождаться. В октябре 1943 года некоторые вузы (Электротехнический им. В.И. Ульянова (Ленина), Политехнический, Кораблестроительный, Химико-технологический им. Ленсовета и другие) возобновили учебную деятельность в родном городе. Всего в 1943/44 учебном году в городе работало 13 высших учебных заведений. Летом 1944 года в Ленинград возвратились крупнейшие вузы города – Университет, Педагогический, Инженерно-строительный институты и другие. В 1944/45 учебном году в Ленинграде действовало уже 31 высшее учебное заведение. Здесь работало 3260 профессоров и преподавателей и училось свыше 18 тысяч студентов.
В сложной обстановке военного времени высшие учебные заведения Ленинграда не прекратили своей деятельности, сумели дать стране тысячи ученых, инженеров, учителей, врачей и других специалистов, отдавая все свои силы для достижения победы над фашизмом.
Ленинградские театры
Древние считали, что «когда говорят пушки, музы молчат». В блокадном Ленинграде музы не молчали.
В августе 1941 г. практически все ленинградские театры были эвакуированы. Оставались только Музкомедия и Симфонический оркестр Радиокомитета. Однако вскоре возник Театр народного ополчения, разделившийся потом на «Фронтовой цирк» и «Танцевальный агитвзвод». Работал театр Краснознамённого Балтийского флота. А в октябре 1942 г. родился новый Городской театр, теперь носящий имя Комиссаржевской.
Со временем в блокадном городе организовали оперную и балетную труппы. Мировой сенсацией стало исполнение в Филармонии Седьмой симфонии Шостаковича. Ленинградские артисты выезжали на фронт и даже — за кольцо блокады.
Именно оперетте пришлось пройти с Ленинградом весь его тяжкий путь. С началом блокады в зале было полупусто, но затем спектакли шли при аншлагах. Представления начинались в три или четыре часа дня, чтобы успеть до комендантского часа. Их прерывали воздушные тревоги и артобстрелы. Своего бомбоубежища в театре не было, зрители и актеры укрывались в соседнем здании Филармонии. После вынужденного перерыва спектакль продолжался. Шел не только традиционный репертуар: «Холопка», «Баядера», «Сильва», с июля по ноябрь труппа сумела подготовить четыре премьеры: «Ева», «Принцесса долларов», «Марица», «Три мушкетера». На последнем спектакле за кулисами умер от истощения артист хора А. Абрамов, были и другие случаи голодной смерти — в театре погибли 64 человека. Но ни разу ни один спектакль не отменили.
5 ноября бомба попала в здание рядом с театром, он также сильно пострадал, и оперетту стали давать в Александринке. Отопления не было, как вспоминала современница: «В зале — полярный холод». Публика сидела одетой, а вот артистам приходилось играть в легких костюмах. Когда танцовщица Нина Пельцер почувствовала, что отмораживает ноги, ей выписали пару огромных мужских валенок.
В середине января 1942 г. не стало электричества, спектакли прекратились. Тогда артисты отправились на фронт и на Дорогу жизни. Зинаида Габриэлянц вспоминала: «Ехали мы по Ладоге в грузовике, обтянутом брезентом. Мороз — за 30 градусов, в центре кузова топилась печурка. Концерт давали в маленькой столовой. Пришлось без перерыва повторять программу. На седьмой раз мы пели уже сиплыми голосами и едва были способны сделать лёгкий пируэт. Но выдержали. Главное — здесь, на Ладоге, уже был хлеб!»
В марте театр возобновил работу. Ежедневно у подъезда вывешивали написанную от руки афишу, спектакли давали два раза в день. Билеты шли нарасхват, тем более что триста бесплатных билетов предназначались фронтовикам и рабочим оборонных предприятий. Драматург Всеволод Вишневский, один из создателей оперетты о защитниках города «Раскинулось море широко», удивлялся: «Театр дает битковые сборы и дает в блокаду до девятисот тысяч прибыли». Спектакль подготовили за 22 дня. И хоть в день премьеры город подвергся яростному обстрелу, она состоялась. Ведущим артистам преподнесли корзины с картошкой, капустой и кусками хлеба. В свое здание Музкомедия вернулась осенью 1944 г.
Так как в Ленинграде не оставалось драматических и оперно-балетных театров, власти решили создать новый коллектив, который мог бы работать в разных жанрах.
18 октября 1942 г. в помещении Театра комедии на Невском открылся Городской театр. В труппу вошли остававшиеся в городе артисты. Первым спектаклем стала постановка «Русские люди» по пьесе Константина Симонова. Она прошла более 60 раз! Однажды в зале погас свет. Паники не было, но артисты растерялись. И вдруг кто-то из зрителей зажёг карманный фонарик, потом появился второй луч, третий, десятый. Спектакль доиграли. Такие случаи повторялись, пока не установили аккумуляторную батарею. Театр выбирал пьесы о войне: «Фронт» Корнейчука, «Нашествие» Леонова, «Жди меня» Симонова. Но появилась и «Женитьба Бальзаминова», и «Вечер водевилей». А затем — оперные и балетные постановки. Безликое название Городской не прижилось, ленинградцы окрестили театр Блокадным.
Дмитрий Шостакович встретил войну в Ленинграде и уже в первые недели стал писать Седьмую симфонию, посвященную родному городу. В середине октября, ослабевший от голода, с двумя малолетними детьми композитор был эвакуирован в Куйбышев, где закончил симфонию.
В июле 1942 г. партитуру специальным самолетом доставили в Ленинград. Летчик Литвинов прорвался сквозь огонь вражеских зениток, но когда нёс партитуру в Радиокомитет, попал под обстрел и был ранен. Однако задание выполнил.
Надо было начинать репетиции, но в оркестре Радиокомитета оставалось 15 человек. А требовалось более 80. Дали объявление по радио, дирижер Карл Элиасберг обходил госпитали, даже отозвали музыкантов с фронта. Собрали 79 человек. Первая репетиция продолжалась всего 15 минут, на большее не хватило сил. Тогда музыканты стали получать дополнительные горячие обеды.
В день премьеры, 9 августа, фашисты не смогли обстреливать город, потому что командующий Ленинградским фронтом генерал Говоров отдал приказ нашим артиллеристам подавлять их орудия самым интенсивным огнем. Все 80 минут, пока звучала симфония, не было воздушной тревоги.
А ведь именно 9 августа по плану фашистского командования город должен был пасть. На этот день был даже назначен парад войск. Однако вместо немецких маршей по громкоговорителям транслировали Ленинградскую симфонию, ее слышали и в наших, и в немецких окопах.
Карл Элиасберг вспоминал: «Отзвучала музыка. В зале раздались аплодисменты. Не дай Бог мне ещё услышать такие: руки людей еле двигались, аплодисменты напоминали сухой шелест. Но мы понимали, что это овации в честь автора симфонии, в честь героев-музыкантов».
Регулярную информацию о спектаклях и концертах можно было видеть на афишных тумбах, её печатали в газетах. Конечно, не все ленинградцы интересовались культурной жизнью. «Мы и ходить-то не могли», — вспоминают многие. И все-таки, как свидетельствует современник: «Билеты раскупались моментально, в первый же день продаж за десять дней до спектакля.
Осенью 1944 года возвратились из эвакуации и возобновили спектакли все ленинградские театры.
Источник: «Музы не молчали. В блокадном городе шла культурная жизнь». Еженедельник «Аргументы и Факты» № 33. 13/08/2014.
Радио в блокаду
Сегодня мы знаем, что радио в блокадном городе стало настоящей «нитью жизни» и было необходимо, как хлеб, вода и тепло. Но как удалось в условиях жестких ограничений наладить систему регулярного оповещения? Каким образом жители могли получать необходимую информацию и дома, и находясь на улице?
«Этому помогла мощная радиотрансляционная сеть, которой Ленинград располагал до войны, – рассказывает краевед, один из авторов Топонимической энциклопедии Петербурга Алексей Ерофеев. – В 1940-е годы радиоточки работали не только в квартирах, но и на предприятиях, в клубах, красных уголках, медицинских учреждениях и т. д. Также размещались они, как и сегодня, на перекрестках и площадях, в парках и других массовых местах».
В блокаду, чтобы как можно больше людей оперативно получали важные сведения, уже в первые месяцы на домах установили 1500 громкоговорителей. Именно из таких рупоров жители отрезанного от всей страны города узнавали новости с фронта, сводки Совинформбюро. Возле них постоянно собирались толпы ленинградцев и обсуждали услышанное, радуясь победам и переживая неудачи.
Также передавались сигналы воздушной тревоги и «отбоя», инструкции, как правильно себя вести во время пожаров и налетов вражеской авиации, извещалось об артобстрелах, изменении норм продуктов. Чутко прислушивались горожане и к ритму метронома, который звучал в перерывах. Знали, если «радиопульс» нормальный, 60 ударов в минуту, в городе все спокойно, если учащенный – бомбежка или артобстрел.
Один из динамиков, который часто попадал в кадры военной хроники, размещался на пересечении Невского и Малой Садовой (в те годы проспект 25-го Октября и улица Пролеткульта). В 2002-м на историческом месте был установлен памятный знак, посвященный труженикам военного радиоэфира. На камне выбита надпись: «Здесь, у репродукторов, в дни героической обороны Ленинграда 1941–1944 годов жители блокадного города слушали сообщения о событиях на фронте». Сегодня этот блокадный адрес внесен в «Книгу памяти Великой войны». В дни Победы здесь возлагают цветы, звучат записи, сделанные в блокаду.
С работой домашних «тарелок» и уличных репродукторов тесно связана деятельность самого Дома радио, откуда велись передачи. Он находился на углу улиц Пролеткульта и Ракова (сегодня Малая Садовая и Итальянская). С первого дня войны руководство города и фронта стало перестраивать вещание на военный лад. Студии оснащались мощной аппаратурой, а из скудных запасов городского фонда для работников радиокомитета выделялось самое необходимое.
«Нигде радио не значило так много, как в нашем городе в дни войны», – говорила диктор, поэт Ольга Берггольц.
Также самоотверженно трудились все журналисты. Постоянно выходили в блокадный эфир Мария Петрова, Всеволод Вишневский, Лазарь Маграчёв, Нина Фёдорова, Мария Юдина, Моисей Блюмберг, Матвей Фролов и другие герои. Слово, звук стали их оружием. При этом для себя скидок на трудности никто не делал. В феврале 1942-го от истощения и перегрузок из строя вышли все дикторы и чтецы. Тогда к микрофону встали артист И. Горин и главный режиссер радиокомитета К. Миронов. Они вели передачи с утра до позднего вечера. Читали тексты при свете самодельных свечей, но голос радио звучал ежедневно. Сохранились сотни писем, где подтверждается, что ленинградцам живое слово было нужно не меньше хлеба, воды и тепла.
«Мы стойко переносим холод, голод, бомбежки и артобстрелы и просим одного – дать возможность четко прослушать единственный источник информации, радио, и узнать, что делается на наших фронтах, особенно на Ленинградском, и что делается за границей, – писали профессора и преподаватели Кораблестроительного института и Института инженеров железнодорожного транспорта. – Радио пусть говорит. Без него страшно, без него как в могиле!»
Вещание начиналось в пять утра с выпуска последних известий, а затем шли разнообразные передачи. «Несмотря на голод и холод, ленинградцам прочли чуть ли не всю классику, стихи известных поэтов. Постоянно звучали музыка, новости, фронтовые сводки, – продолжает Алексей Ерофеев. – Особенно ждали передачи «Письма на фронт и с фронта». Около 20 тысяч писем фронтовиков и тружеников тыла передало Ленрадио к концу 1942 года, во многом заменив неработающую почту».
Уже в июле 1941 года появляются и новые журналы – «Радиохроника», «Юный патриот», а с сентября Ленинград стал транслировать ежедневные эфиры на весь Советский Союз: «Слушай, страна! Говорит Ленинград!» В октябре зазвучала «Красноармейская газета по радио», которая дважды в неделю рассказывала о боевых действиях воинов Ленфронта. Кроме того, сражающийся Ленинград транслировал передачи и на оккупированную территорию, специально для партизан, народных мстителей. Немногие знают, что эфиры шли и на немецком, финском, шведском, эстонском языках, их авторами были антифашисты, друзья нашей страны.
Настоящий прорыв был сделан и в жанре репортажа. Журналисты вели прямые включения по проводам с передовой линии фронта, из окопов, борта крейсера, подводной лодки и зенитной батареи, промёрзших цехов, госпиталей и театров. Впервые в отечественных СМИ был использован репортажный автобус с аппаратурой, позволяющей фиксировать звуки на плёнку. Именно так с крыши Дома радио записали вой бомбёжек и обстрелов. Даже сегодня слушать страшно… А 27 января 1944 года была сделана самая долгожданная запись – победного салюта. Город выстоял, преодолел все испытания, и в этом большая заслуга ленинградского радио.
Источник: Елена Данилевич «Слушай, страна! Говорит Ленинград!» Как работало радио во время блокады». Еженедельник «Аргументы и Факты» № 6. 07/02/2024
Зоорпарк в блокаду
В современном Санкт-Петербурге есть поразительная особенность, которая удивляет гостей города, да и часть горожан, малознакомых с историей Питера — местный зоопарк по сей день именуется Ленинградским. Кто-то относится к этому как к забавному недоразумению, кого-то возмущает подобный «пережиток прошлого». Между тем, за нынешним названием зоопарка скрывается удивительная история подвига, невероятного мужества и стойкости.
Зоологический сад в Петербурге был основан еще в 1865 году, всего на год позже, чем в Москве. Пережив упадок в начале XX века, к 1941 году Ленинградский зоосад стал одним из лучших не только в стране, но и в Европе.
Когда грянула Великая Отечественная война, часть животных Ленинградского зоосада находилась в Витебске и оказалась под бомбежками уже в первые дни войны. Кого-то, рискуя жизнью, спасли сотрудники зоосада, кто-то сгинул бесследно, как, например, американский крокодил. Теплолюбивое животное вынужденно отпустили в Западную Двину, так как вывезти его уже не представлялось возможным.
Но враг стремительно приближался к Ленинграду. До того, как кольцо блокады сомкнулось, сотрудники успели эвакуировать около 80 особей, включая носорога и больших хищников. Тех крупных хищников, кого не удалось вывезти, пришлось застрелить — нельзя было допустить, чтобы звери, в случае разрушения вольеров в результате бомбардировки, вырвались на свободу и стали угрожать ленинградцам.
В зоосаде осталось несколько десятков животных и птиц, а также около двух десятков сотрудников, не ушедших на фронт и не привлеченных к работам на строительстве оборонительных сооружений. Для оставшихся на рабочих местах сотрудников зоосада началась своя война, в которой они в тяжелейших, немыслимых условиях пытались сохранить жизнь своих питомцев.
Сказать, что это было непросто — значит не сказать ничего. Животные гибли в результате бомбежек и артобстрелов, которые обрушивались на город. Любимица ленинградской детворы, слониха Бетти, огромное, добродушное и наивное животное, при звуках взрывов пыталась спрятаться в свой домик, не понимая, что он не защитит ее от осколков бомб. Именно в своем домике Бетти была смертельно ранена во время авианалета в ночь на 9 сентября 1941 года. Через двое суток Бетти не стало.
От бомбежек и артобстрелов осени 1941 года в Ленинградском зоосаде погибло около 70 животных и птиц. Работники зоосада делали перевязки раненым питомцам, но многие из них гибли после новых авианалетов.
После одной из бомбежек был разрушен обезьянник, и уцелевшие животные разбежались по улицам города. Сотрудники находили их и возвращали назад. В глазах обезьянок читался безмерный ужас и непонимание происходящего. Они жались к людям, словно моля о помощи.
Из крупных хищников в зоосаде оставался лишь уссурийский тигр, молодой и не представлявший опасности. Его пощадили бомбы и снаряды, но убил ужас — животное умерло от кровоизлияния в мозг.
Копытных, помимо осколков, губили воронки — оступившись, животные ломали себе ноги, что обрекало их на смерть. Лишь антилопе-нильгау по кличке Маяк, единственной из своих соплеменников, удалось каким-то образом пережить этот ад, став настоящей легендой зоосада.
Сотрудники зоосада во главе с директором Николаем Соколовым боролись, как могли — восстанавливали разрушенные вольеры, лечили раненых, возвращали домой беглецов. Но страшнее всего был голод, охвативший Ленинград. Чем кормить животных, когда нечего есть людям? Как спасти зверей, когда сам еле стоишь на ногах от голода?
Поначалу работники зоосада собирали трупы убитых при обстрелах лошадей, овощи на брошенных полях, под обстрелами умудрялись заготавливать сено, превращали в огороды, где выращивали траву для животных, всю свободную территорию. Медведей перевели на питание в виде фарша из овощей и травы. Хищный молодняк обманывали, кормя их смесью травы и жмыха, зашитой в шкурки кроликов, оставшихся с довоенных времен. Есть такое хищники не стали бы, но сверху эти муляжи обмазывали рыбьим жиром — и животные верили в то, что едят мясо. Хищных птиц кормили такими же муляжами, но с добавлением рыбы. Только беркут отказался «входить в положение». И тогда работники зоосада стали ловить для него крыс.
Голодом и бомбёжками муки людей и зверей не ограничивались — с зимы 1941 года на территории зоосада перестали работать водопровод и канализация, не было электричества. На отопление вольеров пошли деревянные части расположенных рядом «американских горок».
Самым крупным животным, оставшимся в Ленинградском зоосаде, была бегемотиха Красавица, привезенная туда ещё в 1911 году вместе с погибшей впоследствии слонихой Бетти.
Каким-то чудом Красавицу удалось уберечь от бомб. Но как прокормить животное, которому требуется 40 килограммов пищи в день? Проблему решили так — шесть килограммов смеси из травы, овощей и жмыха плюс 30 килограммов распаренных опилок. И такой рацион спас Красавице жизнь.
Но была еще одна беда — бегемотихе была жизненно необходима вода, которой не было в бассейне зоосада. Без нее кожа Красавицы трескалась, трещины истекали кровью, доставляя животному ужасные страдания.
Спасла Красавицу сотрудница зоосада Евдокия Дашина. Каждый день она привозила на санках по 40 ведер воды, обмывала питомицу, смазывала трещины на коже камфорным маслом. Чего это стоило самой Евдокии Ивановне, измученной голодом, знала только она, но Красавица пережила блокаду. Бегемотиха очень боялась бомбежек и, чтобы ее успокоить, Евдокия Дашина оставалась во время налетов рядом с ней, словно пытаясь закрыть своим телом огромное животное.
В первую блокадную зиму случилось невероятное — у самки гамадрила родился детеныш. Однако у пережившей стресс мамы пропало молоко, что обрекало новорожденного на смерть. На помощь пришел ленинградский роддом, который выделял небольшую порцию донорского молока для маленькой обезьянки. И детеныша удалось спасти!
Летом 1942 года Ленинградский зоосад вновь принял посетителей. В то лето туда пришли около 7400 жителей города. Но дело не в числе, а в том, что сама новость об открытии зоосада укрепляла дух жителей зажатого в тиски блокады города. Зоосад открылся — значит, Ленинград продолжает жить, несмотря ни на что. Пусть половина вольеров разрушена, пусть кругом траншеи и воронки, но 162 животных, как и в мирное время, с любопытством встречают пришедших посмотреть на них взрослых и детвору.
Уже в 1943 году началось пополнение коллекции зоосада новыми животными. На протяжении всей блокады не переставал работать «Театр зверей» при Ленинградском зоосаде, артисты которого выступали перед детьми и ранеными в госпиталях.
Шестнадцать сотрудников Ленинградского зоосада, выстоявших в блокаду и спасших многих своих питомцев, были награждены медалью «За оборону Ленинграда».
Когда городу было возвращено историческое имя Петербург, руководство зоосада, который в 1952 году был переименован в зоопарк, приняло решение сохранить наименование «Ленинградский» в память о своих сотрудниках, совершивших великий подвиг в годы блокады.
Источник: Андрей Сидорчик «Тихий подвиг. Почему зоопарк в Петербурге остался «Ленинградским». https://aif.ru/society/history/tihiy_podvig_pochemu_zoopark_v_peterburge_ostalsya_leningradskim.
Музеи в блокаду
Как жил Эрмитаж в годы блокады
Да, война началась 22 июня 1941 года. Но готовиться к ней стали задолго до этого: на всех предприятиях существовал свой мобилизационный план на случай войны. Эрмитаж не был исключением. Подготовка к эвакуации экспонатов началась еще в 1938 году.
Огромную роль сыграл директор музея Иосиф Орбели. Он застал реэвакуацию коллекций Эрмитажа из Москвы в 1920 году и, хорошо помня о том опыте, серьезно подошел к решению вопроса.
В 1930-е годы для Эрмитажа выделили здание Сампсониевского собора. Там готовили ящики (размер под каждый экспонат подгоняли в «индивидуальном режиме») и подбирали упаковочный материал – бумагу, паклю, стружку. Заранее были подготовлены бланки наличия и сохранности экспонатов.
22 июня 1941-го выпало на воскресенье. В главном музее страны это был обычный рабочий день. Эрмитажники отдыхали по понедельникам (тогда была шестидневка). Сотрудники пришли на работу, как всегда. Слухи распространились быстро. «Орбели отправил всех сотрудников домой, чтобы они собрали вещи, – рассказывает Заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Государственного Эрмитажа Елена Соломаха. – На следующий день они вернулись в музей и приступили к подготовке первого эшелона с экспонатами».
Это удивительно, но первый эшелон удалось собрать за 7 дней. Это 22 вагона. Это 1 миллион 118 тысяч экспонатов (наиболее ценных). Изначально коллекции планировалось отправить в Александро-Невский собор в Вятке. Но оказалось, что в 1938 году его… взорвали. У Эрмитажа был запасной вариант – Свердловск. Местные власти разрешили разместить экспонаты в трех зданиях – картинной галерее на улице Вайнера, костеле и печально известном Ипатьевском доме.
«В этом есть какая-то мистика, – считает Елена Соломаха. – Подготовка к эвакуации проходила в Сампсониевском соборе – месте венчания основательницы нашего музея Екатерины II и князя Потемкина. А в итоге экспонаты перекочевали в дом Ипатьева. Туда, где был расстрелян Николай II – последний из императорского рода владелец Эрмитажа».
Во время эвакуации хранители применили один хитрый прием. Рамы, из которых вынимали картины, оставляли на месте. Потом это позволило очень быстро восстановить экспозицию.
Очень интересная история об этом приведена в «Блокадной книге» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Комендант Эрмитажа Павел Губчевский рассказывал, как однажды ему довелось провести экскурсию для солдат перед… пустыми рамами! «Это была самая удивительная экскурсия в моей жизни, – признавался он. – И пустые рамы, оказывается, впечатляют».
После отправки первого эшелона сразу был собран второй. За ним был готов третий. Но он не ушел: кольцо блокады сомкнулось. Почти все сотрудники музея решили не покидать Ленинград. Жили в заранее подготовленных подвалах Эрмитажа (здесь же были бомбоубежища). Директор музея Борис Пиотровский потом рассказывал об этом в своей книге воспоминаний. Маленькие уголки, огороженные занавесками. Тусклый свет от коптилок…
В годы блокады в Эрмитаже царила железная дисциплина. Ее установил директор музея Иосиф Орбели. Опоздание. Беспричинное отсутствие на рабочем месте. Неправильно подобранный размер ящика для картины. Все это становилось поводом для немедленного увольнения. Свет в окнах был прямой наводкой для фашистов. И не дай бог кто-то забывал его выключить! За это тоже увольняли. Мгновенно. Значит ли это, что директор был несправедлив к своим сотрудникам? Вовсе нет. Иосиф Орбели был готов буквально драться за них!
К 1942 году в Эрмитаже работали около 150 человек. В основном женщины. Они выполняли тяжелую работу: заколачивали окна фанерой, таскали мешки с песком, тушили зажигательные снаряды. Но власти потребовали привлечь их к уборке города и рытью траншей. Узнав об этом, директор рассвирепел! «Иосиф Орбели дошел до милицейского начальства и добился того, чтобы органы выделили часть своих сотрудников в помощь Эрмитажу», – рассказывает Елена Соломаха.
Декабрь 1941 года. В Ленинграде введена суточная норма хлеба – 125 граммов. Голод, холод, артобстрелы. Смерть… Но Эрмитаж продолжал жить. Под конец года тут прошли две научные конференции. Одна из них посвящена 800-летнему юбилею азербайджанского поэта Низами. Специально ради этого события в музей приехали с фронта два востоковеда. Прочитали доклады. И уехали обратно. Вторая конференция – к 500-летию узбекского поэта Навои. На нее пригласили востоковеда-тюрколога и переводчика Николая Лебедева. Он читал стихи, находясь на грани смерти. После второго заседания, 12 декабря 1941 года, он умер.
К юбилею Навои художник Михаил Мох расписал фарфоровый бокал и шкатулку на тему произведений поэта. Эти изделия нужно было обжечь в муфельной печи. Но электричества не было… Выход нашелся: источником питания стал корабль «Полярная звезда», пришвартованный на набережной Девятого Января (Дворцовой). С него в музей протянули электрический кабель.
Как писал Борис Пиотровский, в годы блокады выживали не те, у кого оставались запасы еды, а те, кто занимался своим любимым делом. Те, кто поднимал себя каждое утро и заставлял себя идти во имя своей цели.
В январе 1942 года в музее открыли стационар на 100 коек. Он предназначался для сотрудников Эрмитажа, Русского музея и Музея революции (последний находился в западном крыле Зимнего дворца). Стационар просуществовал около 3 месяцев. За это время в нем побывали чуть более 300 человек. Многим он спас жизнь. На завтрак тут подавали два стакана какао, 20 граммов сахара, яйцо, 100 граммов хлеба, 20 граммов масла, а на обед – бульон с фрикадельками, рисовую запеканку и 200 граммов хлеба. В то время это было настоящее пиршество!
В 1942 году Управление по делам искусств Ленгорисполкома прислало в Эрмитаж пятерых художников. Они должны были запечатлеть происходящее. Страшные морозы, Эрмитаж почти не отапливается. Акварельные краски замерзают. В руках тяжело держать мел или карандаш… Но художники работают. Одиноко стоящая ваза в пустом зале. Мешки с песком. Выбитые окна. Ободранные манекены – до этого они были рыцарями, облаченными в доспехи… Некоторые из рисунков выставлены в музее.
Одним из художников была Вера Милютина. Она жила на Петроградской стороне. Надевала все, что можно, и шла к Эрмитажу по льду Невы. «Вера Владимировна описывала, как шла по этим залам. Хруст стекол под ногами и блеск пустых рам, иней на стенах и полумрак, – рассказывает заместитель заведующего отделом рукописей и документального фонда Эрмитажа. – Да, в нашем музее было пусто. Но эта пустота была величественной. Была видна вся архитектура, пусть израненная и покореженная».
Наступила весна. Это время года подарило надежду всему городу. Где только можно, в Ленинграде сажали огороды. «У каждого из наших сотрудников был свой билет огородника. Он был необходим для получения семян, – говорит Елена Соломаха. – Огороды были в каждом нашем дворе и даже в Висячем садике малого Эрмитажа! Мы можем с точностью восстановить, сколько и чего здесь было посажено. Все документы сохранились».
В 1942-1943 годах в Эрмитаже оставалось несколько десятков сотрудников, музей был законсервирован. Самые стойкие поддерживали его жизнедеятельность. Например, разбирали завалы после попадания снарядов… В годы блокады в Эрмитаж попало 18 снарядов. Один из первых пробил знаменитый портик с Атлантами. А авиабомба попала в крышу и ножом прошла через все этажи.
В 1946 году директор Эрмитажа Иосиф Орбели выступал свидетелем на Нюрнбергском процессе. Он предположил, что фашисты бомбили музей целенаправленно. «Вы артиллерист, чтобы делать такие выводы?» – спросил его адвокат гитлеровцев. «Я никогда не был артиллеристом, но предполагаю, что, если немецкая артиллерия обстреливает мост, она не может всадить в него один снаряд, а во дворец, находящийся в стороне, – тридцать снарядов. В этих пределах я – артиллерист», – ответил Иосиф Орбели.
В 1943 году блокада была прорвана, в 1944-м – полностью снята. Сотрудники возвращались из эвакуации, открывались залы. Эрмитаж стали снабжать реставрационными материалами. Были восстановлены полы, вставлены стекла.
В ноябре 1944-го в Эрмитаже открылась выставка. На ней представили экспонаты, оставшиеся в Эрмитаже в годы блокады.
После победы в Великой Отечественной войне готовился приказ о возвращении экспонатов в Эрмитаж. И уже в ноябре 1945 года коллекции были на месте. Музей был открыт для посетителей, но реставрация длилась еще долгие годы.
В блокаду погибли 52 сотрудника Эрмитажа. Это человеческие потери. Культурные тоже были: из музея бесследно исчез шедевр Антониса Ван Дейка «Святой Себастьян». Это произошло, когда экспонаты готовили к эвакуации. Для картины не было подходящего по размеру ящика. Ее отставили в сторонку и, по-видимому, забыли. Поиски начали после войны и продолжали 3 года. Проверили все – начиная от подвалов и заканчивая чердаками. Не нашли.
Никого, кто работал в Эрмитаже в годы блокады, в живых не осталось. Старейший сотрудник, трудившийся в бухгалтерии музея, не дожил до 75-летия со дня полного освобождения города всего несколько лет.
Источник: Максим Сю. Величественная пустота. Как жил Эрмитаж в годы блокады. https://spbdnevnik.ru/news/2019-01-25/velichestvennaya-pustota-kak-zhil-ermitazh-v-gody-blokady.
Русский музей в годы блокады
В первые дни войны залы Русского музея опустели, привычная жизнь ушла и сотрудники решали задачи, которые поставило военное время. Картины снимали со стен, вынимали из рам, упаковывали. В этой работе принимали участие не только реставраторы, в чьи обязанности входит подготовка произведений искусства к транспортировке, а почти весь коллектив музея. Сотрудники музея описывали сохранность картин, укрепляли холсты осетровым клеем, прокладывали бумагой. Большие картины накатывали на деревянные валы, причем на один вал по несколько картин сразу. Валы для картин достигали длины до 10 метров, диаметр каждого колебался от 60 до 120 сантиметров. Затем их пеленали в чистые холсты и вкатывали в ящики. Так для эвакуации подготовили 7,5 тысяч живописных работ.
Особенно трудно было упаковывать крупноформатные картины: «Последний день Помпеи» Брюллова, «Медный змий» Бруни, «Заседание Государственного совета» Репина. А таких «гигантов» было почти шестьдесят! Их вынимали из рам, осматривали; закрепляли места, которые могли бы осыпаться; наматывали на валы и уже только потом зашивали в холст и паковали в огромные ящики — размером с комнату.
Из воспоминаний Петра Казимировича Балтуна, который был назначен директором музея вместо ушедшего на фронт Н.А. Цыганова: «Каждый работал с исключительным подъемом, с полной отдачей сил. Июнь с его белыми ночами позволял трудиться почти круглые сутки. И только необходимость хотя бы небольшого отдыха прерывала напряженный труд. Спали очень немного тут же, в служебных помещениях…»
Скульптуру прятали в подвалах. Однако не всю ее оказалось возможным спрятать. Знаменитую «Анну Ивановну с арапчонком» Франческо Бартоломео Растрелли, весящую около десяти тонн, спустили по Парадной лестнице в Михайловский сад и, хорошенько укутав, закопали, а наверху разбили клумбу.
Конную статую Александра III работы Паоло Трубецкого (стоящую теперь во дворе Мраморного дворца) оказалось невозможно даже закопать — ее не смогли опустить в котлован. Монумент забросали песком, обшили досками, накатали бревна, засыпали землей — статуя превратилась в курган, который был засеян овсом… 17 октября 1941 года фугасная бомба попала в памятник, но не причинила вреда — укрытие оказалось надежным.
По приказу Комитета искусств часть экспонатов решено было отправить в эвакуацию. Работу по отправке и приему организовывал Петр Казимирович Балтун, директор филиала Русского музея в городе Молотове (Пермь). Все собрание музея было разделено на три группы, в первую категорию входили шедевры, и уже 1 июля 1941 года эшелоны с ними сначала отправились в Горький (Нижний Новгород), но потом местом назначения был выбран город Молотов, туда произведения искусства отправили на баржах. 14 сентября 1941 года баржа прибыла в Молотов, одну часть сокровищ разместили в пермском художественном музее, другую — в Троицком соборе в Соликамске.
Главный хранитель Русского музея Мстислав Владимирович Фармаковский вел профессиональный дневник, по которому можно день за днем проследить деятельность музея в это время. В феврале 1943 года он составил подробный отчет о состоянии помещений, режиме хранения, состоянии художественных памятников. В его отчете есть запись и о том, как все деревянные конструкции здания дважды покрыли огнестойкой суперфосфатной кашицей и как тушили зажигательные бомбы. В холодном кабинете Мстислав Владимирович записывал: «Законопачивали окна, забивали их фанерой и картоном, переносили ящики (только одного прикладного искусства силами пяти научных сотрудников спущено в подвал свыше 300 ящиков общим весом не менее 300 пудов !)».
При этом в Русском музее продолжалась и научная жизнь, Мстислав Фармаковский проводил семинары, чтения, научные сотрудники писали фундаментальные труды по реставрации и консервации произведений искусства. В протоколе научных докладов 1943 года перечислены доклад о новгородской лицевой рукописи, о русской декоративной скульптуре ХVI–ХIХ веков, о сравнении русской и восточной истории искусств. Упомянут и доклад Фармаковского — «Причины выветривания красок по новейшим данным». Научные доклады проводились в кабинете директора и начинались в девять утра.
Как ни удивительно, в годы войны в Ленинграде проходили и художественные выставки. В 1943 году Русский музей показал произведения ленинградских художников на выставке «Ленинград в дни блокады»: 2 июля 1944 года в приведенных в порядок залах Русского музея открылась выставка 70 художников, находящихся в рядах Красной армии, затем, с 5 августа по 5 сентября проходила выставка к 100-летию Ильи Репина, ее посетили 15 тысяч человек, а в ноябре состоялась привлекшая большое внимание ленинградцев выставка пяти художников — Владимира Конашевича, Вячеслава Пакулина, Алексея Пахомова, Константина Рудакова и Александра Стрекавина.
В годы войны музей сохранил также работы оставшихся в городе художников. Многие произведения, поступившие тогда в музей, были сохранены усилиями заведующего отделом графики музея Петра Корнилова. Он перевез на санках под своды музейных хранилищ работы погибших или погибающих художников, произведения из частных коллекций. Зимой 1942 года так же, на саночках, Евдокия Глебова, сестра Павла Филонова, перевезла в музей работы брата, умершего от голода.
В июле 1944 года Русский музей вновь распахнул свои двери для посетителей: в нескольких залах открылась выставка произведений художников Ленинградского фронта. А в октябре 1945-го эшелон с Урала доставил обратно в Ленинград эвакуированные коллекции.
Вместе с городом пережил войну и блокаду и Летний сад. На его территории дислоцировались военные. В 1942 году на сад была сброшена целая корзина с зажигательными бомбами. Они упали на запасы снарядов, которые, один за другим, начали взрываться. Так продолжалось целый день. Хорошо еще, что сухие листья были убраны заранее, иначе все могло бы завершиться пожаром.
Как часовые стояли и деревья сада, но ни одно из них не погибло и не было срублено в годы войны. Вся скульптура сада была снята с пьедестала и укрыта в земле. Поэтесса Анна Ахматова, участвовавшая в этой работе, написала тогда стихотворение «Nox», посвященное своей любимой скульптуре Летнего сада — фигуре «Ночи», работы Джованни Бонацца:
Ноченька!
В звездном покрывале,
В траурных маках, с бессонной совой…
Доченька!
Как мы тебя укрывали
Свежей садовой землей.
Пусты теперь Дионисовы чаши,
Заплаканы взоры любви…
Это проходят над городом нашим
Страшные сестры твои.
С 26 июля по 13 августа 1941 года в Летнем саду проводились работы по укрытию мраморной скульптуры. В это время здесь находилось 80 мраморных скульптур. Большинство было укрыто в земле, только скульптурная группа «Амур и Психея» была снята с пьедестала, укрыта щитами и засыпана песком. Для укрытия выкапывались ямы: длиной 2,5-3 м., шириной 1-1,8 м., и глубиной 2 м. Скульптуры помещали в ямы горизонтально. Восемь (по их состоянию, хрупкие элементы, недавняя реставрация) были укрыты вертикально, также как и бюсты. На дно ямы укладывался настил из доски, на него клали скульптуру, возводили боковины из досок, засыпали песком, ставили распорки, сверху укладывали щит из досок (использовали доски от щитов для укрытия скульптур на зиму). Для скульптур, укрываемых стоя, над выступающей частью возводили двускатную крышу, которую покрывали толью, засыпали землей 30 см. В яму помещали 1 скульптуру или 3-5 бюстов. Во время работ были повреждены две скульптуры, одна из них — «Ништадтский мир» (отломаны крыло и якорь), у другой скульптуры — завиток волос.
Работами по консервации скульптуры руководил скульптор-реставратор Георгий Александрович Симонсон. В феврале 1942 года он умирает от голода, но благодаря его усилиям ни одна скульптура Летнего сада не пострадала во время блокады Ленинграда.
В начале лета 1942 года, после самой страшной блокадной зимы, учителям и школьникам было разрешено вскопать грядки в Летнем саду, чтобы растить овощи и зелень. Круглая клумба у памятника Крылову превратилась в огород: в середине возвышались кочны капусты, затем шел ряд свеклы, а замыкал все «бордюр» из моркови. Овощи и зелень, посаженные детьми и их учителями, спасали от голодной смерти. Аллею Летнего сада, где был блокадный огород, с тех пор стали называть Школьной.
Дети в Летнем саду не только работали на грядках, но и проводили свой досуг. Это было похоже на пионерский лагерь, где дети играли на свежем воздухе и даже купались в Лебяжьей канавке.
Даже в самые тяжелые дни блокады специалисты продолжали следить за сохранностью Летнего сада и его объектов. За это время погибли 14 работников сада.
Исаакий в дни блокады
С самого начала войны остро встал вопрос — удастся ли сберечь многочисленные ленинградские музеи и предметы искусства для всего мира? Исаакиевскому собору и его сотрудникам была отведена особая роль.
Первыми пострадали пригородные дворцы. Сначала от снарядов, а потом и от мародёрства. Однако часть раритетов музейщики успели вывезти в Ленинград, в Исаакиевский собор.
— Ещё в первые дни войны сотрудники Антирелигиозного музея (так тогда назывался Исаакий), стали отбирать экспонаты и материалы фондов для отправки в эвакуацию, — рассказывает Ольга Матвеева, старший научный сотрудник ГУК ГМК «Исаакиевский собор». — Здесь были иконы, деревянные модели собора, бюст Монферрана из различных пород камня и многое другое. Ценности отправили за Урал. Библиотеку поместили в подвальное помещение, церковные облачения законсервировали в ящики и также сложили в подвал, в самом соборе остались только настенная живопись и мозаика. В июле 1941-го Исаакиевский собор был закрыт.
По распоряжению Ленгорсовета в соборе было создано «Объединённое хозяйство музеев» — там укрылись тысячи уникальных предметов из дворцов Пушкина, Павловска, Гатчины, Петергофа, Ораниенбаума, а также из музеев города.
Ценности спрятали, но теперь враг мог уничтожить их в одном месте в один момент. Поэтому золотой купол Исаакия, который был отличным ориентиром для немецкой артиллерии и авиации, покрыли защитной масляной краской, окна заложили мешками с песком. Однако это не стало панацеей. В период блокады бомбы и снаряды неоднократно попадали в собор. Так, пострадали 10 из 16 колонн северного портика, в 1943-м были выбиты стёкла уникального витража.
— Собор тогда выглядел странно, — говорит Ольга Матвеева. — В полумраке располагались сотни ящиков с надписями «Пушкин», «Павловск», «Гатчина»… Здание не отапливалось, иней выступал на стенах. Через пробоины внутрь проникала влага, поэтому на мозаике появилась плесень. В декабре 1942-го температура в здании упала до -20°С, а влажность в марте следующего года составила 89%. Сохранить в таких условиях музейный фонд было сродни чуду. О реставрации не приходилось и думать, оставалось только следить, чтобы вещи не погибли от сырости: просушивать и проветривать их.
— Тяжелее всего было сохранить акварель, — вспоминает Сергей Окунев, хранитель фондов Исаакиевского собора. — Краска от влажности набухала и отлетала. Сильно пострадала живопись по штукатурке — погибло до 60% площадей. Холод и сырость Исаакия губили не только бесценные вещи, но и самих музейных работников, которые буквально коченели. Они вспоминали: было в соборе одно тёплое, ни с чем не сравнимое в те дни место. Маленькая будочка бывшей кассы. Там — столик и скамья, а главное — печечка. В комнатке отогревались чаем, писали статьи, составляли акты проверки вещей. Музейные работники Ленинграда во главе с главным хранителем Серафимой Николаевной Балаевой называли собор своим музейным домом. Уже тогда, отметим веру в Победу музейщиков, они готовили планы масштабной реставрации собора и его артефактов.
Еще хуже обстояло дело с мебелью. Клей размокал, отслаивалась фанеровка, могла пострадать ценная гобеленовая или шелковая обивка. Как только наступали сколько-нибудь теплые и не влажные дни, вся мебель перетаскивалась нами из собора на воздух для просушки. Так среди монолитных колонн южного портика Исаакия выставлялись на воздух золоченые кушетки стиля рококо с бирюзовой обивкой, приседающие на согнутых коленах «чиппендели» из Ораниенбаумского дворца, «луисезные» банкетки на тонких, стройных ножках…
Иногда пролеты между колоннами открытого портика Исаакия становились похожими на узкие улицы Неаполя. В несколько рядов на веревках, привязанных к колоннам, сушились яркие полотнища тканей и вышивок, которые даже в благоприятных условиях доставляют немало хлопот музейным хранителям. Они требуют систематического проветривания, а здесь, помимо этого, нужна была и просушка. Приходилось сушить и картины, поворачивая их обратной стороной холста к солнцу.
Хранение в Исаакиевском соборе, стены которого, начиная с весны, «плакали» ручьями, было делом нелегким. Для проветривания здания настежь отворялись тяжелые чугунные литые двери. Образовывались такие завихрения и сквозняки, что собор становился похож на палубу быстро несущегося корабля. Оказалось, что ящики, поставленные в целях экономии места один на другой в несколько этажей, стали мешать правильной циркуляции воздуха, а это могло повредить соборной живописи, выполненной известными художниками. Пришлось растаскивать ящики и устанавливать их не только в один или два ряда, а еще и так, чтобы были «продухи» между ними.
Не покидали сотрудников и мечты о работе научной. Именно в дни блокады в подвалах Исаакия разработаны были гатчинцами, пушкинцами, сотрудниками Петродворца подробные планы-тезисы для будущих монографий об этих пригородах. Изрядно отвлекали от научной работы и «текущие события». То приходилось мыть цветные лампадки, найденные в алтаре, и заполнять их полученными из зоосада тюленьим жиром, когда в городе прекратилась подача электроэнергии. То нужно было подметать обширную площадь мраморных плит собора после очередной бомбежки, когда от сотрясения осыпалась лепка и шелушившаяся роспись сводов.
Но больше всего сил было потрачено на откачку воды из подвалов после апрельской водопроводной аварии в 1942 году. Вода заполнила почти все отсеки подвала. Нужно было вытаскивать ящики с музейными экспонатами, хранившиеся внизу, и просушивать намокшие вещи.
В соборе были введены круглосуточные хранительские дежурства научных сотрудников. В обязанности хранителя входили обходы и сверка наличия музейного груза, контроль сохранности пломб и регистрация в «Книге дежурств» условий хранения (температурных колебаний, влажности, аварийных случаев). Из записей Серафимы Николаевны Балаевой в такой книге мы узнаём, что в декабре 1942 года температура в соборе упала до -20 С, а влажность в марте следующего года составила 89%. Такой режим являлся просто немыслимым для сохранности музейных фондов.
В этих условиях благополучнее всего чувствовали себя мрамор, произведения из камня, стекла и фарфора. Их достаточно было вынуть из быстро сыревшего сена и установить так, чтобы уберечь от ударов и толчков. Труднее было с произведениями из металла и золочёной бронзы – им угрожала коррозия.
Настал январь 1944 года. Работа в соборе продолжалась, но дыхание победы уже веяло над городом. Советские войска перешли в наступление, и каждый день приносил радостные вести. 19 января был освобождён Петергоф, в последующие дни – Пушкин, Павловск и Гатчина. А 27 января гремел над Невой первый салют победы – блокада была снята. Этот день стал великим праздником для Ленинграда. А для хранителей в Исаакии он означал начало новой работы, к которой они готовились все долгие месяцы блокады, – работы по восстановлению музеев.
Расставаясь в конце войны с Исаакием, сотрудники пригородных музеев возвращались в свои дворцы и парки. Так закончилась блокадная история Исаакия, один раз в течение всей своей долгой жизни послужившего домом и убежищем произведениям искусства и людям.
Источники: Е.Колесников. Дом для музеев. Исаакиевский собор стал убежищем для искусства. https://spb.aif.ru/leningrad/1122762.
Подвиг века : Художники, скульпторы, архитекторы, искусствоведы в годы Великой Отечественной войны и блокады Ленинграда Воспоминания. Дневники. Письма. Очерки. Лит. записи. — Л. : Лениздат, 1969. — 391 с. : ил.