Из дневника цензора Александра Никитенко (того самого, что в 1842 г. допустил к печати «Мертвые души» Николая Гоголя): «Филарет жаловался Бенкендорфу на один стих Пушкина в «Онегине», там, где он, описывая Москву, говорит: «и стая галок на крестах». Здесь Филарет нашел оскорбление святыни. Цензор, которого призывали к ответу по этому поводу, сказал, что «галки, сколько ему известно, действительно садятся на крестах московских церквей, но что, по его мнению, виноват здесь более всего московский полицеймейстер, допускающий это, а не поэт и цензор». Бенкендорф отвечал учтиво Филарету, что это дело не стоит того, чтобы в него вмешивалась такая почтенная духовная особа».
Александр Васильевич Никитенко, проделавший путь от крепостного до дворянина, тайного советника и академика, был едва ли не единственным в цензурном комитете носителем либерально-просветительских взглядов. Дважды даже отсидел на гауптвахте за недостаточную строгость, проявленную в работе.
К слову, Никитенко в студенчестве был знаком с Анной Петровной Керн, в своем дневнике он описывал чувство влюбленности, их встречи и разговоры. Но роман длился недолго, ибо красавица предпочла общение с уже известным тогда поэтом Пушкиным. Однако это обстоятельство не помешало Никитенко оставаться поклонником творчества поэта.
Никитенко оставил немало прелюбопытных дневниковых записей:
— Недостаток государственных людей в России таков, что о последнем, сошедшем с своего поприща, министре всегда сожалеют при новом, который оказывается обыкновенно хуже своего предшественника, как тот ни был худ.
— Как мы бедны государственными людьми! Какой-нибудь невежда может пустить в ход совсем нелепое понятие и колебать им целый ряд учреждений, прикрываясь мнимой преданностью и усердием.
— В литературе у нас привыкают всякую умную статью или суждение называть бесцветными, если в них нет резкого тона и выражений радикального свойства. Так приучают общество к спирту и мешают ему находить вкус в том, что не опьяняет сразу.
— Действия российской цензуры превосходят всякое вероятие… Цензор Ахматов остановил печатание одной арифметики, потому что между цифрами какой-то задачи помещен ряд точек. Он подозревает здесь какой-то умысел составителя арифметики.
— Горе людям, которые осуждены жить в такую эпоху, когда всякое развитие душевных сил считается нарушением общественного порядка.
— Важное замечание: нынешний головной убор молодых девушек куда как не изящен. Вместо грациозно упадающих на грудь или со вкусом расположенных локонов у них на висках торчат пучки волос — чужих. Коса свита на голове так, что делает ее остроконечною. Лицо выглядывает из этой массы безобразно расположенных волос точно лицо пуделя.
— Наше поколение хочет отличаться бородами. Оно носит на себе эти признаки мужей, за неимением мужественности в душах своих.
The message is written in Russian and is about Alexander Nikitenko, a former censor who was known for his liberal and enlightened views. Nikitenko was a complex figure who rose from being a serf to a noble, secret counselor, and academician. Despite being a censor, he was known for his liberal views and even spent time in prison for being too lenient in his work. The message also mentions Nikitenko’s personal life, including his brief romantic involvement with Anna Petrovna Kern and his admiration for the poet Pushkin.
In addition, the message includes several interesting journal entries from Nikitenko that touch on various topics, such as the lack of competent government officials in Russia, the arbitrary actions of the Russian censorship, societal norms and fashion, and the desire for men to distinguish themselves through beards. These journal entries provide insight into Nikitenko’s personality and worldview, and offer a glimpse into the issues that preoccupied Russian intellectuals of the time.